Мы из розыска

Мы из розыска…

ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ПРЕДУПРЕЖДЕН…

Повесть в рассказах

ОБРАТНЫЙ СЛЕД

Увеличения явно не хватало. Да и пуговица коричневого цвета, которую можно увидеть у каждого второго на пальто или плаще, вела себя беспокойно. Направишь на нее под нужным углом свет, наведешь увеличительное стекло, а она то повернется, то поедет куда-то по гладкой поверхности стола. Можно подумать, что заводная. А когда все совпало: и свет светил как надо, и пуговица успокоилась, не хватило увеличения. Мала оказалась кратность лупы…

Сама-то пуговица большая, ее и так прекрасно видно, но вот в ее дырочках, кроме обрывков ниток, застряло что-то такое! Какие-то ворсинки разноцветные. Ворсинки — это замечательно! Отлично! Прекрасно! Ворсинки — это очень интересно, это визитная карточка бывшего владельца пуговицы.

Константин положил лупу на краешек стола. «В данном случае воспользуемся микроскопом, — решил он. — Интересные ниточки. Цветные: желтые, зеленые… Вот бы взять интервью у того, кто ходит в том пальто… Нет, не руку пожать. Без этого мы как-нибудь обойдемся… Просто так познакомиться, поговорить… Очень интересно, почему он на верхних этажах квартиры выбирает и почему пуговицы плохо пришивает…»

В свои тридцать семь старший эксперт Константин Никитич Снегирев дослужился только до капитана. Можно ли было назвать его неудачником? Вряд ли. По крайней мере сам себя он таковым не считал. Ему нравилась его работа, необычная и неповторимая. Каждый день выдвигающая новые задачи, ставящая проблемы, которые не кто иной, а именно он обязан решить. Работа, требующая аккуратности и точности, граничащей с педантизмом.

…Резко зазвонил телефон прямой связи с оперативной частью.

— Слушаю, эксперт Снегирев.

— Здравствуй, Константин! — пророкотала трубка голосом ответственного по управлению. — Ты сегодня дежуришь со мной? Готовься на выезд. Следователь и опер на подходе. Три минуты на сборы… Лады?

С утра было относительно тепло, но к полудню на внешней стороне оконного стекла появились диагональные потеки косого дождя. Ветер срывал и бросал на мостовую желтые листья.

Провожая сегодня Константина на службу, жена сказала:

— Ты бы носки шерстяные надел, а то…

— Света, никаких «а то…», в конце сентября минус сорок в Москве не бывает.

Теплые, ручной вязки носки, присланные в прошлом году тещей из деревни, остались дома. Теперь досадуй не досадуй…

У машины ожидал Саша Корсаков, следователь. Нахлобучив модную широкополую шляпу, подняв воротник плаща, он курил и с нетерпением поглядывал на подъезд.

«Раз курит на улице, собака уже в машине, — подумал Константин, — сейчас поедем».

— Здравствуй, Александр, куда направляемся?

— Салют, наука… Заонежская, шестнадцать. Двенадцатиэтажка, башня… Кража вроде бы заявлена. Соседняя квартира звонила. Дверь сломали в сорок второй, звонили из сорок четвертой…

— Сыщиком у нас кто сегодня?

— Дмитрий Иванович. Идет сейчас…

— А я от пуговки еле оторвался, честно говоря. Интересная, знаешь, пуговка, многообещающая…

— Та самая? Со Спартакиадной, тринадцать?

— Она. Никак не могу добиться от нее исповеди… Вот исповедуется, тогда перед нами откроются новые горизонты. Может, даже с товарищем полковником за руку подержимся.

— Неужели напал на след? Костя, не томи душу…

— Не терпится, Саша, с руководством рукопожатием обменяться?

Дмитрий Иванович Алексеев, оперативный уполномоченный уголовного розыска, энергичный, сухощавый, спускался по лестнице. На вид ему за сорок. Острые на язык девушки из секретариата называли его стариком, не думая, что, добравшись до такого же возраста через быстро пробегающие годы, будут по-прежнему считать себя молодыми. Для двадцатипятилетних максималисток «настоящим» мужчина был до тридцати.

