Смертельный азарт

— А что было? — неторопливо и спокойно спросил Лученков.

— Да не помню я! Пьяные фантазии были! — вновь засмеялся Илья. — Это же не наша работа — хорошие деньги печатать! Просто шутка гения, развлечение Всесвятского в часы досуга! Пошевелили мозгами, накидали сумасшедшие идеи, выпили еще по стакану, утром все позабыли, а по институту пошли разговоры, будто кто-то создал новый метод защиты денег и документов! «КРД-Дельта»!

— Но я слышал, что там были точные технические решения, — неуверенно заметил Лученков.

— Одни мечты были! Скажем так — нанести невидимый знак на купюру, чтобы он проявлялся при очень простой операции. Не электронные машинки для проверки использовать, а, скажем, подогрел купюру на свечке или потер ее между ладонями — и от этого тепла скрытый знак проявился! Конечно, было бы куда как лихо в борьбе с фальшивомонетчиками, но это из разряда мечты. Легенда.

— Вот, значит, как? — негромко засмеялся Лученков. — Жаль. Я к тому говорю, что институт наш сейчас в очень тяжелом положении, вы сами знаете. Мы с нашими космическими разработками, Пересветов, оказались никому не нужными. Миллиардных ассигнований государства уже нет, и где нам всем искать хлеб насущный — просто не ведомо.

— Закроют лавочку? — Илья покосился на директора.

— Будем бороться.

— Ага, — подхватил Илья. — Конверсия. Танковый завод делает презервативы.

— Вот именно, — поморщился Лученков. — Нам надо выжить. Эти страшные времена минуют, Пересветов.

— Я в это не верю, — просто сказал Илья. — Моя личная жизнь не состоялась. Можно хоть сейчас в гроб ложиться.

— В каком смысле?

— Да в самом простом. Крах всем мечтам, крах будущему, крышка надеждам. Я был всем воспитанием нацелен на науку, на Нобелевскую премию на финише, если хотите. А теперь буду заниматься презервативами, извините.

— Рано спускаете боевой флаг, Пересветов. Даже я в своем возрасте полон надежд.

Ах, ты — полон надежд?! Ну конечно, при такой стервозе, у которой секс просто сквозь кожу сочится, как сок перезрелого персика, грех спускать боевой стяг! Ради такой можно еще и подергаться, можно еще и изобразить какую-то свою значимость… Илья разозлился, но постарался ответить шутливо.

— Я бы тоже не спускал свой флаг, да мне его спускают. Может, вы и правы, через десять — двадцать лет все наладится и вернется на круги своя. Но для меня — уйдет время. Моя жизнь — не повторится. Я, Леонид Митрофанович, из того поколения молодой русской науки, которое не состоялось. Нас подстрелили на взлете. А потому приходится искать иных путей в жизни.

— Такое раздвоение опасно.

Илья отметил, что они уже миновали станцию метро «Авиамоторная» и, следовательно, минут через пять будут на месте. Но никакого наводящего вопроса на подругу Лученкова, оставленную у Таганки чемпионку по плаванию, Илья придумать не мог, а производственные разговоры Лученкова Илью, честно говоря, совершенно не интересовали.

— Не я в этом виноват, в раздвоении, — вяло возразил он.

— Нам, институту, надо доказать делом, что мы нужны экономике и хозяйству страны. Это и есть сегодняшняя цель борьбы.

— Не докажем! — невесело ответил Илья. — Космические программы сворачиваются, атомные — тоже, а больше ничего полезного для общества мы делать не умеем. Вот и весь сказ.

Неожиданно он автоматически притормозил, осененный внезапной догадкой.

— Так вы, Леонид Митрофанович, полагали, что проект «КРД-Дельта» мог бы выручить институт?

— А почему бы и нет, если б он существовал? Раскрутили бы в качестве параллельной работы, — спокойно и деловито ответил Лученков. — К такой идее, как защита денег от подделки, надежная и простая защита от фальшивомонетчиков, можно привлечь многих. Включая иностранные инвестиции, привлекая корпорации международного масштаба. Совместные работы на государственном уровне хоть с Америкой, хоть с Великобританией… В защите своих денег нуждается весь мир, Пересветов. «Дельта» — это действительно миф? Действительно пьяная шутка гения Всесвятского?

