Виновата любовь

— Что-нибудь еще он вам говорил?

Фани приподняла плечи, так и застыв в этой позе. А следователь подумал, как быстро человек забывает о своей боли. Чуть только выздоровеет. Или: чуть только причина боли исчезнет.

— Он пошел пешком. Хотел поразмяться. Собирался переночевать у какого-то друга где-то поблизости. Потом посмотрел на часы и сказал, что успеет на поезд — на последний. Я слишком быстро закрыла за ним дверь. До сих пор об этом жалею. Может, я его обидела? Не знаю.

— Вы встречались после этого?

— В столовой. Один раз были в кино. Он меня проводил до общежития и сказал, что годен на все, кроме женитьбы. Для брака, говорит, необходим талант, призвание, а ему их не хватает — пока. «Извини, — говорит, — может, я тебя огорчил…» Я не стала ему говорить, что каждый таков, каков есть. Почему меня должен потрясти факт, тем более очевидный? Сказал, что уже сейчас ревнует меня к тому, кто станет моим супругом. Я ответила, что это все выдумки. А вы как считаете?

— Я не знаю этого человека, — сказал Климент. — Но знаю, что в человеческой жизни бывают разные случайности, настроения, невероятные всякие события. Может, он смог бы вас полюбить по-настоящему, на всю жизнь.

— Может быть, — сухо ответила Фани. — Но, в общем, я сама отвечаю за свою жизнь.

— Бывает просто необходимо взять себя в руки и настроиться на полезные дела…

— Если, — перебила она, — что-нибудь невероятное не собьет с толку. На всю жизнь…

Вдруг повеселев, Фани посмотрела на него и открыла свою кожаную сумку.

— Не надо, — встрепенулся Климент, — оставьте, мне было приятно посидеть с вами.

В ручной клади, которую родители привезли Теофане из Ливии, она нашла книгу в помятой мягкой обложке. В заголовке странно сочетались и вопрос, и напоминание: «Ты помнишь еще обо мне, дорогой Джерри?» Книжонка стоила столько же, сколько пакетик жевательной резинки или бутылка кока-колы. Умостившись как следует, удобно подбив подушку, усталая после хождения по пустынным воскресным улицам, Фани проглотила ее до полуночи. В книге рассказывалось, как молодая миллионерша обнаруживает, что жених влюблен в ее деньги, а она мечтает, чтобы ее любили ради нее самой. Поступив на работу под чужим именем, ездит в метро, одевается в магазинах готового платья, носит очки, как все секретарши. Очень скоро ее шеф, владелец фабрики, безумно влюбляется в свою «бедную» секретаршу. И она в него. Она исповедуется — рассказывает ему, кто она есть и с какой целью прибегла к маскараду. Фабрикант разочаровывается: ведь он тоже мечтал о бедной девушке, которая будет его любить! Они расстаются. Миллионерша с разбитым сердцем возвращается в свое роскошное жилище. Тридцать страниц терзаний…

Развязка происходит в сочельник. Идет пушистый снег. Несчастные влюбленные случайно встречаются где-то на углу улицы. Она роняет подарки, перевязанные шелковой лентой. Он медленно снимает свой новый котелок. Снег падает на его кудрявые волосы. Еще три страницы объяснений в любви. Поцелуй под заснеженным фонарем…

Фани бросила книгу. Потом, подняв ее, положила на тумбочку. Съела апельсин, а мысли все кружили вокруг фальшивой секретарши, судьба которой была чем-то похожа на ее судьбу.

Фани заботилась о своей бабушке, которая порядком надоела ее родителям, и теперь они разъезжали по Африке, зарабатывая свои деньги в джунглях. Как-то бабушка рассказала историю одной прошедшей жизни, в которой двигались, говорили и делали все остальное давно умершие люди. Фани поражало то, что мертвые походили на теперешних живых людей. И на нее в том числе… Она узнала о девушке Кларе Цек, словачке, ближайшей подруге бабушки, которая умерла от туберкулеза. «Представь себе, — говорила бабушка, — она умерла всего в три дня». Ее глаза наполнялись слезами, которые, однако, не проливались и не текли по щекам. Будто эта Клара умерла три дня назад, думала Фани. Жених бабушки погиб в ночь перед окончанием Балканской войны. Она не хотела никого другого себе в мужья, но ее вынудили, и она вышла замуж за богатого коммерсанта. В этом месте рассказа она сжимала руку своей внучки и говорила: «Брак должен быть по любви, доченька! Не выходи из-за денег. Все, что у меня есть, будет твоим. Ищи такую любовь, о которой в сказках сказывается, голую и босую. Деньги, даже если они зарыты глубоко в земле, светятся и манят. Пусть сначала тебя полюбят, а потом уж твое наследство. Я вышла за своего мужа из-за денег, не любила его и всю жизнь расплачивалась за его добро. Бедняга, он был неплохой человек. Но только ты похожа на меня». Фани смотрела на лошадиную физиономию бабушки и вздыхала.

