Капкан на честного лоха

шь бы погоны сохранить.

Грузовики прибыли на зону в половине пятого вечера. Соболев спустился вниз, наблюдал, как из машины выгружают тело Ткаченко, завернутое в брезент. Из кабины выпрыгнул Аксаев в промокшем, грязном бушлате. Сделав короткий доклад, капитан рысью побежал в медсанчасть.

Когда труп спустили в подвал, положили на бетонный пол холодной камеры, Соболев наклонился, откинул край брезента. Кровь, залившая всю одежду, свернулась и почернела. Бушлат на груди кума превратился в крупное сито. Но лицо почти не пострадало. Только одна картечина проделала сантиметровое отверстие на щеке чуть ниже левого глаза.

Соболев вернулся в свой кабинет, чувствуя, как головная боль обручем сдавила затылок и виски. Через полчаса явился Аксаев, рука в лангете, на перевязи.

– Этот старик натурально с ума спятил, – сказал капитан. – Мы с Ткаченко поднялись на крыльцо, где стоял этот хмырь. Вежливо попросили пропустить нас в дом, чтобы осмотреть помещение. Старик ни в какую.

– Представляю себе эту картину, – нахмурился хозяин. – А вы что?

– Мы его уговаривали, чуть не на коленях перед этой гнидой ползали: пустите, ради бога, пожалуйста, это наша работа… Унижались перед ним, как последние сволочи. А он прятал под полой полушубка ружье, ждал момента. Когда прокурор из района приехал, то сразу внес ясность.

– Ясность? – переспросил Соболев. – Какую же ясность?

Аксаев погладил ладонью руку, висящую на перевязи.

– Дед оказался рецидивистом, – сказал он. – Отъявленный, отпетый бандит. Дважды судим. За хищение государственной собственности и умышленный поджог. Таким надо без суда и следствия лоб зеленкой мазать и к стенке. А мы цацкаемся с ними, либеральничаем, чуть не с ложечки кормим. Прокуратура спит, милиция бабочек ловит. Просто слов нет. Это ведь он руку мне сломал прикладом.

– Так почему он вас в дом не пускал?

– Ну, там у них, раскольников, какое-то застолье было. Ну, обычная пьянка. Оргия, можно сказать. А мы помешали им, кайф испортили. По их понятиям, за такое людей при исполнении уже убивать надо. Ну, потом-то мы все-таки ворвались в эту конуру, чуть не поубивали там всех. Даже покойника из гроба на пол вытряхнули.

– Какого ещё покойника? – насторожился Соболев.

Аксаев поморщился, поняв, что сморозил глупость. Не следовало поминать того жмурика.

– Ну, там покойник у них лежал на столе. Местная шпана. Самогоном опился и подох. Вот они, раскольники, по случаю его кончины новую пьянку затеяли. Для них любой повод хорош. Обмывали, так сказать…

Соболев вконец запутался, утомился тупостью и бессовестным враньем капитана. Хотелось взять в руки кувалду и сделать из Аксаева отбивную в штанах и погонах. При одном только виде капитана голова болела ещё сильнее, а затылок словно электрические разряды простреливали.

– Ладно, иди, – устало махнул рукой хозяин. – Составь письменный рапорт.

– Чем составить? – Аксаев пошевелил пальцами сломанной руки. – Я теперь долго не смогу работать в полную силу. Может, писаря нашего