Кот, который пел для птиц

В субботу днём в музее Гудвинтера в Норт-Мидл-Хаммок толпа, состоявшая из 310 посетителей, выпила 450 чашек чая и осмотрела коллекцию из 417 предметов старины в стальном амбаре площадью 1800 квадратных футов, где 83 добровольца провели в общей сложности 2110 часов, составляя каталог экспонатов, принесённых в дар 291 жителем Мускаунти.

«Это первый и последний раз, когда коллекция демонстрируется публике, — заявил представитель музея. — Поскольку эти единицы хранения потребуются для временных выставок в фермерском доме, новая система подскажет нам, что у нас имеется в наличии и где конкретно хранится каждый предмет».

Компьютеризованный каталог был создан благодаря пожертвованиям граждан и дотации Фонда Клингеншоенов. Копии каталога можно приобрести за небольшую плату, необходимую для покрытия расходов на ксерокопирование. За такую же цену дарители предметов быта могут получить к ним доступ для фотографирования. Все дары не облагаются налогом.

По просьбе Квиллера под материалом не стояла фамилия автора. Не было подписи и под фотографиями, запечатлевшими менеджера музея, стальной амбар и посетителей у стола с угощением. Репортаж о музее сопровождался чем-то вроде стихотворения, заключённого в фигурную рамку:

НОСТАЛЬГИЯ

Хотя Квиллер старательно обходил стороной редакцию газеты в тот понедельник днём, ему сообщили, что там творилось. Телефонные линии были перегружены из-за звонков возмущённых читателей, так что телефонная компания сократила обслуживание газеты, дабы не ставить под угрозу всю телефонную сеть округа. Менеджер музея, недавно поселившийся в Пикаксе, требовал увольнения виновного, не подозревая о том, что «Всякая всячина» обязана своим существованием Фонду Клингеншоенов. Была созвана редакционная летучка, чтобы обсудить создавшееся положение, но редакторы и остальные сотрудники газеты устроили автору овацию стоя, и совещание завершилось взрывом оглушительного хохота.

Во второй половине дня Квиллер сидел в павильоне с сиамцами, обложившись журналами, как вдруг внимание его привлекла внезапная перемена в поведении кошек. Вытянув шею и навострив уши, они пристально смотрели на дорожку, ведущую к Центру искусств. Через несколько минут захрустел под чьими-то ногами гравий, и Квиллер пошёл взглянуть, кто нарушил границу его владений. И тут из-за поворота дорожки показался пухленький маленький мальчик.

Квиллер не особенно жаловал малолеток.

— Что-нибудь ищешь? — резко спросил он, уперев кулаки в бока.

— Просто слоняюсь вокруг, — дружелюбно ответил мальчуган с невинным выражением лица. Это был один из упитанных белокурых и румяных сорванцов — из таких в Мускаунти потом вырастают великаны. — Что это такое? — спросил он.

— Что именно?

— Эта штука со стеклянными экранами вокруг.

— Это павильон.

— О… Как пишется это слово? — Квиллер произнёс его по буквам, а мальчик внимательно изучил строение и объявил: — Это октагон.

— Что?!

— Ну, у него восемь сторон.

Это было так забавно, что Квиллер утратил всю свою воинственность.

— Как тебя зовут?

— Калверт.

— Калверт? Твой отец — инженер-дорожник?

— Он фермер. Мы живём на Бейс-лейн.

— Как его имя?

— Ролло Макби.

— Я его знаю, — сказал Квиллер. — Как и твоего дядю Бойда. Мы встречались в кафе. А что ты здесь делаешь?

— Меня послала мама. Я отнёс суп и рисовый пудинг миссис Коггин. Ей за девяносто. Но у неё нет сенильного слабоумия.

Тут Квиллер пришёл в такой восторг, что пригласил мальчика в павильон и познакомил с кошками.

— Я никогда таких не видел, — объявил Калверт.

— Это сиамцы.

— У вас самые большие усы, какие мне приходилось видеть. Они вам не мешают?

— Уже нет. Первые двадцать пять лет — самые трудные. Сколько тебе?

— Десять… исполнится в июле.

— У тебя хороший словарный запас для твоего возраста.

— У меня есть свой собственный словарь.

— Молодец! Ты собираешься стать этимологом, когда вырастешь?

Мальчик отрицательно покачал головой:

— Я собираюсь стать фотографом. Мне нравится делать снимки.

— Какие снимки?

— Фотографировать людей за каким-то делом. Как мой папа доит коров. А моя мама печёт хлеб. Или миссис Коггин кормит цыплят. Ну, мне пора домой — ужинать. Можно мне как-нибудь сфотографировать кошек?

— Ну что же, попробуй. — Квиллер издал смешок. Будет забавно, если сиамцы станут охотно позировать мальчугану после того, как последние несколько лет отвергали все попытки профессионального фотографа их заснять.

Полли обещала позвонить после ухода Пола Скамбла. Было уже поздно, и Квиллер забеспокоился.

— Я угостила его стаканом вина и простым ужином, — объяснила она. — Ему понравился мой дом. Мы решили, что я надену синее шёлковое платье и жемчуга и усядусь в виндзорское кресло посреди библиотеки, на фоне кожаных корешков книг семьи Дункан, а в руке у меня будет «Гамлет».

— Когда он приступит?

— Именно это нам и нужно обсудить, Квилл. Он хочет работать при дневном свете, а поскольку я всю неделю занята в библиотеке, это нужно сделать за несколько уик-эндов. Ты же знаешь, дорогой, как я люблю проводить время с тобой вместе, и чтобы ничего нас не отрывало, но… что же ещё можно сделать?

«И зачем я вообще заварил всю эту кашу?» — подумал Квиллер, но вслух сказал, притворяясь равнодушным:

— Не расстраивайся. У нас ещё будет много других уик-эндов.

Остаток вечера Квиллер посвятил чтению вслух. Он читал сиамцам — это было их любимое времяпрепровождение, особенно перед сном. Выбор книг был обязанностью Коко. Они никогда не читали ничего от корки до корки, а выбирали главу то из одной, то из другой книги. Квиллер подозревал, что для его слушателей все произведения звучат одинаково, а сам он любил перелистать книги, которые читал прежде. Это было всё равно что встретить на углу улицы старого друга.