Тигр в дыму (сборник)

Преподавать оказалось легче, чем я себе предполагала. Возможно, потому что ученик мне попался умный и интересный. Изучая карты, мы вместе начертили наш будущий маршрут. Его глаза – почти такие же, как у отца, только карие – сияли от восторга. Выяснилось, что карта – не просто лист бумаги с окрашенными разным цветом частями, а целый мир.

– Вот, – говорил он, тыкая пальцем в голубое пространство, – это мамин остров.

– Да, видишь, он недалеко от Австралии.

– Когда она туда попадет, то будет счастлива, – полагал он.

– Будем надеяться, что все мы будем там счастливы.

– Но… – он старался сдержать свои эмоции, но взгляд у него был удивленным. – Мы и сейчас счастливы. Только мама будет счастлива там. Ведь это ее остров.

– Понятно.

– Капитан снова полюбит ее там, – мрачно заявил он. Он всегда называл своего отца капитаном и говорил о нем с уважением и благоговением. Я гадала, часто ли он слышит их ссоры и что он по этому поводу думает.

Моник никогда не пыталась сдерживать себя. Находясь неподалеку от их комнаты, я часто слышала ее сердитый голос. Иногда казалось, что она умоляет. Хотела бы я знать, как он с ней обращается. Несчастен ли он? Вряд ли. Но, вероятно, он чересчур легкомысленно относится к своему браку, чтобы переживать, что у него с женой плохие отношения. Чантел говорила, что он так любит женщин, что не в состоянии интересоваться лишь одной. Он-то живет припеваючи, а любящей его женщине, такой, как я чувствовала, была Моник, он причиняет горе.

Мне нельзя было соглашаться. Выяснилось, что я не могу быть равнодушной. Бессмысленно перенимать философию Чантел. Я не смогу стать такой. Я уже завязла по уши.

А Чантел? Действительно ли она умеет приказывать своим чувствам, как она уверяла?

Когда я видела их с Рексом, гулявших в саду, возникало впечатление, что они влюблены друг в друга. Они явно получали удовольствие от общения, они смеялись и болтали. Так ли она толстокожа, как хочет казаться? Раздумывая над этим, я пришла к выводу, что она настолько же ранима, как и я.

Так и тянулись эти тревожные дни. Самыми прекрасными минутами, по-моему, были те, которые я проводила с Эдвардом. Мы привязались друг к другу. Думаю, что по сравнению с неудачливой мисс Беддоуз я оказалась подарком, к тому же на фоне неудач легко выглядеть лучше. Занятия концентрировались вокруг предстоящего путешествия. Географию вообще легко преподавать, но неожиданно для себя я стала рассказывать о колонизации Австралии и прибытии Первого Флота. Арифметику он воспринимал лучше, когда решались задачи о перевозке грузов, что само по себе являлось магическим словом.

Куда бы не шли гулять, мы всегда приходили в такое место, откуда были видны доки и отплывающие корабли.

Эдвард плясал от возбуждения.

– Смотрите! Клипер! Он отправляется в Австралию. Может быть, мы приедем туда раньше него. Мне кажется, так и будет… потому что мы плывем с капитаном.

Как-то раз мы взяли с собой бинокль и тогда увидели наш корабль. На борту жирными черными буквами было написано «Безмятежная леди».

– Это наш корабль, Эдвард, – показала ему я.

– Это корабль капитана, – рассудительно произнес он.

– Он готовится к путешествию, – добавила я. Приближалось время нашего отъезда.

…Когда мы с Эдвардом, поднявшись по трапу, очутились на палубе «Безмятежной леди», меня охватило сильное волнение. Мне казалось, что я поступаю безрассудно, но ощущала себя счастливой. И справиться с этим чувством я не могла. Я была взволнована мыслью о предстоящем плавании. И я понимала, что, если бы я осталась, зная, что на этом корабле плывут Редверс Стреттон и Чантел, я была бы самым несчастным человеком на свете.

«Безмятежная леди» казалась мне прекрасной. Когда мы с Эдвардом разглядывали корабль в бинокль, я радовалась так же, как и он, но поднявшись по трапу и увидев своими глазами полированную медь и сверкающую палубу, когда я подумала, что это корабль капитана Стреттона, меня охватило ощущение праздника. Это был один из новых пароходов, который, как сообщила мне Чантел (цитируя Эдит), «мы» присоединили к «нашей флотилии». «Возможно, барки, бриги и тендеры выглядят и романтично, но они чересчур быстро выходят из моды, а мы обязаны идти в ногу со временем».

