Воскрешение из мертвых (илл. Л. Гольдберга) 1974г.

Вадим молчит.

— Чего молчишь? Не думал еще об этом? Июль — самый разгар лета. Надо бы подумать о загородных прогулках. Как она насчет этого?

Вадим смущенно ерзает в своем кресле.

— Ты что-то уж очень мнешься. Говори, в чем дело?

— Уезжает она на июль. Берет отпуск и уезжает…

— Как уезжает? Куда?

— В Гагру.

— Одна?

— Нет, с дядей.

— С профессором Кречетовым?

— Ага…

— Извини ты меня, Вадим, не хотел я тебя обижать, но,^ей-богу, ты кретин! Что Же ты сразу мне об этом не сказал? Лучшей ситуации и не придумаешь. Надо, значит, и нам подаваться на юг.

— И мне тоже?

— А что же, я, что ли, за Варей буду там волочиться?

— Так я же на работе… Меня не отпустят. И года еще нет, как я на этом заводе…

— Летун чертов! Не сидится тебе на одном месте. Но что бы там ни было, а в июле ты должен поехать в Гагру поправить свое пвшатнувшееся здоровье.

— Какое здоровье? По твоему же совету я в секцию бокса записался и уже прошел медосмотр.

— Сошлись на нервное потрясение, на болезнь престарелой тети, живущей в глухой деревне. Придумай еще что-нибудь, но чтобы в июле был у тебя отпуск. Хватит мне с тобой нянчиться — пошевели самостоятельно мозгами хоть раз в жизни.

Вадим вздыхает, долго чешет затылок, потом спрашивает:

— Ас Варей как быть? Как ей сказать, что тоже хочу в Гагру?

— Незачем ей этого говорить. Предстанешь перед ней там, в Гагре. Скажешь, что не мог без нее оставаться в Москве. И еще какие-нибудь трогательные слова. Но с завода не смей уходить, а добейся отпуска. Сейчас нам очень важна твоя рабочая репутация.

— Ладно уж, придумаю что-нибудь.

— А теперь давай выпьем по рюмочке за успех предстоящей операции под поэтическим названием.«Гагра».

19

Время шло, а встретиться с Леонидом Александровичем Кречетовым Алексею Русину все еще не удавалось. Профессор в принципе дал Василию Васильевичу согласие на такую встречу, попросил даже почитать что-нибудь из произведений его сына, но свободного времени у него пока так и не оказалось.

А сегодня утром разговор о Кречетове неожиданно заводит сам Василий Васильевич.

— Забыл тебе сказать,- говорит он, заходя к Алексею,- Леонид Александрович собирается в июле в ваш Дом творчества в Гагре. В Академии наук существует, оказывается, специальная договоренность с Литературным фондом Союза писателей об обмене путевками.

— Значит, мне так и не удастся повидаться с ним до отъезда? — упавшим голосом спрашивает Алексей.

— А почему бы тебе самому не поехать в Гагру? Ты ведь был там как-то, и тебе она понравилась. Там бы вы с Леонидом Александровичем вволю наговорились. Между прочим, он берет с собой и Варю. Купил ей курсовку.

Алексей до того взволнован этой новостью, что не сразу отвечает на вопрос отца. Василию Васильевичу приходится повторить его:

— Ну, так как же, Алеша?

— Я бы поехал, пожалуй, только вряд ли достанешь сейчас путевку…

— А ты попытайся все-таки.

— Попытаюсь… С профессором Кречетовым мне действительно о многом нужно поговорить.

20

Поезд отходит из Москвы поздно вечером. Кречетовы, запоздавшие по какой-то причине, садятся в вагон уже почти перед самым отходом, и Василий Васильевич едва успевает познакомить их со своим сыном. Леонид Александрович кажется Алексею очень усталым и каким-то хмурым. На Варю он вообще старается не смотреть. Кречетов из вежливости задает ему несколько ничего не значащих вопросов, а как только проводник приносит постели, сразу же предлагает:

— А что, если мы, с вашего позволения, ляжем спать?

— Да, да, конечно,- торопливо отзывается Алексей и выходит из купе, прикрыв за собой дверь.

В коридоре вагона никого нет, только какой-то мужчина слишком уж поспешно, как кажется Алексею, отходит от окна перед их купе.

Подождав минут десять, Русин решается наконец приоткрыть дверь.

