Следы неизвестного

Дверь открыла полная растрепанная женщина — Нина с трудом узнала в ней свою бывшую пациентку. На ней был старенький сатиновый халат. Двух верхних пуговиц не было, у горла ворот грубо стянут английской булавкой.

— Входите, — неприязненно проговорила женщина. Она, казалось, нисколько не удивилась поздней гостье. Нина села на облезлую табуретку возле стола, заставленного грязной посудой. За этим столом недавно ужинали. Почти полная тарелка с кашей, отставленная на середину стола, недопитый чай в другой чашке, недоеденная конфета, видимо, силой отобранная у малыша…

Лосихина перехватила взгляд Нины и резко сказала:

— Совсем от рук отбились, никакого сладу с ними нет. То, бывало, отец хоть прикрикнет, а теперь и этого страху не осталось…

В углу заскрипела кроватка, и сквозь деревянные прутья просунулась маленькая розовая пятка.

— И этот, меньшой, туда же, заодно со старшим. Как пристанут вечером: «Мамка, скоро отец из командировки вернется?»

Она не то чтобы жаловалась, эта полная, одутловатая женщина. Она говорила вроде бы даже свысока, пренебрежительно, но голос у нее был совсем мертвый. И тут Нина вдруг ясно представила себе, как сели мальчишки за стол, как мать положила каждому каши и как самый маленький, глядя на стул, где раньше всегда сидел отец, спросил:

— А папа опять не придет?

И тут все пошло кувырком. Раздраженная женщина, жалеющая себя и их, своих несчастных мальчишек, сама себя подогревая, начала придираться: тот не так ложку держит, тот пьет громко, со свистом — «поросенок, право слово, поросенок» — и мирно начавшийся ужин закончился ревом и шлепками.

Нине вдруг, совсем как тогда, захотелось приласкать и отвлечь от тяжелых дум несчастную женщину, которая никак не может смотреть равнодушно на то место, где сидел раньше отец ее детей.

— Расскажите мне еще раз, как все произошло.

Лосихина с начала и до конца повторила свою историю.. Точно все совпадало, даже в деталях.

«Даже если она и придумала что-нибудь, — мелькнуло у Нины в мыслях, — то уже и сама поверила в свой рассказ…».

— Значит, уточним, — повторила она. — Пятого мая вы шли с работы, а он попался вам навстречу.

— Пьяный, — вставила женщина, — трезвым бы он такого не позволил.

— Значит, пьяный, — как эхо, повторила Нина. — И тут же начал ругаться и обвинять вас в том, что плохо смотрите за детьми. Потом ударил кулаком по голове…

Женщина снова показала то место, куда он ударил ее, — чуть повыше уха, самый висок, прикрытый жидкими волосами. Да, место уязвимое, такой удар мог и роковым оказаться.

Нина снова поймала себя на том, что изо всех сил вместе с Лосихиной ищет доказательств, противоречащих ее заключению. Очень уж тяжело было видеть измученную горем женщину, которая и сейчас — Нина нисколько в этом не сомневалась — любит своего мужа. И если бы только он захотел вернуться, в доме вновь установился бы мир и покой. И сама Лосихина похорошела бы, и на халате вместо криво приколотой булавки вновь появились бы все пуговицы, а может, и сам этот халат, затрепанный и застиранный, Лосихина пустила бы на тряпки.

— Где он сейчас?

— А где же ему быть, в новом своем доме.

Адрес Лосихина точно не знала. Установить его оказалось не так трудно, начальник отдела кадров рыбокомбината быстро нашел «Личное дело» и даже раздобыл характеристику на слесаря Лосихина, которую тому давали, присваивая звание ударника коммунистического труда.

— А выпивает он часто?

— Кто? Лосихин-то? Не слышал я про такое. Да вы с начальником цеха поговорите.

Нина прошла в цех. С начальником разговора не получилось. Он торопился на совещание, на ходу давая указания, перенаправил Нину к мастеру. Видно, приняв ее за корреспондента, он на прощание крикнул:

— Если Лосихиным интересуетесь, рекомендую — парень стоящий.

— То есть как? — удивилась Нина. Но начальник уже умчался, и эстафету разговора принял мастер, молодой медлительный парень в тяжелых роговых очках. Он начал нудно пересказывать содержание записей в «Личном деле» Лосихина.

