Куклы Сатила. Разработка сержанта М

Сток научился разговаривать с куклой, сажал ее перед экраном телевизора и обсуждал увиденное, читал ей вслух, не забывал накрывать на двоих, с трудом примиряясь, что приготовленные им блюда остаются нетронутыми.

— У вас заблестели глаза, — как-то заметил начальник.

— Я занялся собой, — пояснил Сток.

— Спорт? — уточнил начальник, немало пекущийся о форме подчиненных.

Сток кивнул: вроде того…

Однажды позвонила Сьюзн, прошелестела, что забыла у него флакон любимых духов. Сток обещал подвезти, но голос его не вибрировал униженностью, как обычно при разговорах с ушедшей подругой. Сток даже выказал нетерпение, будто его отрывали от важных дел.

— Ты занят? — не утерпела Сьюзн.

— Да, — подтвердил Сток.

— У тебя кто-то есть? — В голос Сьюзн вплелась тоска.

— Да, есть. — Беспощадность забавляла Стока. Здорово не лгать, не стараться понравиться, не заискивать перед женщиной, которая только вчера сводила с ума, — класс! Запросто ответить «да, есть» на вопрос — есть ли у него кто-то.

— Извини, Сью, я не могу долго говорить…

— Понимаю, понимаю… — слишком торопливо частит. Сток смекнул: поменялись ролями, Сьюзн задета; его это уже не интересовало…

Как мгновенно все меняется, как легко дышится, когда ты не зависишь от расположения духа другого.

— Тебе хорошо? — выдавила Сьюзн.

Сток наморщил лоб. Боже, что пришлось переступить Сью ради такого вопроса! Сток входил во вкус жесткого разговора.

— Такой у меня никогда не было, — выдержал паузу, повторил, скорее убеждая себя, чем добивая Сьюзн, — никогда!..

Сток не лгал. Сьюзн не сомневалась, что сейчас с ней сводят счеты. Девушке стало жалко себя и других девушек, не раз выслушивающих за жизнь такое, или примерно такое, или даже вовсе противоположное и все же не оставляющее шансов на счастливый исход.

— Прощай, — собрав силы, выдавила Сьюзн.

— А как же флакон? — Сток перехватил взгляд куклы, почудилось осуждение в неизменно искрящихся глазах, попытался исправить неловкость, крикнул. — Я завезу духи! — В трубке слышалось: пи-пи-пи…

Пуэрториканка внизу и раньше не слишком занимала Стока, а после событий ушедшей недели особенно. Сейчас он не представлял, как мог вполне серьезно допускать: не затащить ли, похоже, профессиональную утешительницу к себе?

Сток остановился у конторки, наклонился и, не желая смотреть глаза в глаза, впился в алый бант поверх волос.

— Вы обманули меня!

Пуэрториканка решила, что Сток приглашает ее побалагурить.

— Женщины и обман неразделимы, как солнце и тепло.

Сток недолюбливал пряность латинских сравнений, резко оборвал:

— Солнце здесь ни при чем. Вы обманули меня, когда сказали, что желтой сейсмической машины не было. Споудер со второго этажа сказал мне, что как раз была, именно в то утро, о котором я спрашивал.

Пуэрториканка оглянулась, будто сзади могли подслушивать, облизнула вечно приоткрытые, будто девица задыхалась, губы, прошептала:

— Поймите, тут такое дело. Водитель машины мой парень, работает «по-черному», я не хотела, чтобы… ну, вы понимаете, лучше, чтоб другие не знали лишнего, а то наболтают — не оберешься.

Сток скользнул взглядом по бумажке с номером телефона под стеклом на столе. Перевел взгляд на круглые колени дежурной, чуть расставленные в стороны и оттого придающие девице налет ощутимой непристойности.

— Не надо лгать, — неожиданно для себя впал в назидательность Сток.

— Догадываюсь, что не надо.

Хамка дала щелчок по носу. Плевать! Сток зашагал к «ланче»; раньше болезненно пережил бы выпад, теперь все изменилось, он знал — его ждут, его не обманут: ощущения, неожиданно ворвавшиеся в его жизнь, можно длить бесконечно.

