Цветы зла. Продолжение Крайней мазы (СИ)

Он хотел проводить ее до такси, но на выходе из зала к нему подошел человек с большим животом и что-то зашептал на ухо. Послушав, Эгисиани, посмотрел на нее виновато: - Бога ради, обождите меня минутку, - и спешно удалился.

Она пошла к такси, ждавшему у подъезда. Не успела расположиться на сидении, как из раскрытого окна ей на колени упал комок белой писчей бумаги.

10..

Из дома Маша позвонила Смирнову. Он, обрадовавшись, сказал, что скоро будет. Она пошла в ванную, умылась, слегка подкрасилась (мама говорила ей, что мужчина должен знать, что его женщина красится не только лишь для своего удовольствия и удовольствия посторонних лиц), и лишь затем развернула записку.

В ней было написано: "Вовчик знает об убийстве Крысы все".

Когда она пришла к выводу, что Крыса - это Кристина, в замочной скважине задвигался ключ Смирнова.

Лишь только дверь открылась, и в ее проеме появился Евгений Ильич - в чужих брюках, скособоченный, вымученно улыбающийся,- у Марии Ивановны упало сердце.

- Что с тобой? - спросила она, подавшись к нему.

- Видишь ли, оказывается, у Регины домовой никто иной, как Робин Гуд...

- Какой Робин Гуд? У тебя рубашка в крови!

- Робин Гуд, потому что в заднице у меня арбалетная стрела...

Она выгнулась, чтобы посмотреть на упомянутое место.

- Ну, торчала. Мне до сих пор кажется, что она там. Посмотри, если не веришь.

Он вынул из кармана свернутый в трубочку рентгеновский снимок и вручил супруге.

Уставившись в дыру в тазовой кости, дыру размером чуть меньше копейки, она побелела. Увидев, что женщина готова заплакать, Смирнов обнял ее и заулыбался:

- Да не беспокойся ты, врач сказал, что стоять будет.

Потом она его кормила. Евгений Ильич ел стоя и рассказывал о визитах к Дикому и Регине.

- Так кто же в тебя стрелял? - спросила Марья Ивановна, когда он закончил повествование.

- Не знаю... Единственно, что можно сказать, так это то, что стрелял человек, не желавший, чтобы я лез не в свои дела.

- Ты хочешь сказать, что теперь ты никого из известных нам лиц не подозреваешь?

- Да. Этот выстрел не лезет ни в какие ворота.

Смирнов не кривил душой. По дороге домой он пришел к выводу, что выстрел из арбалета пробил насквозь не только его тазовую кость, но и версию.

- В том числе и в мои ворота, - покивала Марья. - Полчаса назад я была уверена, что Кристину убил Эгисиани, а теперь не знаю, что и думать.

Закончив с ужином, они перешли в гостиную. Смирнов улегся на ковер животом вниз, Марья Ивановна села рядом и рассказала о встрече с Эгисиани. Затем показала Смирнову записку, полученную в такси. Тот прочитал ее, затем осмотрел внимательно с обеих сторон и сказал:

- Если Крыса - это Кристина, то получается черт те что.

- Да, черт те что. Я думаю, ее недаром Крысой прозвали. Похоже, она не только дизайном занималась и артистов для варьете подбирала. И в таком случае нам с тобой светит разборка криминальной помойки.

- Расскажи об Эгисиани подробнее. Ты же женщина, ты должна была его прочувствовать.

Марья Ивановна о чем-то думала.

- Ты что? - Смирнов почувствовал, что она нашла какую-то ниточку.

- Зря я не осталась. Он ведь предлагал продолжить разговор в малом зале...

- А потом в кабинете?

- Естественно. Но дело не в том...

- А в чем?

- Он говорил, что стены малого зала увешаны шкурами. И старинным подлинным оружием - пищалями, луками со стрелами и тому подобное. Может там и арбалет есть? Кстати, как он выглядит?

- Это такая штука вроде комбинации обреза с коротким, но очень мощным луком, - Наморщившись, Смирнов провел ладонью по ране. - Ну, очень мощным.

- Значит, мне придется сходить к нему еще раз...

- Что, симпатичный парень?

- Да. Знаешь, он из тех, которые говорят: "Я это сделаю" и делают. Или "Ты моя" и всю жизнь...

- Заботятся о тебе, как о личной вещи?

- Ну, примерно...

