Братья

Вот только его брат опять ускользнул!

Алекс стиснул зубы. Проклятие, он был так близок к успеху! По всем сведениям, Дмитрий должен был находиться в здании, когда в подвале взорвется газ. Но уж в следующий раз ему не избежать возмездия!

Алекс равнодушно подумал о телах, извлеченных из-под обломков. То, что он убил стольких люд ей, ничуть его не беспокоило. Почему, собственно, он должен казнить себя? Никто не принуждал их поступать на службу в КГБ.

Два года назад сознание того, что он послужил причиной гибели девятнадцати человек, ужаснуло бы Алекса. Но это было в другой жизни, когда Татьяна еще была жива. Он сам тогда был совсем другим человеком. "...Романтиком", - подумал Алекс с глубоким отвращением к себе тогдашнему. И все же фотографии изувеченных трупов, увиденные им в газетах, продолжали стоять у него перед глазами.

В аэропорту Далласа его встретил Гримальди. Он отвез Алекса в Лэнгли и торжественно ввел его в апартаменты на седьмом этаже, где уже собрались все руководители Управления секретных операций, явившиеся сюда, по образному выражению Гримальди, "за своей пинтой крови".

- Мы гордимся вами, - заявил Гримальди, засовывая большие пальцы рук за проймы шелкового жилета. - Это был мощнейший удар. И, что еще более важно, мы не оставили никаких следов. Никто не сможет доказать, что это не была утечка газа.

Он подал Алексу бокал с водкой, налил себе коньяку и затянулся толстой сигарой.

- Все прошло блестяще, Алекс. Тебя ждет большое будущее. Первая операция за рубежом - и европейской штаб-квартиры Тринадцатого отдела как не бывало! Чтобы оправиться от такого удара, КГБ потребуется несколько лет. Архив уничтожен, девятнадцать агентов погибло...

- Один человек уцелел, - перебил Алекс. - Тот самый, смерти которого я желал больше всего.

- Ничего, достанешь его в следующий раз, - успокоил Гримальди, выпуская к потолку колечко дыма. - Ты же только начал.

Алекс кивнул. Он действительно едва-едва начал. Больше года ушло у него на занятия в Вашингтонском учебном центре и сокращенную программу физической подготовки на "Ферме". Он был на несколько лет старше большинства курсантов, однако ни у кого из них не было столь серьезных побудительных причин отдавать учебе всего себя.

Занятия в Вашингтоне представляли собой обычную скучную рутину разведки - техника шпионажа, шифровка, передача и расшифровка сообщений, семинары по геополитическим проблемам и иностранным спецслужбам, во время которых Алекс отчаянно скучал. Зато на "ферме" он буквально наслаждался физическими нагрузками и стрелковыми упражнениями, но больше всего ему нравились занятия рукопашным боем.

Когда его подготовка была наконец закончена, Алекс поступил в секретное подразделение "Редвуд", где работал и Гримальди.

Подразделение "Редвуд" входило в состав советского отдела Управления секретных операций и занималось практическим противодействием КГБ. Алексу, правда, предлагали занять более высокую должность аналитика в Отделе оперативной разведки, однако он отверг это предложение. Он был преисполнен решимости отомстить Дмитрию, а это можно было воплотить в жизнь, будучи оперативным работником. Лицо брата по-прежнему ни на мгновение не меркло в его памяти, и по ночам он часто просыпался весь в поту, ощущая клокочущую черную ненависть.

Его назначение на должность оперативного агента в самом начале карьеры само по себе было неплохим достижением, однако Алексу не с кем было поделиться своими успехами. Клаудии его работа была не по душе; она подозревала, что Алекс продолжает свою вендетту. По обоюдному молчаливому согласию они не обсуждали его службу, и это охладило отношения между ними. Как бы там ни было, но в остальном их брак выглядел вполне благополучно. Клаудия больше не разъезжала по стране столько, сколько в начале своей работы: она договорилась, что пару лет не станет много работать, чтобы побыть с ребенком. Теперь много времени у нее отнимало рисование: Клаудия писала прозрачные легкие акварели, напоминающие Алексу работы французской художницы Марии Лауренси.

Нина, напротив, вела себя с ним открыто враждебно. Она часто говорила Алексу, что не понимает, как он посмел поднять руку против страны, в которой родился. Алекс, правда, так и не признался ей, что работает в ЦРУ, сочинив убедительную историю об исследовательском отделе Государственного департамента, однако Нина видела его насквозь. Она часто звонила Клаудии, с которой у нее наконец-то установились теплые отношения, и временами Алексу казалось, что обе женщины готовы выступить против него единым фронтом.

Несмотря на свою любовь к Клаудии, Алекс чувствовал себя очень одиноким. Естественно, он не мог оплакивать погибшую Татьяну на плече законной жены, и единственным человеком, с которым Алекс мог бы поделиться своим горем, была Нина. Но Нина постепенно отдалялась от него.

С того самого дня, как он стал работать на ЦРУ, Алекс потерял покой. Он не мог сосредоточиться на чтении, не мог даже слушать музыку, и единственными моментами, когда он отдыхал душой, были часы, проведенные в домике на Чеви Чейз с маленькой Тоней. Он строил ей смешные рожи, кормил, менял пеленки, постоянно ища в ее чистых голубых глазах выражение беззащитности, столь присущее Татьяне.

- Поздравляем и тебя, Наполеон, - сказал узкоплечий черноволосый человек, и его голос вернул Алекса к реальности.

- Спасибо, - откликнулся Гримальди. - Это еще не официально, Нед, но все равно спасибо.

- Что не официально? - поинтересовался Алекс, но Нед усмехнулся и отошел.

- Знаешь ли, - сказал ему Гримальди с тщательно разыгранным безразличием, - старина Вине Мортон уходит из советского отдела, а я должен буду занять его место. Мне кажется, что такое решение было принято отчасти из-за твоего успеха, Алекс. На этот пост был и еще один кандидат, может быть, ты знаешь его - это Ральф Раек...

Алекс кивнул.

- ...Но после Парижа было решено назначить именно меня, так что благодаря устроенной тобой утечке газа я займу кресло главы отдела. А ты... - Гримальди указал на Алекса сигарой словно королевским скипетром и сверкнул зелеными глазами. - Как только проработаешь в фирме положенный год - станешь моим заместителем. Тогда у тебя в руках окажется достаточно власти, чтобы стереть в порошок своего возлюбленного братца.