Банда - 2

Это был Амон.

- Тоже захаживал? - спросил он у оперативника.

- Два или три раза.

- Один приходил, один уходил?

- Да, он, похоже, не любит больших компаний. Думаете, был именно у Цыбизовой?

- Нисколько в этом не сомневаюсь.

- А то уж мы подумали, что он ходит к кому-то другому, хотели отсеять его...

- Ни в коем случае! Это самый важный наш улов. Что "девятка."? Стоит под окнами?

- Стоит, но, кажется, никого это не интересует.

- Вот этот тип уже клюнул, - Пафнутьев постучал пальцем по физиономии Амона. Он ради "девятки" заглядывал. Куда он дальше направился?

- Не знаю... Такой задачи не было...

- Пусть твой фотограф время от времени наводит свой объектив и на "девятку"... Клиент созрел. Вы ее подготовили как-нибудь?

- Тормоза отключили... Стоит им чуть с места сдвинуться, тут же в кусты упрутся, в забор, в дом... А ребята всегда наготове. Байрамов, оперативник выдернул из пачки снимков один и положил на стол. - На нем был изображен небрежно одетый, небрежно причесанный человек с брюшком и широкой физиономией. Поза у Байрамова была несколько неуверенной, он отвел руку в сторону, не то ища поддержки, не то предлагая кому-то опереться на его руку...

- Пьяный? - спросил Пафнутьев.

- Это с ним случается.

- Ночку провел в этом доме?

- Именно.

- У Цыбизовой?

- Ну, - утвердительно произнес оперативник. И еще один снимок заставил Пафнутьева удивленно вскинуть брови - он увидел Зомби. Неестественно распрямленная спина, палка, темные очки и напряженность во всей фигуре, какая бывает у слепых, передвигающихся по улице наощупь. Зомби, правда, хорошо видел, глаза у него остались в целости, как и зубы, но после нескольких месяцев неподвижного пребывания на больничной койке, после десятка операций, фигура его не приобрела еще достаточной гибкости, уравновешенности, уверенности при ходьбе.

- Надо же, и этот здесь, - пробормотал Пафнутьев. - Или тоже из этой компании?

- А, этот, - понимающе протянул оперативник. - Мы с вами, Павел Николаевич, уже о нем говорили. Помню я его, при мне как раз было. Он вначале прошелся вдоль дома, приглядываясь, словно набираясь решимости... Не легко он вошел в подъезд, нельзя сказать, что на крыльях влетел... На подъезд смотрел, потом головой вертел - номер дома высматривал... Ну, и так далее.

- И все-таки вошел?

- Да. И пробыл там довольно долго.

- Так... Вышел, а дальше?

- Опять вертел головой, пытался, видимо, как-то сориентироваться, но сообразил все правильно и зашагал в сторону центра.

Пафнутьев придвинул телефон, некоторое время угрюмо смотрел на него, потом медленно набрал номер.

- Овсов? Приветствую.

- А, Павел! - обрадовался хирург. - Жив?

- Это что, так уж удивительно?

- После всего, что я слышал о твоих похождениях... Это не просто удивительно, это потрясает. Я в восхищении от твоей изобретательности, сообразительности... Затопить два этажа...

- Прижмет - тоже начнешь соображать. А откуда ты-то знаешь. Овес?

- Слухи, Паша.

- И что же, весь город обо мне гудит?

- Не знаю весь ли, но большая половина города... Это точно.

- А у вас-то откуда сведения?

- Паша, ты нас недооцениваешь. Мы ведь напрямую связаны с травмами, с происшествиями, с милицией... Ночи длинные, людям не спится, раны мучают, швы не затягиваются, раскаяние донимает... С кем ему бедному поговорить, как не с лечащим врачом?

- Все ясно. Послушай, Петя... Твой Зомби в город выходит?

- А что? - насторожился хирург.

- Ничего. Это не разговор. Давай так... Я спрашиваю, ты отвечаешь. Ты спрашиваешь - я отвечаю. Договорились? Так вот вопрос - он в город выходит?

- Прогуливается... Может, наверно, и за ворота выйти. Не исключено. Последнее время он чувствует себя лучше, - ответил Овсов.

- Понял. Значит, в городе он бывает. А ведь мы с тобой об этом говорили.

- Жизнь, Паша, обладает иногда странными свойствами...

- Он бывает в опасных местах, - теперь Пафнутьев не пожелал слушать мысли Овсова о странностях жизни.

- Я догадывался об этом. Да он, собственно, и не скрывал. Ты все знаешь, Паша. Он хочет найти авторов той автомобильной аварии, автора того удара ножом в спину...

- Не надо ему этим заниматься. Следующий раз они не промахнутся. Да и авторов этих, как ты выражаешься, я уже знаю.

- Но он тоже на них вышел? - воскликнул Овсов почти с восхищением.

- Он вышел на девицу, которую я же ему и нашел. Тут много ума не надо. Но он неожиданно попал в болевую точку.

- Я всегда верил в него! - с гордостью произнес Овсов. - Ты, Паша, его недооцениваешь. Это потрясающий человек. Зашел бы... Пообщались бы... Ведь вы все-таки над одной проблемой работаете?

- Да?! - возмутился Пафнутьев. - Это надо же! Оказывается, он тоже работает! Оказывается... - Пафнутьев в гневе не смог подобрать достаточно крепкого словца. - У него что-то есть? - спросил уже спокойнее.

- Бумаги, письма...

- А память у него есть?

- Не надо меня кусать, Паша. Нет у него памяти, но есть кое-что поважнее.

- Овес, я предупреждал, что твой клиент - не наш человек. Он из команды Байрамова.

- Ну и что? Какая разница из чьей он команды? У него такая жажда найти тех, кто так с ним поступил... Представляешь, у человека совершенно нет страха, нет боязни!

- Нет страха? - переспросил Пафнутьев. - А может быть, это называется иначе... Может быть, в результате всех неприятностей, которые с ним случились, он лишился чувства самосохранения? Это пострашнее, чем потеря памяти, тебе не кажется?

- Может быть, - несколько сник Овсов. Видимо, похожие мысли и его посещали. - Как бы там ни было, Паша, он уже делает свое будущее, новое будущее.

- Как бы он не лишился своего будущего окончательно! - проворчал Пафнутьев. - Он рискует. Он засветился. О нем уже знают. Он мне мешает, в конце концов.

- Почему, Паша? - ласково спросил Овсов.

- Потому что своей дурацкой самодеятельностью он выдает мою работу!

- Ты бы зашел все-таки... Мне недавно подарили такую причудливую бутылку, с таким невероятным цветом напитка, что без тебя я Просто не решаюсь ее открыть.

- Ох, Овес, - и Пафнутьев положил трубку.

Ушел оперативник.

Пафнутьев закрыл окно, задернул штору, выключил свет. В кабинете установились плотные осенние сумерки. Но сев за стол, Пафнутьев продолжал ощущать какую-то раздражающую неуютность, что было не так, что-то мешало сосредоточиться. Прошло еще какое-то время и он понял - после ухода оперативника дверь осталась чуть приоткрытой и темнота коридора, которая просачивалась в узкую щель, внушала опаску, настораживала. Он встал, закрыл дверь и снова повернул ключ.