«Агата Кристи» выходит в море

Юлия Волкова

«Агата Кристи» выходит в море

Действующие лица

ИГРОКИ

Ника Войтановская — корреспондентка районной газеты, 36 лет

Соня Войтановская — гимназистка, перворазрядница по шахматам, 13 лет

Иосиф Коган — мастер по ремонту бытовой техники, 50 лет

Анна Незванова — бизнес-вумен, 34 года

Настя Незванова — гимназистка, 16 лет

Нонна Победимова — по образованию психолог, а ныне — швея, 34 года

Наталия Победимова — школьница, 8 лет

Клим Ворошилов — полковник в отставке, 48 лет

Викентий Колыхалов — переводчик, автор многочисленных неопубликованных произведений, 32 года

Янина Самойленко — телохранитель, 28 лет

Леонид Самойленко — школьник, кандидат в мастера спорта по дзюдо, 10 лет

Александр Яшин — тромбонист, 38 лет

Евгений Носов — плотник, 40 лет

Екатерина Булычева — медсестра, 40 лет

Николай Булычев — школьник, 13 лет

Георгий Вартанян — директор магазина, 29 лет

УСТРОИТЕЛИ

Александра Барсукова — 27 лет, тележурналистка

Алена Калязина — 34 года, продюсер

Егор Половцев — 24 года, начинающий телеведущий

Сергей Арье — 50 лет, бизнесмен, спонсор телеигры «2 + 1»

Данила Сташевский — режиссер

Михаил Иванович — начальник службы безопасности Операторы, ассистенты, капитан теплохода, боцман, судовой врач, матросы, стюарды и прочие эпизодические персонажи

Часть первая

ИГРОКИ

№ 1 (по жеребьевке)

Ника Войтановская (тогда еще Александрова) по всем показаниям судьбы должна была стать петербурженкой, но родилась в Туве. Или, как сейчас пишут и говорят, в Тыве. Виной тому стал неуемный комсомольский энтузиазм ее родителей, коренных интеллигентных петербуржцев (тогда они еще звались ленинградцами), отправившихся в эту далекую республику что-то такое грандиозное восстанавливать или возводить. Что именно и зачем — давно забылось, а оторванность от большой цивилизации осталась, как клеймо, в наследство маленькой Нике. Девочке было восемь лет, когда она увидела на фотографиях этот город — огромный, прекрасный, полный дворцов, мостов, высших учебных заведений и бог знает чего еще, чем с такой легкостью пожертвовали в свое время ее родители. Они и по сей день представлялись ей наивными стариками, и унылая степь, которая вместо дворцов и парков стала фоном для их старости, казалась Нике вполне заслуженным наказанием за их юношеское легкомыслие. Но Ника! Она никогда не была легкомысленной. И ей во что бы то ни стало хотелось вернуть себе так бездумно утраченное родителями. Этот город. Жизнь в нем, полную невообразимых возможностей…

После школы, законченной в Кызыле, она поступила в театр. Нике исполнилось семнадцать, у нее были черные густые кудри и белоснежная кожа, и сложена она была прекрасно. В театре как раз ставили «Снежную королеву», и девушка идеально подходила на роль Герды. Взяли ее без лишних вопросов об образовании и опыте работы. Наверное, сыграла роль ее внешность да и наличие вакантных мест, которые как-то не скоро заполнялись… Старый восторженный режиссер просто боготворил девушку. Считалось (на самом деле так оно и было), что Нике шел любой костюм, любой наряд (а отсюда, по логике режиссера, и любая роль). И не только из костюмных пьес, но даже из «производственных» — фуфайка, комбинезон, какой-нибудь простенький платочек… Но время восторженных энтузиастов, видимо, все-таки безвозвратно уходило. На их места приходили молодые презрительные скептики. Так случилось и с Никиным театром. Место старика вскоре заняла выпускница столичного вуза, у которой лицо сделалось кислым, как только она получила назначение в кызыльский театр. Здесь ей не нравилось ничего. И никто. А особенно — Ника.

И Ника вскоре распрощалась с театром, но не из-за режиссерши. Просто она получила вызов из Ленинградского университета, с факультета журналистики.

