Дьявольский коктейль (сборник)

– Если это удобно, – сказал я, – я предпочел бы зайти сегодня.

– Отлично. Договоримся на восемь. Я пришлю за вами машину.

Я положил трубку. Я жалел, что согласился, энтузиазм ван Хурена был, можно сказать, умеренным. Однако выбирать было не из чего. Я мог поужинать в отеле и стать мишенью для взглядов остальных постояльцев либо просидеть весь вечер в номере.

Автомобиль ван Хурена привез меня к большому старому дому, от которого, начиная с мраморного порога, так и несло запахом больших денег. Холл был огромным, с высокими сводами, окруженный изящной колоннадой; он напоминал итальянские дворцы.

В дверях появился ван Хурен, он двинулся мне навстречу.

– Квентин ван Хурен, – представился он, – а это моя жена Виви.

– Очень приятно, – учтиво ответил я.

Мы обменялись рукопожатием. Последовала небольшая пауза.

– Ну, что же, – ван Хурен откашлялся и пожал плечами, – прошу вас.

Я прошел в комнату, где было гораздо светлее, чем в холле, и я смог как следует разглядеть ван Хурена. Он производил впечатление солидного человека, опытного, серьезного специалиста, знающего себе цену. Я уважаю профессионалов, и потому он мне сразу понравился.

Его жена была совершенно в ином роде: элегантная, со вкусом одетая, но совершенно не интересная.

– Мистер Линкольн, – произнесла она, – мы очень рады, что вы нашли для нас время. Нерисса нам очень дорога...

У нее был холодный взгляд и хорошо поставленная дикция. В глазах ее было гораздо меньше тепла, чем в словах.

– Виски? – предложил ван Хурен.

– С удовольствием, – ответил я и получил большую ложку виски на стакан воды.

– К сожалению, я не видел ни одного вашего фильма, – сказал ван Хурен без всякого сожаления, а его жена добавила:

– Мы очень редко ходим в кино.

– И правильно делаете, – ответил я, еще не зная, как мне себя вести.

Мне проще с людьми, которые меня недооценивают, чем с поклонниками, ведь те, что недооценивают, ничего особенного от меня не ждут.

– Нерисса писала вам, что болеет? – спросил я.

Супруги не спеша усаживались в кресла. Ван Хурен занялся какой-то подушечкой, которая ему мешала. Не глядя на меня, он ответил:

– В одном из писем она писала, что у нее что-то с железами.

– Нерисса умирает, – сказал я резко. Впервые за вечер они проявили интерес. Они забыли обо мне и думали о Нериссе. На их лицах были неподдельный испуг и искренняя жалость.

– Это точно? – спросил ван Хурен.

Я кивнул.

– Я знаю это от нее самой. Она говорила, что жить ей осталось месяц, от силы два.

– Не могу поверить, – пробормотал ван Хурен. – Она всегда была такой веселой, жизнерадостной, энергичной.

– Невозможно, – прошептала его жена.

Я вспомнил Нериссу такую, какой она была во время нашей последней встречи: бледную, худую, лишенную сил.

– Ее беспокоят здешние лошади, – сказал я. – Она унаследовала их от Порции.

Но им было не до лошадей. Ван Хурен подсунул вышеупомянутую подушечку под спину и отрешенно уставился в потолок. Это был атлет лет пятидесяти, с легкой сединой на висках. У него был крупный, но не слишком, нос с горбинкой, четко очерченный рот, тщательно ухоженные ногти. Костюм сидел отлично.

Здесь появилась барышня с молодым человеком. Они были похожи друг на друга и оживленно разговаривали. Парню было лет двадцать. Он был из тех молодых людей, которые немножко бунтуют и слегка протестуют против существующего устройства мира, но не настолько, чтобы порвать с роскошной жизнью в родительском доме. Девушке было лет пятнадцать, мысль о каком-либо бунте не умещалась в ее голове.

– Ой, простите! – воскликнула она. – Мы не знали, что у нас гости!

На ней были джинсы и светло-желтая рубашка. Ее брат был одет точно так же.

– Мой сын Джонатан, – представил его ван Хурен. – А это моя дочь Салли...

Я встал и протянул девушке руку.

– Вам когда-нибудь говорили, что вы вылитый Эдвард Линкольн? – улыбнулась она.

– А как же, – ответил я. – Ведь, собственно, это я и есть.