- Я ревную и очень хочу его увидеть...

- Не надо. Вы сцепитесь, а у него пистолет под мышкой.

- Ну и что?- набычился Смирнов.

- Да ты не думай, я только о тебе и говорила. Рассказывала о твоей картине с бумерангом...

- Я боюсь тебя потерять...

- А я тебя...

- Ты такая лапушка...

- Нет, я подлая, - вздохнула, опустив глаза. И застенчиво заулыбавшись, рассказала, как переодевалась в уличном туалете. И как вместе с одеждой выбросила в урну для мусора мобильный телефон

Некоторое время они целовались. Оторвавшись от нее, Смирнов спросил:

- Сегодня "ни-ни"?

- Нет, милый... Я сегодня столько о тебе наговорила, что мне не терпится проверить, не фантазировала ли я? Да и боль твою хочется хоть как-то успокоить...

- Так пойдем на кроватку?

- Нет, давай сначала договоримся, что будем делать завтра. С тобой все ясно - ты должен с недельку посидеть дома...

- А ты поедешь к нему?

- Да. Только надо придумать под каким поводом...

- Не надо ничего придумывать. Он сам тебе позвонит. Будет извиняться, что не смог проводить.

- Он не знает номера телефона...

- Как не знает? Ты что, визитку ему не оставила?

- Оставила.

- Ну так! Как позвонит, скажи, что будешь во второй половине дня на Пушкинской площади по делам и зайдешь к нему пообедать.

- Не буду я ничего придумывать, - смущенно улыбнулась Марья Ивановна. - Я заколку любимую там обронила.

Смирнов, засмеявшись, поднялся на ноги, взял женщину за руку и повел в спальную.

11.

Эгисиани позвонил в начале первого. Извинившись за нетактичный вчерашний уход, сказал, что в течение часа завезет заколку по любому адресу. В ответ Марья Ивановна сообщила, что к двум часам будет по делам на Пушкинской площади, и там они смогут встретиться.

- Может быть, в таком случае пообедаете у меня? - предложил настойчивый грузин.

- В малом зале? Шкуры на полу, таинственный свет, жаркое из кабаньей... мм... кабаньего окорока?

- Естественно.

- К сожалению не получится. У меня сегодня целый воз неотложных дел.

- Ну что ж. Так значит, в два под Пушкином?

- Да. И не опаздывайте, у меня на вас пять минут.

Сделав перевязку Смирнову, Марья Ивановна переоделась в строгий костюм-тройку и поехала на Пушкинскую площадь.

К памятнику она подошла ровно в два. Эгисиани минут пять говорил комплименты, затем вручил заколку. Еще не взяв ее, она увидела, что в самой ее середине сверкает бриллиант стоимостью не менее пяти тысяч долларов.

- Это мой маленький подарок за вчерашний вечер, - сказал Эгисиани просто. - Вы по-прежнему торопитесь?

- Да нет, обстоятельства изменились, - ответила не Марья Ивановна, а кто другой, доселе прятавшийся в ее подсознании. - Похоже, вы наколдовали, и все мои сегодняшние дела чудесным образом уладились в пятнадцать минут.

- И у вас найдется время на неторопливую беседу и обед с шампанским?

Кивнув, женщина отвела локоть в сторону, показывая, что ее можно взять под руку, и пошла по направлению к ресторану Эгисиани.

Малый зал ей понравился. Не низкий, не высокий, повсюду шкуры - ухоженные и пушистые, низкие восточные столики, инкрустированные костью и цветным камнем, за которыми можно было сидеть, откинувшись на мягкие подушки.

Марья Ивановна выбрала столик, стоявший у стены с фальшивым витражным окном. На витраже была изображена сцена охоты на лисицу, а сам столик охранялся оскаленным белым медведем, точнее тем, что осталось от оскаленного большого белого медведя после его фатальной встречи с хладнокровным охотником, а затем и с искусным скорняком. Встав на безопасном расстоянии от его устрашающих зубов, Марья Ивановна взглянула в большое зеркало, вделанное в противоположную стену.

"В этом костюме я выгляжу здесь, как Маргарет Тэтчер выглядела бы в манильском борделе", - усмехнулась она, пристально себя рассматривая.

- В принципе вы могли бы переодеться, - прочитал ее мысли Эгисиани. - Рядом с зеркалом в стене шкаф. В нем хранятся одеяния на любой вкус.