«Безмятежная леди» была небольшим судном, но оно везло большой груз да тринадцать пассажиров в придачу, среди которых числились Рекс, Чантел, Эдвард, его мать и я.

Чантел поднялась на борт вместе со мной. Подобно драгоценным камням сияли ее зеленые глаза, ветерок шевелил ее тициановские волосы, она выглядела очаровательной, а я в который раз подумала, что теперь, когда она так явно проявляет свой интерес к Рексу, она может стать столь же ранимой, как и я.

Каюты были устланы коврами, в них находились кровати, кресла и встроенные шкафы, к стенам крепились туалетные столики, которые могли служить и письменными столами.

Пока мы с Эдвардом осматривали наши каюты, пришла Чантел. Я должна немедленно посмотреть ее каюту, она лишь в нескольких дверях от нашей. Ее каюта была частью каюты-люкс и соединялась с каютой Моник. Ее она тоже показала нам. На туалетном столике стояли цветы, а иллюминатор был задернут шелковыми занавесками, а не ситцевыми, как у нас.

Усевшись на кровать, Эдвард стал на ней подпрыгивать.

– Какая роскошь, – позавидовала я.

– Естественно, это же каюта жены капитана, – ответила Чантел. – Имей в виду, что она не постоянно будет здесь жить. Только когда мне придется ухаживать за ней. Держу пари, она захочет поселиться в апартаментах капитана, – она показала. – Около мостика, – пояснила она.

– Я пошел на мостик, – провозгласил Эдвард.

– Будь осторожен, мой ягненочек, – предупредила Чантел, – еще заболеешь от переживаний прежде, чем у тебя появится возможность подхватить морскую болезнь.

Но Эдвард не желал вести себя тихо. Ему не терпелось изучить корабль. Я повела его на верхнюю палубу следить за последними приготовлениями к отплытию.

В это студеное утро, когда огромное красное солнце проглянуло сквозь туман и под звуки гудков мы стали двигаться к Ла Маншу, началось наше плавание на другой конец света.

В Бискайском заливе «Леди» оставалась безмятежной. Проснувшись в первое утро в своей каюте, я с трудом поняла, где нахожусь. Оглядевшись, я никак не могла поверить, что я и впрямь на борту корабля капитана en route ^[4] к экзотике. Моя беда в том, что, как повторяла Чантел, я заранее ожидаю, что жизнь будет скучна и монотонна. Я мрачно заметила, что вряд ли ее можно назвать монотонной, если вспомнить смерть тети Шарлотты.

– Ну, – замялась она, – ты считаешь, что ничего восхитительного, романтичного в твоей жизни быть не может. Поэтому ничего и не происходит. Запомни, мы получаем в мире то, за что боремся… хотя бы часть того. Бери, что хочешь. Вот мой девиз.

– Есть старая поговорка, кажется, испанская. «Бери, что хочешь, – говорит Бог. – Бери и плати».

– А кто жалуется на цену?

– Люди обычно не знают, что их ждет, пока им не предъявляется счет.

– Моя дорогая, рассудительная, прозаическая, старая Анна! В этом ты вся, сама видишь. Как только ты подумаешь о предстоящем удовольствии, ты тут же начинаешь подсчитывать его цену в то время, как любому известно, что подобное лишь расхолаживает.

Я вспоминала этот разговор, лежа в каюте в то первое утро, но когда я встала и ощутила под своими ногами легкое дрожание корабля, когда я отдернула ситцевые занавески и, выглянув в иллюминатор, увидела серо-голубое море, мое настроение улучшилось, я ощутила внутренний подъем и сказала самой себе: «Буду как Чантел. Буду наслаждаться жизнью и не думать об оплате до тех пор, пока не будет предъявлен счет».

Обретенная мною решительность не покинула меня. Ощущение новизны пребывания на море вместе с подругой Чантел и мысль о том, что Редверс Стреттон тоже на борту и я могу в любую минуту встретиться с ним лицом к лицу, пьянили меня.