Счастливого Рождества, Тони!

— А ну, покажитесь, несчастный трус! — стреляя, ревел директор. — Покажитесь, подлый убийца!

Странная у людей мания обзывать вас трусом только за то, что вы не желаете служить им мишенью… С лестницы послышался топот — очевидно, швейцар вообразил, что я убиваю его хозяина.

— Вы что, непременно хотите прикончить собственного швейцара, Турнон? — спокойно осведомился я, подсчитав выстрелы и придя к выводу, что он уже израсходовал весь магазин.

Вопрос, очевидно, вернул его на землю, нервы не выдержали, и я услышал сдавленный стон. Осторожно заглянув в кабинет (с этими любителями никогда толком не знаешь, чего ждать!), я увидел что Турнон сидит за столом, закрыв лицо руками. Похоже, он плакал. И в ту же секунду у меня за спиной раздался повелительный окрик:

— Руки вверх, живо! Или я стреляю!

Я выполнил приказ и, медленно обернувшись, обнаружил, что швейцар вооружился огромным старинным револьвером — таких монстров не делают уже добрых лет шестьдесят.

— Вы ошиблись, старина, это не я стрелял, — проговорил я с необычайной кротостью.

— Не вы? А кто же тогда?

Я кивнул в сторону все еще не опомнившегося Турнона.

— Ваш шеф.

Судя по выражению лица, утверждение показалось ему чудовищным.

— Он?.. Да быть такого не может!

— Отсюда вам должен быть виден пистолет у него на столе. Если вы возьмете его в руки, то почувствуете, что он еще не остыл.

Скажи я, что его выбрали мэром Бордо, честный малый и то не удивился бы сильнее.

— Но… Почему? Почему?

— Ну, это уж вы у него самого спросите!

Швейцар приказал мне идти в кабинет, а сам, не выпуская из рук револьвера, двинулся следом. Я молил бога, чтобы в пистолете Турнона не осталось больше ни одной пули.

— Господин директор! — окликнул хозяина швейцар, когда мы остановились у его стола.

Тот опустил руки, и мы увидели искаженное отчаянием лицо.

— В чем дело, Ламблуа?

— Господин директор… эти выстрелы…

— Ах да!.. Произошла ошибка… Я потерял голову… Сам не знаю, что на меня нашло. Можете возвращаться к себе, Ламблуа.

Швейцар указал на меня.

— А как насчет него? Прихватить с собой и выставить за дверь?

— Нет, пускай остается.

Милейший Ламблуа все еще не мог побороть сомнения.

— Так вы и вправду не хотите, чтобы я остался тут, господин директор?

— Нет. Спокойной ночи, Ламблуа.

— Спокойной ночи, господин директор.

Избавившись от швейцара и его артиллерии, я облегченно перевел дух и повернулся к Турнону.

— И часто у вас бывают такие приступы?

— За что вы убили Сюзанну?

— А что, по-вашему, я смахиваю на убийцу?

Он пожал плечами:

— Только что я лишь по чистой случайности не отправил вас на тот свет, и однако не думаю, чтобы я походил на преступника.

— Но зачем же мне было убивать мадемуазель Краст?

— Именно об этом я вас и спрашиваю!

— Когда я пришел к вашей секретарше, ее уже не было в живых и на меня самого напал прятавшийся в квартире убийца. Если хотите, инспектор Лафрамбуаз из сыскной полиции охотно подтвердит правдивость моих слов.

Турнон посмотрел на меня.

— Прошу вас, простите мне эту минуту безумия! — с бесконечной усталостью в голосе сказал он.

— Для ученого вы маловато размышляете, прежде чем действовать, а?

— В несчастье голова отказывается работать…

— Жаль… Для кого-нибудь еще это могло кончиться очень плохо. Вы любили Сюзанну, верно?

Турнон молча кивнул.

— И она была вашей любовницей?

— Да, уже пять лет… Я один как перст. Теперь, после ее смерти, у меня совсем никого не осталось… Не понимаю, почему ее убили…

— Потому что Сюзанна собиралась сделать то, о чем я тщетно просил вас.

— Не понимаю.

— Потолковать со мной о Марке Гажане и о многом другом. Например, о том, что когда-то вы питали более чем дружеские чувства к будущей супруге Гажана. Впрочем, тогда она еще не вышла замуж…

Я говорил наобум — просто хотелось взглянуть на его реакцию. Турнон не стал отнекиваться.

