Сейф дьявола

— Все правильно. Но кому могла прийти в голову мысль устанавливать минное поле в таком месте, как Барсучья нора? — поинтересовался Арношт Вондржих.

Его вопрос остался без ответа. Черник и капитан Вавра молча переглянулись, как бы советуясь друг с другом, стоит ли говорить о том, о чем они подумали. Наконец Петр Черник не выдержал:

— Весьма вероятно, что там, на горе, заминирован немецкий тайник.

Эти слова подействовали на майора Ворличека как удар молнии.

— Вы думаете? А впрочем, почему бы нет? Там действительно может быть фашистский тайник. Я читал что-то подобное в вашем журнале. Как, вы сказали, ваша фамилия?

— Черник.

— Ну конечно, Петр Черник! Это ведь вы писали о неразгаданных тайнах Шумавы? Наконец-то я вспомнил, откуда мне известна ваша фамилия! Вам здорово повезло: опять интересный факт по вашей любимой теме.

— Журналисту, товарищ майор, как любому человеку, надо, чтобы хоть иногда везло. Ну, например, в том, что он встретил знакомого офицера, который предоставил ему возможность услышать кое-что интересное…

— … что пока нельзя публиковать, — закончил его мысль капитан Вавра.

— Пока… Пройдет время, и, конечно, кое-что из того, что я сегодня услышал, будет опубликовано. Что, если там, в этой самой Барсучьей норе, действительно фашистский тайник, полный секретных документов третьего рейха? В таком случае общественность все равно об этом узнает, ну а я буду самым осведомленным журналистом, ведь я с самого начала приму участие в поисках. Представляете, какой отличный материал я смогу написать!

— Ну вот, наш ретивый репортер, оказывается, умеет заглядывать в будущее, — иронически заметил капитан Вавра.

Черник только улыбнулся в ответ. Он был доволен собой: реплика контрразведчика свидетельствовала о том, что на место происшествия он все же поедет.

В то время как в кабинете майора Ворличека обсуждался вопрос о фашистских тайниках, поручик Рихтермоц построил саперный взвод и рассказал подчиненным о том, что произошло с лесорубом, и о том, что получен приказ провести тщательную инженерную разведку всего района, так как не исключено, что здесь могут быть еще мины или какие-нибудь другие взрывные устройства.

Свою краткую информацию поручик закончил вопросом:

— Кто хочет добровольно отправиться на разминирование?

Спросил он об этом намеренно, хотя, выходя от майора Ворличека, уже решил, кого возьмет с собой на это сложное и опасное задание.

Без долгих колебаний все, за исключением Валенты и Дворжака, подняли руки. Увидев, что оказались в меньшинстве, и эти двое присоединились к остальным. Все это отлично видел командир, но ничего не сказал. Он вызвал тех, с кем решил отправиться в Барсучью нору:

— Десатник Хорват, рядовые Чалоун, Бергер, Захарда, Бачик, Юнек, Барта и Дворжак! — После каждой называемой поручиком фамилии из строя слышалось радостное «Я!». Только когда Рихтермоц назвал последнюю фамилию, ответа не последовало.

— Рядовой Дворжак! — пришлось повторить командиру.

— Я, — прозвучало еле слышно.

— Что с вами? Отвечаете каким-то загробным голосом. Вы не заболели?

— Нет, со мной все в порядке.

— Мне кажется, рядовой Дворжак, вам не очень хочется идти на это задание. А может, вы все-таки плохо себя чувствуете? Тогда я назначу вместо вас другого.

— Нет-нет, я пойду.

— У Брони от такой неожиданной чести разболелся живот, — произнес кто-то из последней шеренги.

Взвод грохнул со смеху.

— Прекратить смех! — остановил солдат поручик Рихтермоц, хотя отлично понимал, что это Дворжаку не повредит. Кроме того, он почувствовал, что солдаты таким образом сводят с Дворжаком какие-то старые счеты. — Действительно, Дворжак, если вы чувствуете себя недостаточно хорошо, вместо вас пойдет кто-нибудь другой.

— Нет, пойду я, — настаивал солдат.

— Отлично! Десатник Хорват и рядовой Чалоун, возьмите из командирской машины миноискатели, а все остальные — щупы. За меня остается свободник Гудец. Задача у взвода прежняя — постановка противотанкового минного поля.