На работе Сток быстро расшвырял дела, связался с зарубежными клиентами, выверил курсы валют и котировку ценных бумаг на биржах, интересовавших его сегодня. Ровное настроение не посещало давно, и сейчас Сток купался в умиротворении, как издерганный служака в водах отпускного моря. И все же тлело беспокойство, незначительное, труднообъяснимое. Сток пытался понять, что его тревожит. Припомнил утро в мельчайших подробностях. Кукла дремала — каково? — когда Сток уходил. Поймал себя на том, что называет ее безлично — кукла. Нехорошо. Должно дать ей имя. Перебрал несколько и не остановился ни на одном. Может, кукла — не так уж плохо? Ни на что не похоже и без выкрутасов — просто кукла, самая любимая кукла в жизни одинокого, застрявшего на полпути от юности к старости мужчины.

Беспокойство накатывало волнами, Сток вот-вот ухватит его причину. Каждому ведомо чувство припоминания, кажется, еще секунда — и возникнет отчетливая картина забытого. Сток остановился на беседе с дежурной: увидел отдельно от владелицы губы, раскрытые и подрагивающие, расставленные колени, испуг, кривляние вперемежку с озабоченностью.

Итак, еще раз. Конторка в остеклении, девица с алым бантом в тяжелых кудрях, сумбурная перепалка придирчивого жильца и приходящей работницы. Остекление конторки!.. Сток сосредоточился: искомое как-то связано со стеклом. К прозрачной плоскости клейкой лентой прилеплены открытки с Джоном Уэйном в ковбойской шляпе, Рэдфордом в соломе бесподобных волос, синеглазый Ньюмен с едва опущенными внешними уголками век, и саркастическим изгибом губ…

Сток невольно повторял: стекло, стекло, стекло. И тут же увидел стекло на столе перед дежурной и бумажку под стеклом.

Вот оно! Номер телефона! Сток скользнул по строчке цифр безразличным, не фиксирующим взглядом, и все же привычка запоминать числа, работать с ними сказалась. Такую строчку цифр Сток уже видел когда-то, точно знал, что видел, и даже звонил по этому номеру. Но так же, как минуту назад Сток не сомневался, что определит причину беспокойства, так же теперь отчетливо понял: цифр номера не вспомнить. Хотел поднять трубку, связаться с дежурной, уточнить интересующее, вовремя решил — не надо, еще спугнет, лучше на месте склониться к голове с черными кудрями, извиниться за утреннюю резкость и… не одалживаясь, прочитать номер.

Едва досидел до конца рабочего дня. «Ланча» послушно несла к дому. Сток купил две упаковки креветок, майонез, пять банок черного ирландского пива, в коробке перед кассиршей подцепил стопку мягких тряпочек, только сейчас пришло в голову, что куклу надо протирать, впрочем, материал ее совершенен, похоже, способен к самоочищению.

Кассирша напомнила дежурную: такая же неуемная косметика, такое же плохо скрытое желание утвердиться в жизни, такой же недвусмысленный вызов — готова на все ради достижения задуманного.

Сток сунул покупки в пакет, вышел на стоянку перед магазином, увидел «пежо» с открытым верхом — такой же как у Эмери, вспомнил друга. Дня три, если не больше, не разговаривали, ощутил укол совести. Эмери всегда готов протянуть руку помощи, не на словах — на деле, а Сток то отгораживается бедами, то боится потерять неожиданно обретенное и друга избегает. Надо б позвонить. Стока неприятно удивило, что обычно звонил Эмери, а сам Сток редко. Свинья! Сток, недовольный собой, швырнул пакет в багажник.

Ветер с залива принес дождь, шпили Старого города погрузились во мглу, огни телебашни парили в промозглой серости, как бы сами по себе, не привязанные к материальности башенной ноги, шар бассейна блестел под тугими струями.

На мосту через Большую реку возник затор: грузовик занесло на ограждение, правый стальной ус на капоте погнулся, свесился над водой. Разбрызгивая лужи с разных сторон моста, мчались три полицейские машины: две от центра, одна — с севера.

Затор изменил прикидки Стока, «ланча» подкатилась к дому на четверть часа позже, чем рассчитывал хозяин, как раз в момент, когда пуэрториканка отбыла на «остине» начала шестидесятых годов, купленном не более чем за три-четыре сотни. Сток зло смотрел вслед удаляющейся развалюхе.

В конторке, будто экспонат под стеклом, уже сидела другая дежурная. Сток приветливо кивнул, подошел вплотную, склонился и громко — зная о глухоте дамы в черном — поинтересовался: