Современный польский, чешский и словацкий детектив

— Понятно. А ты спрашивал, по какому телефону он разговаривал с этим доктором?

— Спрашивал… Позвоню-ка я твоей маме, пусть она введет в твой рацион фасоль. Это полезно для мозга.

Я повесил трубку. Он был скрупулезнее, чем я. Можно было не сомневаться в данных, полученных им в ходе предварительного расследования.

Приближалось время обеда.

— Куда едем? — спросил шофер такси.

Я назвал Горносленскую улицу.

Через минуту с портфелем и пачкой каталогов в руках я ввалился в собственную квартиру.

— Ты свободен или после обеда поедешь на работу? — спросила моя дорогая мамочка, лицо которой так напоминало портрет Уистлера в Лувре.

— Свободен. Но… мне хочется немного прогуляться вдоль Вислы до виллы.

Мы разговаривали так, словно ничего не произошло.

— На письменном столе под стеклом я положила для тебя марку… — сказала мне за обедом мама.

Я не мог утерпеть и, взяв тарелку с десертом, пошел в свою комнату.

— Где ты это купила? Вот уж не ожидал от тебя, мамочка!

Она вырвалась из моих объятий.

— В больнице ты полдня бредил «Колонией Оранжевой реки». И я спросила об этой марке у одного спекулянта возле филателистического магазина. А сегодня он принес мне ее прямо домой. За каких-то пять злотых.

Я немедленно заглянул во французский каталог Ивера. Зелено-голубая «Колония Оранжевой реки» должна стоить не больше десяти-пятнадцати грошей. У меня было прекрасное настроение. Будь я на месте мамы, то заплатил бы и десять злотых. Но мамочке полагается нагоняй. Она не должна пользоваться черным рынком!

— Я ему давала два злотых. Потом два с половиной. Но он объяснил, что с колониями всегда связаны большие расходы. В государственных магазинах колониальных марок нет. Он достал марку в Северном районе Варшавы и потратился на трамвай.

— Наверняка зайцем ехал! — сказал я, сильно сомневаясь в «расходах».

— Ну… в следующий раз ищи себе сам. И не болтай в бреду: «Мама, купи мне «Колонию Оранжевой реки»!»

— Я что-нибудь еще говорил?

— Да. Бредил о «Маврикиях»… Но доктор Кригер рассказал мне: чтобы сфотографировать «Маврикиев» для публикации в каком-то американском журнале, целых два года разыскивали владельцев, так как они скрывались под псевдонимами. Их долго не могли обнаружить.

— Фьюу-у-у! — свистнул я протяжно. Мама ошеломила меня своими познаниями. — Если ты еще что-нибудь узнаешь такое же интересное, надеюсь, расскажешь мне?

Она насмешливо посмотрела на меня.

— Ты этого не знал, всезнайка?

Я прикусил язык. У себя дома не следует показывать свою неосведомленность.

«Интересно, а не станет ли моя мама филателисткой? И будут ли у меня тогда вкусные обеды, будут ли пришиты все пуговицы на рубашках, если — не дай бог! — мама всерьез начнет собирать марки?» — думал я.

Покрутившись немного по комнате, я переодел костюм и вышел на улицу.

Мой драгоценный шеф должен был знать о моем выздоровлении от НД. Но в управлении его не было, он заседал на одном из многочисленных совещаний.

Через четверть часа я был уже возле виллы. Дверь мне открыла служанка. Несмотря на ее близорукость и царящий в прихожей полумрак, представляться мне не пришлось.

— Это сотрудник милиции! — крикнула она хозяйке и направилась в глубь коридора.

— Мне хотелось бы поговорить с вами, — обратился я к вдове. — Ключ от комнаты, где было совершено преступление, у вас?

Обе женщины все еще выглядели подавленными, но уже не в такой степени, как в тот вечер, когда мы решили, не предупредив их, устроить засаду.

— Пожалуйста, — ответила вдова. — Анеля, дай ключ и присмотри за черешней в тазу.

Очевидно, они варили варенье или компот.

Открыв дверь и отодвинув портьеру, я первым вошел в комнату. Она давно не проветривалась.

— Можно открыть? — спросил я, подходя к окну. Вдова кивнула и села в кресло.

— Скажите, того человека, который влез сюда ночью, после того как вы приходили с вашим коллегой, уже поймали? Нашли у него марки? — спросила вдова.