Терпеливо выслушав его, Нина спросила:

— Ну, а в личной жизни у него как?

Мастер этому вопросу нисколько не удивился. Помолчал: Потом признался.

— Толком не знаю. Полгода назад на партийном собрании разбирали заявление его жены. Да не одно — несколько. Пишет о его аморальном поведении. Однако мы ничего такого не замечали…

Будто извиняясь, добавил:

— Чужая душа — потемки. Но те, кто с ним давно работает, уверены: ложь все это…

— А с семьей-то он не живет, — возразила Нина.

— Вот потому и разбирали его дело на партийном собрании, — ровно и все так же растягивая слова, сказал мастер. — Убеждали его, уговаривали, а он молчит. Только одно ладит: «Детей я не брошу, но с ней больше жить не могу…» Ну, а приказать никто ему не может, — опять будто извиняясь, закончил мастер. И напоследок признался: — Я бы с такой, наверно, и дня не прожил. Почитали бы вы ее заявления, какой она грязью его с головы до ног обливает — это любимого-то человека…

Сказал так и сбился под насмешливым взглядом Нины. Буркнул напоследок:

— Да вы с ним сами поговорите, он сейчас на смене.

Здесь же, в цехе, Нина увидела Лосихина. Высокий черноволосый мужчина в комбинезоне возился у транспортера.

— Здравствуйте, — ответил он на приветствие. Неторопливо вытер руки ветошью, спросил: — Полина жаловалась?

Нина не сразу сообразила, что Полина — это и есть Лосихина. А он истолковал ее молчание по-своему и, глядя в сторону, сказал:

— Виновен я перед ней, крепко виноват…

— Значит, все, что она рассказывает, — правда?

— А чего ж ей врать? — спокойно и как-то горько спросил он.

Должно быть, в этот момент Нина и ощутила несостоятельность доводов Лосихиной. Откуда-то пришла уверенность: не мог этот человек ударить и тем более избить. Совсем другую свою вину перед бывшей женой имеет он сейчас в виду. Поэтому она заранее знала ответ, когда в упор спросила:

— Так зачем же все-таки вы ударили ее?

Всего, чего угодно, ожидала Нина, но только не смеха.

— Помилуй бог, девушка! Чтобы я женщину пальцем тронул?

…Нина ехала в троллейбусе к себе, на Больничный, и сопоставляла факты. Лосихина утверждает: бил и опасно бил. Нина уверилась в обратном. Но как убедиться в обратном? Надо выяснить, чем занимался бывший муж пострадавшей пятого мая в течение всего дня — по часам, по минутам. Как это она сразу не догадалась, пока была на рыбокомбинате…

Зайдя в кабинет, Нина тут же позвонила:

— Скажите, пятого мая Лосихин в какую смену работал?

— Это сразу не скажешь, — осторожно ответили ей. — Надо документы поднять…

А когда «подняли» документы, оказалось: слесарь Лосихин с третьего по десятое мая находился в командировке в Калининграде.

Ну, вот и все. Можно писать объяснительную, можно в два счета доказать лживость гражданки Лосихиной и даже добиться, чтобы ее привлекли к ответственности за клевету. Все можно, если бы только не вспомнилось несчастное лицо сорокалетней женщины, и горькие складки у губ, и нервные движения рук, и вся она, такая неприкаянная и горемычная… Да, но эта горемычная чуть не посадила человека на несколько лет в тюрьму.

Нина попыталась трезво порассуждать. И сразу поняла: не сумеет она рассудить как надо, пока снова не встретится с Лосихиной.

Во второй раз дорога показалась куда короче. А в остальном все было так же: неприбранная комната, неприбранная женщина, бесцельно передвигающая стулья от окна к столу и наоборот. И одновременно повторяющая по просьбе Нины свой рассказ.

— Ну, тут он меня и ударил, — закончила она.

— Вспомните, может быть, вы днем ошиблись? — допытывалась Нина.

— Ну что вы, пятое мая у меня приметный день был. Ведь шестого я уже на работу не вышла — лежала с сотрясением…

Лосихина долго вдевала нитку в игольное ушко, потом со вздохом придвинула к себе коричневый чулок с круглой дыркой на коленке.