Ну да, Леонид Александрович и Варя уже улеглись. А четвертого пассажира все еще нет. Алексей засыпает, так и не дождавшись его.

…Просыпается Русин около восьми. На пустовавшей второй верхней полке он видит теперь чью-то спину. Внизу спит Варя.

Алексей торопливо одевается, намереваясь встать первым. Но когда спускается со своей полки, обнаруживает, что Леонида Александровича в купе уже нет. Стараясь не шуметь, Русин осторожно открывает дверь и выходит в коридор.

— А, вы тоже проснулись, молодой человек! — слышит он веселый голос профессора.- Похвально, весьма похвально!

Леонида Александровича не узнать — будто совсем другой человек. У него теперь очень доброе, пожалуй, даже веселое лицо. Большой лоб с тремя глубокими морщинами, темные, с сильной проседью волосы, крутой подбородок. Рост выше среднего, и не просто широкие плечи, а плечи человека, занимающегося спортом.

Алексей и сам увлекается гимнастикой, которую считает более высокой категорией физической культуры, чем все остальные виды спорта. А спортсменов распознает он по соотношению их талии и плеч. Особенно это бесспорно, когда человек в летах и талию уже не так-то просто сохранить, не занимаясь спортом.

— Я вообще встаю рано,- отвечает Леониду Александровичу Русин.

— Это похвально,- улыбается профессор.- Утром все видишь по-иному. А за окнами-то какая прелесть! И вообще, я вам скажу,- на отличнейшей планете мы с вами живем! Я бы даже сказал — на уникальной планете. Это ведь только у вас, фантастов, чуть ли не каждый астероид обитаем, не говоря уже о планетах. А я, должен вам признаться, боюсь, что мы очень одиноки. Во всяком случае, в радиусе нескольких десятков световых лет. Уж очень это тонкая субстанция — мыслящая материя.

Русин собирается задать профессору вопрос, чтобы поддержать начатый им разговор, но в это время шумно открывается дверь их купе и в коридор выходит, к великому удивлению Алексея, его коллега по жанру Сидор Омегин.

— Так это вы наш четвертый сосед? — оборачивается к нему профессор.- Будем знакомы — Кречетов Леонид Александрович.

— Омегин Сидор Евсеевич. Я раньше всех в вагон вошел и сразу же к соседям… Там наши с Русиным коллеги. Вот и заболтался с ними до двенадцати.

— А кто там из наших? — интересуется Алексей.

— Фрегатов и Семенов.

— Ну, теперь не будет нам в Гагре спокойного житья,- полушутя, полусерьезно вздыхает Русин.- Это ведь все фантасты, Леонид Александрович.

— Вот и отлично! — восклицает Кречетов.- У меня к ним много претензий.

— Это профессор физики,- объясняет Алексей Омегину.- Ты только Фрегатову об этом не говори, не даст ведь спокойно доехать до Гагры…

— Нет, нет, Сидор Евсеевич! — протестующе трясет головой Кречетов.- Пусть заходит, охотно с ним поспорю. Это не он ли написал роман «Счастливая планета»?

— Нет, это творение Семенова.

— А вы его читали? — спрашивает Кречетов Омегина.

— Да так, полистал… Ужасная скучища! А ты разве не читал его, Алеша? — обращается Омегин к Русину. Никогда прежде Сидор не называл его по имени, но ведь от него всего можно ожидать. Он и на «ты» перешел так же бесцеремонно.- Роман этот про очень счастливую жизнь на какой-то планете. Ну что может быть скучнее?

— Да и не в счастье там дело,- морщится Кречетов.- На такой «идеальной планете» вообще ни о какой жизни не может быть речи, и уж во всяком случае о разумной.

— Дядя Леня, а мы будем сегодня завтракать? — раздается вдруг голос Вари.

Алексей и не заметил, как она приоткрыла дверь купе.

— Ну, а как же, Варюша! -ласково отзывается Леонид Александрович.- Вот и молодых людей пригласим.

— Ну, я пойду тогда умываться.

И она выходит из купе в легком светлом халатике. Омегин, смешно разинув рот, восхищенно смотрит ей вслед.

— Это что, наша спутница?

— Это племянница профессора Кречетова,- торопится уточнить Русин, опасаясь, что Омегин может позволить себе какую-нибудь вольность.