«Она не знает, что в действительности произошло в ту ночь, — объяснил мне по телефону полчаса тому назад НД. — Когда я влез за тобой в комнату и начал сразу же названивать в управление, она, услышав мой голос, проснулась. Хотела поднять тревогу. К счастью, мне удалось успокоить их обеих. Я велел им сидеть на кухне. Поэтому они не видели, как выносили на носилках твое бренное тело…»

— Да… этого человека нашли, — информировал я ее без вся кого энтузиазма. — При нем обнаружили справку из психиатрической больницы, — говорил я, не уклоняясь от истины. — К сожалению, марок у него не нашли. Но есть надежда, что и убийца и грабитель попадут в руки правосудия.

— Ах, значит, это был не он? Значит, расследование еще не закончено и еще…

Мне было невыгодно вдаваться в подробности и я прервал ее.

— В свое время вы обо всем узнаете. А пока я вас прошу помочь нам. Пожалуйста, опишите подробно события, предшествовавшие этой трагической истории.

Вдова опять согласно кивнула. Предложив мне сесть, она начала рассказ:

— За неделю до несчастья, до того, как моему мужу сделали смертельный укол, — она посмотрела на ковер возле шкафа с альбомами, стоящими ровными рядами, — как раз за неделю до этого он пошел к врачу. Врач прописал ему строфантин. Анеля обратилась к медсестре в клинике на площади Коммуны. Первый укол сделала эта медсестра. Но видите ли, медсестры хотят заработать на чьем-то несчастье. К тому же не известно, в какое время такая «графиня» соизволит явиться. Поэтому муж решил связаться по телефону со студенческим обществом. Я уже говорила об этом, когда составляли протокол… Приезжал студент-медик, совсем юноша, среднего роста, брюнет. Мужу он очень нравился. Медсестра просила тридцать злотых за визит. Я заплатила ей двадцать два, так она еще была недовольна.

Я взглянул на шкаф.

«У нее здесь, если верить доктору Кригеру, по крайней мере десятки тысяч, а трясется над каждым грошом. Она из тех, кто тщательно собирает крошки со стола, ссыпает их в банку и прячет в кладовую, на случай если лет через десять кто-нибудь подарит ей курицу».

— В тот день, — продолжала вдова, — мы с Анелей поехали на базар, хотели купить клубнику подешевле. Здесь она стоила пять злотых килограмм, а там можно было купить по четыре шестьдесят… Когда мы вернулись, начинало темнеть. Муж был в этой комнате. Я не заходила к нему, он не любил этого. Уколы переносил тяжело и всегда отдыхал после них. И на этот раз я была уверена, что он отдыхает после укола. Когда кукушка прокуковала восемь раз…

— Почему кукушка? -прервал я ее рассказ.

— У нас на кухне шварцвальдские часы с кукушкой.

— Можно будет потом посмотреть их?

— А разве часы имеют какое-то отношение к убийству?

— Нет. Просто из любопытства. Иногда меня интересуют… часы.

— Значит, в восемь часов, как обычно, я понесла мужу рисовую кашу. Открыла дверь и удивилась, почему он не зажигает света. Решила, что он задремал в кресле…

Вдова вдруг встала и, толкаемая необъяснимой силой, начала воспроизводить передо мной сцену, происшедшую неделю назад. Она подошла к двери, отодвинула портьеру и вышла в прихожую. Через секунду я услышал стук в дверь.

— Кароль! — раздался ее тихий, несмелый голос. — Я принесла тебе кашу…

Дверь беззвучно отворилась, и одновременно отодвинулась портьера. Вдова шла, вытянув перед собой руку, словно несла тарелку. Лицо ее было неподвижно, глаза, как у слепой, ничего не выражали. Подойдя к письменному столу, она показала, что ставит тарелку на стол, и обернулась.

— О-ох! -громко вскрикнула она.

Я вскочил.

— А-а-ах, это вы! — с облегчением вздохнула вдова. — Сидите, сидите. Со мной все в порядке.

Мне стало ясно, что тогда кресло у стола, в котором она часто видела своего мужа, было пусто. Слишком точно и глубоко вошла она в свою роль.

— Тогда кресло было пустое… Я подумала, что мужа нет, и зажгла на столе лампу.