Ленинград! Теперь он был почти ее собственным городом. Почти — потому что из общежития, где поселилась Ника с тысячью других студентов, необходимо было выбраться, и как можно скорее. Поклонники так и вились вокруг нее. Говорили они примерно те же слова, что и старый режиссер из Кызыла: «Ей решительно все идет: и эта простая косыночка, и стоптанные туфельки. А эти вечно потрескавшиеся губы…»

Было из чего выбирать, и Ника выбирала. Забавно, но большинство ее поклонников носило имя Сережа. Сережа с двухкомнатной квартирой в Автово. Сталинский дом, второй этаж. Но там же — больная мама. Сережа из Стрельны. Собственный дом, но деревянный. И пригород. Удобств, опять же, никаких, зато куча родни. Сережа с видом на залив… Тьфу, конечно, не Сережа, а квартира с видом, но квартира однокомнатная, маленькая. Однако Сережа — художник и большую часть времени проводит в мастерской… (Был, впрочем, и еще один соискатель, носивший это имя. Но у Ники он вызывал безотчетный страх: она никак не могла понять, что ему от нее нужно. К тому же он был значительно старше ее.)

Этот-то Сережа — художник — и стал в конце концов избранником Ники, которая к тому времени творила уже не только в жанре журналистики, но писала и стихи, и все кругом говорили, что она — переродившаяся Евдокия Ростопчина… Главное, что стихи ей безумно шли, точно так же, как стоптанные туфли, скромный платочек или фуфайка.

Ника родила дочку, Соню. Воспитывала ее, в основном, Сережина мать, в честь которой, по словам Ники, девочку и назвали. Правда, была и еще одна версия (недоброжелателей): девочку назвали Сонькой, потому что, попадая в руки матери, она получала что-то такое, отчего все время спала. И что вовсе это не Сережина дочка, а как две капли воды — уменьшенная копия Валерки, Никиного однокурсника, прибывшего учиться в Ленинградский университет из Архангельска. Эта версия вскоре получила даже некоторое подкрепление в виде сплетен: дескать, Валерка, бывший не робкого десятка, отнюдь не собирался отдавать в «чужие руки», как он говорил, свою уменьшенную копию. Он приходил к Никиному мужу в мастерскую и пару раз к ним домой… Разрешился этот трех- или даже четырехугольник (плюс Сонька) весьма своеобразно: решительно настаивавший на своих родительских правах Валерка вдруг как-то резко от них отказался и запил, а официальный отец и мать маленькой дочери тихо и интеллигентно развелись, причем благородный отец оставил однокомнатную квартиру с видом на залив своей бывшей жене и малышке. И вдобавок — свою звучную фамилию.

Так Ника Войтановская стала жительницей северной столицы, владелицей квартиры, молодой матерью, интересной разведенной женщиной… Не за горами был и диплом. Перспективы хоть куда, но грянули 90-е годы с их всеобщей неразберихой и сомнениями: а нужно ли оно вообще, это высшее образование? Многие ее однокурсники откровенно растерялись и начали пить по-черному. Один Валерка почему-то вышел из многолетнего запоя и подался в брокеры, даже не защитив диплома. Другие шли в дилеры… Начала оглядываться по сторонам и Ника. Как всегда ее цепкий взгляд искал мужчину. На этот раз выходом из положения ей показался совсем уж странный кандидат…

На одной из вечеринок она познакомилась с Петром, безработным из Югославии. Выглядел он так: довольно блеклая внешность (по сравнению с его красавцами-соотечественниками), сильная близорукость и… велосипед. Почему-то этот велосипед всем больше всего и запомнился. Передвигался Петр по городу на Неве только на велосипеде. На нем, казалось, и приехал он со своей далекой родины. На нем и умыкнул он Нику с Сонькой, уверяли взбудораженные подруги. Куда она, умница-разумница, поехала, зачем? А в квартире с видом поселился Никин младший брат.

Первое время из Югославии поступали вполне обнадеживающие вести. И главное, отчасти реабилитирующие безумный, как тогда многим казалось, Никин поступок. Подслеповатый велосипедист едва ли не по прибытии к месту назначения получил отставку, а Ника занялась кандидатурой пожилого профессора Белградского университета…