Через несколько минут поручик Рихтермоц вместе с отобранными солдатами уже спешил к зданию штаба, откуда был назначен выезд.

А на командном пункте майора Ворличека все еще обсуждалась любимая тема Черника. Справедливости ради следует отметить, что в основном говорил Петр. Он поведал о драматических событиях вокруг заброшенных соляных шахт близ озера Альтаусзее в Альпах, где в конце войны были спрятаны произведения искусства, награбленные фашистами в оккупированных странах Европы. Эти трофеи должны были стать экспонатами гитлеровского музея мирового искусства в Линце или подлежали уничтожению.

— В последние дни войны, — рассказывал Черник, — возникли серьезные разногласия между гаулейтером Линца Айгрубером и группой реставраторов, на попечении которых находились произведения искусства. Айгрубер издал приказ, согласно которому все шедевры искусства, собранные в соляных штольнях, подлежали уничтожению. Этот приказ полностью соответствовал распоряжению Гитлера, заявившего, что ни одно из произведений искусства не должно попасть в руки противника. Саперы войск СС заложили в штольнях восемь мощных авиационных бомб, причем соединили их так, чтобы можно было взорвать одновременно. Старший группы реставраторов Зиберт с коллегами пытались убедить гаулейтера отменить приказ, но тот остался непреклонен. Тогда они обратились за помощью к Кальтенбруннеру, который в то время находился в «Альпийской крепости». Кальтенбруннер позвонил Айгруберу из Бад-Аусзее, но тот заявил, что застрелит любого, кто попытается помешать выполнить его приказ, пусть даже это будет сам шеф главного имперского управления безопасности.

И чтобы никто не думал, что он бросает слова на ветер, гаулейтер послал в район штолен специальную команду, взявшую на себя охрану района и получившую приказ взорвать штольни по личному распоряжению Айгрубера. К счастью, Зиберту удалось убедить фельдфебеля Филипа, командира специальной команды, что только сумасшедший может позволить уничтожить выдающиеся творения мастеров культуры. Фельдфебель Филип не был сумасшедшим и не хотел, чтобы в будущем потомки считали его таковым, поэтому он разрешил Зиберту перерезать провода, соединяющие взрывную машину с авиационными бомбами. Чтобы застраховать себя от гнева гаулейтера, Филип вместе с одним инженером-сапером заложил взрывчатку у входов в некоторые штольни. И когда был получен приказ подорвать бомбы, фельдфебель выполнил его, но произведения искусства от взрыва не пострадали. Были завалены лишь входы в штольни. Обо всем этом Петр Черник рассказывал уж много раз, но, кажется, не было еще у него более внимательных слушателей, чем собравшиеся в кабинете майора Ворличека.

Сам майор не удержался от похвалы:

— Интереснейший материал! Его нужно обязательно опубликовать, товарищ Черник.

— По этой теме, товарищ майор, написано достаточно, и не только мной…

Многое мог бы рассказать своим новым знакомым Черник, но его прервал возглас ротмистра, стоявшего у окна:

— Товарищ майор, саперы прибыли!

— Вот и отлично. По машинам!

Около тринадцати часов два газика выехали по направлению к Барсучьей норе. В первой машине кроме майора Ворличека, капитана Вавры, Герберта Пешла и поручика Рихтермоца сидели Петр Черник и фоторепортер Вондрачек.

Редакционный шофер Власта Бржезина остался коротать время близ бывших штабных домиков в компании с пожилым ротмистром.

8

После утреннего обхода до обеда время в госпитале тянется очень медленно. Больные из отделения грудной и брюшной хирургии в подавляющем большинстве находятся в палатах. Исключение составляют те, кому назначены различные процедуры, или нарушители дисциплины, которые группируются в курилках. Из палаты номер шесть никто курить не пошел, хотя свободник Броусек, после того как неделю назад ему вырезали грыжу, проводил время обычно там. Однако сейчас он изменил своей привычке и остался в палате, чтобы послушать майора Кршеглика, который рассказывал военному журналисту Данде о молодом парне, лежавшем до понедельника на его месте. Майора внимательно слушал и четвертый больной — капитан Штястный, которого на операционный стол уложила коварная язва желудка.