– Вы? Ну конечно, конечно! Господи, это и правда вы! – И добавила осторожно, как будто боясь, что ее разыгрывают: – В самом деле, мистер Линкольн?

– Мистер Линкольн, – успокоил ее отец, – друг миссис Кейсвел.

– Тети Нериссы? Да, я помню! Она говорила, что хорошо вас знает. Она ужасно милая, правда?

– Правда, – согласился я и сел.

Джонатан смотрел на меня бесстрастным взглядом.

– Я не смотрю фильмы подобного рода, – заявил он.

Я улыбнулся. Я привык к заявлениям подобного рода.

Я слышу их минимум раз в неделю. И знаю, что лучший ответ на них – молчание.

– А я наоборот! – воскликнула Салли. – Я видела почти все. Скажите, в «Шпионе, который прошел страну» вы сами ездили на лошади? Так писали в афишах.

Я утвердительно кивнул.

– Вы ездили без мундштука. Разве с мундштуком было бы не лучше?

Я невольно засмеялся.

– Нет, не лучше. По сценарию у лошади были мягкие губы, но у той, которую мне дали, они были очень твердые.

– Салли прекрасно ездит верхом, – заметила ее мать, – она получила первый приз на пасхальных скачках для юниоров.

– Кубок Резедовой Скалы, – уточнила Салли.

Это название ничего мне не говорило, но присутствующие явно рассчитывали на то, что это произведет на меня впечатление. Они выжидающе молчали, пока Джонатан не произнес:

– Так называется наш золотой рудник.

– Я понятия не имел, что у вас есть золотой рудник. – Я сказал это почти тем же тоном, каким отец, а потом сын заявили, что не смотрели ни одного моего фильма. Квентин ван Хурен въехал в это сразу.

– Понимаю, – сказал он, – не хотели бы посмотреть, как такой рудник выглядит?

По изумленным глазам остальных членов семьи я понял, что предложенное было таким же невероятным, как то, что я по собственной воле, без принуждения, согласился на пресс-конференцию.

– Я был бы очень рад, – сказал я, – действительно, рад.

– В понедельник утром я лечу в Уэлком, – сказал он. – Там он находится... Я пробуду в поселке неделю, а вы вернетесь вечером.

Я повторил, что с удовольствием съезжу.

После ужина наши отношения потеплели настолько, что супруги ван Хурены и Салли решили ехать в воскресенье в Гермистон, чтобы посмотреть на лошадей Нериссы. Джонатан сослался на неотложные дела.

– Интересно, какие? – ехидно спросила Салли.

Джонатан не ответил на этот вопрос.

Глава 7

Пятница была бедна на интересные политические события, и поэтому газеты уделили происшествию с Катей чрезвычайно много места. Редко случается, чтобы в таком спектакле участвовал журналист, так что приключения репортерши оказались на первых страницах.

Одна из газет даже высказала подозрение, что вся эта история была подстроена для рекламы, и только в последний момент что-то не получилось. Однако в этой же статье подозрение и опровергалось.

Читая ее, я подумал, сколько народу поверит этой версии. В конце концов, я и сам сомневался, особенно, когда вспоминал лукавую улыбку репортерши. У меня не было уверенности, что она сама не подстроила все это. При участии Родерика, разумеется.

Вряд ли она стала бы рисковать своей жизнью. Но она могла и не понимать, насколько это опасно.

Я взялся за «Рэнд Дейли Стар», чтобы узнать, как все это выглядит в изложении Ходжа. Оказалось, он написал целый очерк. Назывался он: «Наш корреспондент Родерик Ходж рассказывает». Если не считать довольно эмоционального начала, статья была довольно сдержанная, однако и Родерик, даже резче чем остальные, подчеркнул, что если бы в последний момент Катя не взяла микрофон, жертвой стал бы я.

Наверное, он подчеркнул это, чтобы материал казался сенсационнее, а, впрочем, кто знает?

Кисло улыбаясь, я дочитал статью до конца. Катя, как сообщал ее поклонник, провела ночь в больнице, но чувствовала себя нормально.

Я отложил газеты, принял душ и побрился. Пока я занимался всем этим, я пришел к двум выводам: во-первых, что я до сих пор ничего не знаю, во-вторых, что мне трудно что-либо сообщить Нериссе, потому что вместо фактов у меня одни домыслы.