Илья улыбнулся насмешливо.

— Разве Всесвятский когда-нибудь включал эту «Дельту» в план работ института? Если было бы хоть что-то реальное, так мы бы сейчас над этой «Дельтой» чертями прыгали. Ничего нет, Леонид Митрофанович. Миф, слух, сказка.

— Да, конечно… Пьяная шутка гения. Упражнения в абстрактном мышлении. Пусть так.

Илья притормозил, и Лученков вышел у центральной, парадной проходной института, в которую в свое время входили люди с громкими именами, создатели межконтинентальных и космических ракет, генеральные секретари партии, министры и маршалы всех родов войск. Были здесь и первый космонавт человечества Юрий Гагарин, и его научный отец Сергей Павлович Королев. Все это было. И все теперь, в 1995 году, приходило в забвение, дышало на ладан, умирало и здесь, и на космодромах. И надежд на возрождение не было практически никаких, если говорить серьезно и масштабно.

Глава 6

До своей лаборатории Илья добрался через четверть часа и был тут же бурно встречен завлабом Александром Викторовичем Шершовым, сорокалетним, крепким человеком, очень энергичным и добрым, но — с невысоким уровнем интеллекта. Однако — с уникальным умением организации дела и руководства подчиненными. Начальник, одним словом.

— Пересветов! Ты что хромаешь, не похмелился, что ли?! И побрит плохо! И вообще, тебя сегодня на заводе в цехе ждут, а ты, Илюша-джан, сюда бездельничать пришел! И на похороны Бориса Сергеевича не явился! Ну, Пересветов, такого я от тебя не ожидал! Это полное свинство. Эдак ты и на мои похороны не придешь?!

— На ваши похороны, Александр Викторович, я обязательно приду!

— Ага! Укусил, да? Укусил начальника, Илюша-джан! Моей скорой смерти желаешь?

То, что Шершов называл Илью с приставкой «джан» (точнее — «джян»), говорило о добром в целом расположении духа начальника. Шершов долго работал в Армении и именно оттуда вывез это ласково-уважительное — «джан» («джян»).

— Желаю вашей скорой смерти! — решительно заверил Илья, ибо известно было — какие бы нелепости Шершов ни говорил, но лучше всегда было соглашаться с ним.

— Желаешь?! — обрадовался Шершов. — Это очень хорошо! Мне нравится такая откровенность, Илья-джан! Я постараюсь тебя вскоре ублажить и подохну! Но почему все-таки не пришел на поминки, Илюшка? Это правда очень нехорошо. Покойный очень обижался. Его дочка Валя-джан тоже очень обижалась.

— Александр Викторович-джан! — вспыхнул Илья. — Вы же понимаете, что если я не пришел на похороны ВСЕСВЯТСКОГО, значит, обстоятельства меня по рукам-ногам повязали и я шевельнуться не мог!

— Да? Ага! Конечно! А Спартака Дубина тоже в кандалы заковали?

— И его не было? — насторожился Илья.

— И его, родимого! Академик уходит в мир иной, а у гроба стоит кто угодно, кроме любимых учеников! Валя плачет! Непонятно — папу жалеет или Илюшу-джан на поминки ждет? Это так нехорошо, Пересветов, что мне стыдно на тебя смотреть!

— Хватало там народу, — буркнул Илья. — А где Спартак?

— Пока на работу не явился. А может быть, уже пошел в цех.

Через час позвонили на завод, в цех, — Дубин там не объявлялся.

Поскольку Спартак Дубин не появился на работе и к полудню, то в обед ему позвонили домой — но дома его не оказалось, а сестра его Валерия ничего путного объяснить не смогла. Это обстоятельство слегка встревожило Илью. Он припомнил, что расстался со Спартаком при полном физическом здоровье и нормальном состоянии души того, и ни пропасть, ни загулять в городе Сычевске он не мог никак — хотя бы потому, что денег у него не было.

В конце рабочего дня заботливый Шершов принялся снова искать Спартака, но опять же безрезультатно.

Глава 7

Зря разыскивали Спартака Дубина в стенах института и даже зря звонили ему домой. Уже вторые сутки пошли, как он не мог явиться не только на зов своего руководства, но даже и вернуться под крышу родного дома, потому что сидел в темном, сыром подвале и абсолютно не представлял себе, когда и как выберется из него.