Потом бабушка совсем ослабела, как-то выцвела, у нее часто был такой вид, будто она перепила, хотя она не пробовала даже швепса. Она переживала за внучку, подозревала, что та встречается с мужчинами, и боялась, что она выйдет за какого-нибудь проходимца. Все хотела поговорить с ней серьезно, но два события поколебали ее авторитет у Фани. Однажды она потерялась в сутолоке, среди незнакомых людей, и какая-то женщина привела ее домой, поддерживая за талию. В другой раз старушка вошла в кладовку, взяв с собой зажженную свечу и совершенно позабыв о том, что есть свет электрической лампочки. Возник небольшой пожар. Бабушке казалось невозможным после всего этого вести серьезные беседы с любимой внучкой. Она написала ей письмо, заклеила конверт и сошла вниз, чтобы опустить этот официальный документ в почтовый ящик. Фани его не получила, потому что, по ее предположению, бабушка забыла написать адрес, и девушка осталась без прощальных напутствий. Они были прощальными, потому что сразу после этого у бабушки началась сердечная недостаточность, и в суматохе, между телефонными разговорами и телеграммами в Африку, Фани впервые увидела мертвого человека — свою любимую бабушку.

Две одноклассницы Фани, которым были известны подробности, связанные с наследством, заявили: «Теперь у тебя полно денег!»

И они вглядывались в нее, чтобы понять, сколь велика перемена, происшедшая с ней. «Ты выйдешь замуж?» — спрашивала одна. «Что ты! — возмутилась Фани. — Меня будут добиваться из-за наследства, если узнают…» — «Они будут правы!» — сказала вторая и быстренько заказала себе еще порцию мороженого за счет наследницы. Обе подружки стали пить виски и джин и требовать сигареты «Кент», даже что-нибудь получше. Фани пригласила их на обед в ресторан «Копито» по случаю окончания учебного года. Они заказали самые дорогие блюда, отвлекаясь разговорами об открывшейся внизу панораме, вели себя как девицы, чье дело исключительно состоит в том, чтобы обедать в первоклассных ресторанах. Фани называли «старой подругой». Потому что старая дружба является, думали они, залогом справедливого раздела богатого настоящего. А ведь это была слепая случайность, которая выпала именно ей, как любая вещь, которая сваливается с неба. То, что Фани оказалось счастливицей, а не Кати или Павлинка, вовсе не означало, что им тоже не выпадет удача. У приятельниц разгулялся аппетит, они заказывали дорогие закуски и белые вина, охлажденные, словно для дипломатического приема. Все неутомимо, старательно жевали, пили и болтали. Фани с легкостью транжирила бабушкины деньги, давала чаевые, и, если какая-нибудь мелкая монета падала на пол, никто не утруждал себя нагнуться и подобрать ее.

А родители Фани, поборов африканскую лихорадку и страшное солнце (они были инженерами-строителями), высохшие, точно корни растений в безводной местности, вернулись и ухватились за наследство. Они клеили обои, красили дерево, строгали… И произвели несложный подсчет: будут сдавать квартиру, а деньги — класть на Фанину книжку. Наклеили светлые обои, купили мебель из легкого дерева. Блестящий паркет отражал рисунок китайской вазы, Фани увидела все это на закате — свет рассыпался на драгоценные блики. Он отражался в подсвечнике и в ведерке для льда, искрился, подобно молнии, упав на обнаженную поверхность сабли дамасской стали, висевшей над камином. Ветхая мебель с потертой плюшевой обивкой превратилась в воспоминание. Фани не выказала бурного восхищения, сопровождая в прогулке по комнатам своих родителей. «Правда, красиво?» — нетерпеливо спросил отец. «Неплохо, — как можно более лениво ответила Фани. — А там что?» — «Это моя шляпа, — ответил отец. — Люблю соломенные шляпы». — «Ага!» — сказала Фани и ушла в ванную — искупаться.