— Временное увлечение… Эвелин всегда была честолюбива. Она первой из нас по достоинству оценила Гажана и поверила, что он добьется успеха.

— Значит, она в определенном смысле карьеристка?

— Вне всяких сомнений.

Меня словно полоснуло по сердцу. От одной мысли, что этот тип мог обнимать Эвелин, просто тошнило.

— Насколько я понимаю, месье Турнон, вы настоящий донжуан?

— Повторяю вам, история с Эвелин закончилась очень быстро. Мы совершенно не подходили друг другу и прельстило ее лишь мое директорское положение. Зато Сюзанна…

— …которую вы отчаянно ревновали, судя по уморительной сцене, которую вы вчера устроили нам с мадемуазель Краст?

— Я не хотел потерять Сюзанну…

Какой смысл возражать? Влюбленные всегда видят предмет своей страсти совсем иначе, нежели другие смертные. И тем не менее надо обладать очень богатым воображением, чтобы представить стареющую толстуху Сюзанну в роли вамп!

— Как видите, не я отнял ее у вас, месье Турнон.

Он всхлипнул и сжал кулаки.

— Ох, если б я только знал, кто это…

— Могу напомнить, что я приехал сюда как раз для того, чтобы разоблачить этого человека, поскольку он же убил моего друга Бертрана Тривье. У нас с вами общая цель, месье Турнон, — отомстить за наших мертвых.

Директор завода встрепенулся, охваченный каким-то лихорадочным возбуждением.

— Вы правы! Нам надо действовать сообща! Но, к несчастью, я вряд ли смогу вам существенно помочь…

— Почему вчера вы отказались отвечать на мои вопросы?

Турнон опустил голову:

— Я боялся…

— Кого?

— Сам не знаю… Исчезновение Гажана, и в особенности гибель вашего коллеги меня глубоко потрясли… Я заподозрил, что на моем заводе творится нечто ужасное, совершенно мне непонятное… Я не боец по натуре, месье Лиссей…

— Правда? А Гажан?

— Тоже… во всяком случае, мне всегда так казалось…

Турнон немного помолчал.

— И то, что кто-то счел нужным убить мою бедную Сюзанну, доказывает, как я был прав, — угроза вполне реальна…

— А вы не знаете, что хотела мне рассказать мадемуазель Краст? Может быть, у вас есть какие-нибудь предположения?

— Ни малейших.

— Сюзанна дружила с мадам Гажан?

— Не думаю. Во всяком случае, после свадьбы Эвелин ни разу сюда не приходила.

— А Гажан знал о вашем романе с его будущей женой?

— Понятия не имею. Сами понимаете, я никак не мог задавать ему подобные вопросы.

— И все-таки даже самый закоренелый преступник, если, конечно, он не маньяк, никого не убивает просто так, месье Турнон. По-моему, Тривье и Сюзанну убили либо ради собственной безопасности, либо оберегая кого-то…

— Кого?

— Если бы я мог вам на это ответить, то считал бы свою миссию почти законченной. Но пока, месье Турнон, могу лишь еще раз повторить тот же вопрос, на который вчера так и не получил ответа: хорошо ли вы знали Марка Гажана?

— Нет. Теперь, когда вам известно о моих прежних отношениях с Эвелин, я думаю, вы без труда поймете, что я не пытался сблизиться с ее мужем. Мы никогда не общались больше, чем необходимо начальнику и подчиненному… И наши разговоры касались исключительно научных проблем… Если можно так выразиться, носили безличностный характер.

— Вы, конечно, знали о его исследованиях?

— Разумеется, но весьма поверхностно… Проблема миниатюризации меня никогда особенно не увлекала.

— А вы верили, что его поиски увенчаются успехом?

— Нет. Гажан казался таким сереньким и заурядным… В глубине души я не сомневался, что, выйдя за него замуж, Эвелин здорово промахнулась.

— Но если даже вы, по вашим собственным словам, имели самое поверхностное представление об исследованиях Гажана, то каким же образом Эвелин могла узнать о них больше и оценить перспективы?

— О, она необычайно умная женщина! Эвелин всегда живо интересовалась тем, что здесь происходит. А мои инженеры, разумеется, весьма охотно разговаривали с такой красивой, элегантной и обаятельной женщиной. Кроме того, Эвелин часто куда-нибудь приглашали после работы, а она великолепно умела слушать.