— Павел Михайлович, — крикнул Алексеев в окошко дежурного, — я на четырнадцать гражданку вызвал — Полякову. Извинись за меня, пожалуйста, и пусть подождет. Если нет, то жду к шести. Ладно? — И уверенно сел на передние сиденье.

Осенний дождичек мелко сек ветровое стекло, за которым пробегали размытые очертания хорошо знакомых улиц и переулков.

У подъезда двенадцатиэтажного дома сиротливо притулились тоненькие березки, осыпающие под ветром и дождем свою листву. Тяжелые, напитанные влагой желтые листья, сорванные порывом сильного ветра, летели на мостовую, на крашеные лавочки…

Загородив собой дверь в подъезд, их встретил участковый Руденко. Крупный, громоздкий, как старинный шкаф, он шевелил обвислыми усами, таращил глаза из-под мокрой фуражки с потускневшей от времени кокардой.

— Здоровеньки, хлопцы. Приихалы?

«Ну, он как всегда, — подумал Константин, — мешает русские слова с украинскими… Словесный коктейль…»

— Ждали — не гадали, а побачилысь. Давно тут? — слегка передразнивая участкового, спросил Дмитрий Иванович. — Ну, где у тебя огрехи, показывай, Михаил Иванович.

— Тут такэ дило, товарищ майор, — обратился Руденко к оперуполномоченному как к старшему по званию. — Я тут кое-что разузнал… Дело такое — квартира сорок вторая, расположена на седьмом этаже. Хозяйка квартиры Феофанова, живет одна, в овощном работает… Еще не приходила. На работу ей позвонили. Я сюда с опорного пункта минут через семь пришел после звонка дежурного. Сразу же подъезд заблокировал. Выходили только жильцы с дому, — он полистал блокнотик, — из семидесятой Иваницкий, пенсионер, да дивчина из девятнадцатой… Как ее? Сиренкова Лариса…

— Незнакомые были кто?

— Ни, никого не було. На лестнице соседка за квартирой приглядывает.

— Спасибо, Михаил Иванович. Пошли, ребята. Остановимся этажом ниже, — мягко, но достаточно властно напомнил следователь о дарованном ему процессуальным кодексом праве руководства оперативной группой. — Первой работает собака. Потом как эксперт скажет. Давай, Валера, начинайте с Грэем. Да, чуть не забыл… Дмитрий Иванович, понятых на себя не возьмешь?

— Хорошо, сейчас поищем.

Константин, с облегчением освободившись от двенадцатикилограммовой ноши, поставил на ступеньку лестницы оперативный чемодан.

Щелкнул пробный спуск фотоаппарата. Яркая вспышка осветила все щербинки на стене, окурки на лестнице, намалеванную неумелой рукой, еще не очень твердой в грамматике, формулу, которая сводилась к наипростейшему арифметическому действию.

В носу нестерпимо защекотало. Снегирев чихнул. «А носки бы не помешали, — зябко поежился он, — сыровато».

Вниз по лестнице на выход проскочил Грэй, влекущий за собой кинолога. Запахло собачьей шерстью.

— Я в принципе готов, — доложил Константин следователю, поправляя указательным пальцем сползшие очки.

— Одну минутку… — следователь знаком остановил эксперта. — Ну что, Валера? — окликнул он кинолога.

— Вроде бы есть след… — донеслось снизу.

— Пошли. Костя, дело за наукой…

Дверь в квартиру выбита. Из нее, ощетинившись, торчали шурупы. Упав внутрь квартиры, дверь в поисках опоры с размаха «облокотилась» на тумбочку с телефоном. Тумбочка выдержала, а телефон разлетелся вдребезги, засыпав пол осколками зеленоватой пластмассы. На шнуре-спирали свисала совершенно целая трубка. Не соглашаясь с постигшей аппарат участью, она продолжала жить. Прихожая от пола до потолка наполнялась частыми гудками. В напряженной тишине они казались необычайно громкими и неуместными.