Без названия

- Здравствуйте, Джейн! - сказал я.

- Мне нужно вас увидеть. Непременно.

"Нет, - подумал я, - нам встречаться больше незачем. Джонни нет, и родственные чувства взяли верх: вас больше всего беспокоит, как бы имя вашего отца не всплыло на поверхность в связи с этой историей, и вы готовы предать память любимого... Нет, нет, нам разговаривать больше не о чем!"

- Я позвоню вам, Джейн, как только освобожусь, - сказал я в трубку, а про себя подумал: "Через час-другой ты прочтешь сообщение Франс Пресс и поймешь, что все это не нужно, и у тебя само собой отпадет желание видеть меня".

- Здесь мой отец, и я боюсь, что меня увезут в Штаты. А мне нужно видеть вас, Олех Романько! Очень важно! - чуть не плача выкрикнула Джейн.

Но я снова повторил:

- Я позвоню вам... До свидания!

Время отсчитывало часы и минуты, отпущенные мне на поиски дневника Крзнстона. Иногда накатывалась волна свинцовой безнадежности. Неужто я просчитался, неужто все впустую, и Маккинли уже злорадно посмеивается надо мной?

После того, как некоторые монреальские газеты опубликовали сообщение Франс Пресс (к моему глубочайшему разочарованию, информация не попала на первые страницы, а затерялась на последних колонках - среди сообщений о распродаже, приезде бывших битлов, августовских гороскопов и прочей дребедени, на которую, как правило, мало кто обращает внимание), минуло двое суток, а воз и ныне там.

Серж уехал в Бромонт, на состязания яхтсменов, сержант Лавуазье точно сквозь землю провалился.

У себя в боксе я дважды обнаруживал записочки, в которых меня просили позвонить в отель "Шератон". Но я так и не набрал номер Джейн.

Был четвертый час дня, на улице хлестал дождь. Я вошел в лифт и нажал кнопку сорокового этажа. В пресс-ресторане, вопреки ожиданиям, было многолюдно, шумно, и я с трудом разыскал свободное местечко у окна с видом на олимпийскую деревню. Спросил разрешения у подвижного толстяка со светлыми волосами, спадавшими ему на плечи, он оторвался от жареной курицы "по-монреальски" и свирепо кивнул головой. Я задумался и потому страшно удивился, обнаружив, что какой-то незнакомый верзила держит в руках мою "ладанку" и внимательно разглядывает ее.

- О, тысяча извинений, сэр, - произнес незнакомец, нехотя отпуская "ладанку". - Вы показались мне похожим на мистера Мориса Эшбаха, у меня к нему поручение. Да вижу - ошибся...

Он меньше всего напоминал порученца: крупное скуластое лицо с искривленным, как у боксера или борца, носом, железная рука, поросшая черными волосами, прямой, словно бы запоминающий взгляд.

- Надеюсь, вы убедились в ошибке? - спросил я, увидев, что скуластый медлит.

- О да, мистер Романько! Невероятно трудно выговаривать славянские фамилии! До свидания!

- Прощайте, - бросил я и отвернулся.

Когда незнакомец удалился и затерялся среди столиков и снующих официантов, мой сосед по столу отложил в сторону курицу, вытер пальцы, с силой скомкал белоснежную накрахмаленную салфетку и обронил не то утвердительно, не то с вопросом:

- Так это вы, значит, решили слегка стереть пудру с благообразной физиономии Маккинли?

- Что вы имеете в виду? - спросил я настороженно, ибо вопрос озадачил меня: в сообщении Франс Пресс имя тренера Крэнстона не упоминалось и даже тень подозрения не падала на него.

- Я хорошо знаю Дона, чтоб ему ни дна ни покрышки! Он готов на любую подлость, только б ему было хорошо. Когда случилась эта история с Мондейлом, я спросил: "Слушай, Дон, мы с тобой старые приятели, и я обещаю не проболтаться, зачем ты это сотворил? Мальчишка и без твоих вонючих допингов выиграл бы!" Как вы думаете, что ответил этот фарисей? "Бесспорно, Эрл! Но у меня есть такие, кто нуждается в допингах, и Мондейлу выпало проверить безопасность нового средства. "Пари: в следующем году парень станет рекордсменом мира без всякой химии!" - "Ну и гад же ты, Дон", - отвесил я ему на прощание.

- Не слишком вежливо...

- Мне с ним миндальничать! Да катись он... Я сам был спортсменом, участвовал в Играх в Токио, и меня просто воротит от подобных подлостей, которые превращают спорт в дешевый фарс.

- Тогда мы с вами коллеги. С удовольствием пожму вашу руку. - Я поднялся. - Олег Романько.

- Эрл Бэлл, из ЮПИ.

- Что вы думаете, мистер Бэлл, об истории с Крэнстоном?

- Ничего! Я привык верить только фактам. Их у вас пока, как я догадался, нет. Но от души желаю успеха!

- И на том спасибо, - поблагодарил я кудрявого толстяка.

Вскоре Эрл Бэлл распрощался.

Наскоро пообедав дежурным гороховым супом и стейком, я отправился вниз, в пресс-центр: пора было готовить очередной репортаж, который еще раньше задумал начать коротким интервью с Борзовым.

В душе я был огорчен проигрышем Валерия, но это не поколебало мою веру в него, ибо я знал: то, что сделал Валерий, - настоящий подвиг, потому что за два месяца до олимпиады ни один врач, осматривавший разорванные мышцы на ноге, не взялся бы предположить, что он выступит в Монреале.

В пишущую машинку, за которой я обычно работал, был вставлен чистый лист бумаги и отстукан текст: "Мистер Романько, мистер Лавуазье ждет вас в баре. Спасибо!"

Сержанта Лавуазье я не узнал.

В светло-сером костюме и светлом галстуке в зеленый горошек, прикрыв глаза темными очками, сержант даже и отдаленно не напоминал того человека, который впервые появился у меня в номере. Он сидел спиной к бару и, казалось, был всецело увлечен тем, что происходило на четырех цветных экранах замкнутой олимпийской телесети.

Бегло оглядев присутствующих, я разочарованно повернулся, собираясь уйти, когда меня негромко окликнули:

- Мистер Романько...

Я присел за столик рядом с сержантом и мысленно отдал должное его умению перевоплощаться.

- Хелло, сержант, - сказал я вполголоса, тоже уставившись в экраны. Вы меня искали?

- Мы побеседуем в другом месте, здесь слишком много ушей. Спускайтесь вниз. Поверните направо, якобы на Сант-Катрин. Но на улицу не выходите, а через зимний сад - на запад, минуете зал игровых автоматов - там есть выход прямо на бульвар Дорчестер. Садитесь в синий "форд" номер 40-716, скороговоркой выстрелил сержант с каменным лицом и едва шевеля губами.