Золотой мальчик

Меньшов Виктор

Золотой мальчик

Валерий Соколов, по кличке «Соколик»

Подмосковье, Барвиха. Охотничий домик

Суббота, 7 марта, 1998 год. 12 часов пополудни

Похоже на то, что я влип. Влип как муха. И, увы, не в мёд, а в нечто ещё более неприятное. И даже не в дерьмо, как можно было бы подумать. Хуже. Дерьмо — что? Вытер ботинки о траву и пошёл себе дальше. Я же влип как муха в янтарь. Намертво. Сидел на полу в охотничьем домике и кожей ощущал, как плоть мою обволакивает тягучая, липкая и вязкая смола. И нет моих сил вырваться из этого смертельного кокона.

— Эй, Соколик! Вылазь, сучий потрох! Вылазь, хуже будет!

Вот идиоты! Разве может быть что-то хуже в моём положении? Придурки…

Грохнул выстрел, разлетелось стекло маленького окошка, единственного в домике. Пуля ушла высоко, под потолок.

Аккуратно стреляют, сукины дети. Берегут меня. Впрочем, вряд ли, я для них — кость в горле. Будь на то их воля, зубами бы меня порвали на части. Так они и сделают, когда доберутся. Только это мы ещё посмотрим. Это мы ещё будем поглядеть.

Грохнуло ещё несколько выстрелов. Пули беспомощно клацнули в стены. Избушка эта была сработана на совесть. Мастера, которые её делали, своё мастерство ведали.

— Выходи, Соколик, порешим!

Ага, порешите вы. Сначала доберитесь до меня, тогда и грозите.

Я огляделся.

Со стенами всё было предельно ясно — танком не пробьёшь. Вся пальба эта снаружи — чистой воды показуха. На психику, гады, давят. Это нам по фигу, пускай давят. Психика у меня крепче стен. Ещё два окна, узкие, словно амбразуры, были прорублены в противоположных стенах и прикрыты листами брони. Так что при необходимости можно будет пострелять и в сторону нападающих. Это мы пока погодим

Что у нас тут ещё имеется? Двери. Двери эти — только танком. Я открывал их и видел толстенную броню, облицованную сверху деревом. Изнутри дверь была снабжена надёжными запорами, и закрывалась на два толстых бруса.

Вот с мебелью не густо. Стол, две скамейки, полати вдоль стены, застеленные овчинами, которые я стащил на пол, запихав под нары, чтобы Славке на голом полу не лежать. Конечно, можно было ему и не прятаться, но пуля — она дура, мало ли что? Срикошетит, или ещё чего. А Славка в данной ситуации был моей единственной гарантией. Пока жив он, у меня тоже оставалась слабая надежда. Иначе давно шпандарахнули бы меня гранатой, как рыбу в проруби. И привет семье!

— Эй, козёл, отпусти Славку! Слышишь? Отпусти, и мы тебя отпустим! Отпусти Славку! Ты слышишь нас?

Ещё бы я не слышал! Только так я вам и поверил. Я отпущу пацана, а вы меня тут под огурец разделаете. Так вы меня, голубчики, и отпустили! Нашли кому заколачивать. Чёрта с два я отсюда выйду!

Славка зашевелился под нарами, высунулся из овчин, сверкая глазами. Я сделал ему знак, чтобы не высовывался.

— Они нас убьют, дядя Валера?

— Да что ты, Славка! — бодро изобразил я.

Станиславский перевернулся в гробу и простонал: "Не верю!". Ну, извини, старик, сказал я ему мысленно. Меня по другой системе обучали. Хотя, Славка тоже не поверил. Это я по его глазам понял. Он, конечно же, боялся, но тем не менее, держался молодцом.

— Не дрейфь, Славка! — фальшиво улыбнулся я. — Мы с тобой выберемся, мы не из таких ситуаций выбирались. Верно?

Он вежливо улыбнулся мне в ответ. Мальчик он был добрый, воспитанный. Но не дурак же, чтобы всерьёз воспринимать мои слова.

— А как мы выберемся, дядя Валера? В окошко улетим?

— Зачем же в окошко? В окошко мы, конечно же, не улетим, но придумать что-то попробуем. Придумывали же раньше.

— Раньше придумывали. А теперь даже выйти некуда. Четыре стены вокруг.

Я огляделся ещё раз, словно для того, чтобы проверить правильность Славкиных слов. Всё было точно так, как он говорил. Четыре стены вокруг. И какие стены. Что ещё я мог сказать? Оставалось сделать вид, что занят осмотром своей экипировки и не слышу его.

Я переложил пистолет на полу из-под левой руки под правую, потом оттянул затвор лежащего на коленях карабина и увидел тусклый желтый патрон. Аккуратно задвинул затвор, проверил предохранитель и заглянул под стол, где лежали две связки динамитных патронов с торчащими из них бикфордовыми шнурами, короткими, как поросячьи хвостики.

За стеной опять бабахнули.

Это они от отчаяния, а что им остаётся? Стены — из пушки не пробить, двери они уже пробовали высадить. Ничего, пускай побесятся.

Пальба участилась. Несколько пуль ткнулись в стену, стреляли все же прицельно, куда-то они старались попасть. Так и есть — в амбразуру. Загудела броня, взвизгнула пуля, отлетая от неё. Стрелки они, надо сказать, никудышные. Ну, да ничего, пускай палят. Попали в амбразуру, убедились что бесполезно — мне спокойней. Меньше тревожить будут. Больше думать. А когда человек думает, он не стреляет.

Ещё одна пуля воткнулась в потолок.

— Эй, придурки! — заорал я. — Прекратите в окно пулять! Тут стены такие — срикошетить может!

— Что, сдрейфил, Соколик?! Вылезай, и пацана выводи, может, пожалеем.

— Пожалел волк кобылу — оставил хвост да гриву! Мне-то что, вот пацана может задеть пуля, или в динамит попасть!

— Ты нас, Соколик, на понт не бери! Откуда у тебя динамит?

— А откуда у меня карабин? Мне вас уговаривать ни к чему. Не верите не надо. Грохнет — тогда узнаете.

За стенами домика повисла напряжённая тишина. Не стреляли. Значит, думали. Ясное дело, они не меня жалели, им Славка нужен был. Послышался шум моторов, потом что-то щелкнуло, и раздался жестяной голос мегафона:

— Соколов! С тобой говорит подполковник милиции Капранов. Предлагаю немедленно освободить заложника и сдаться! Предупреждаю, что в противном случае твою личную безопасность я не гарантирую! Дом окружён, взять тебя дело времени. Не усугубляй своего положения, оно у тебя и так аховое…

Насчёт положения он, пожалуй, был прав. Аховое — это было ещё мягко сказано.

— Положение моё хуже архирейскогоооо…

Неожиданно пропел я себе под нос дурным голосом. И споткнулся взглядом о вытаращенные гляделки Славы.

— Чего выставился? — не очень любезно буркнул я. — Песню спеть нельзя?

— Песню можно, — великодушно разрешил Славка. — А это правда не настоящие милиционеры? Ты меня не обманываешь?

— Конечно, не настоящие, — поспешно подтвердил я, не чувствуя уверенности в собственном голосе.

Славка деликатно промолчал. Я хотел что-то ему сказать, но тут за стенами опять щёлкнуло и раздался всё тот же голос, усиленный мегафоном:

— Соколов! Прекрати валять дурака! На тебе и так висит уже больше чем достаточно, не усугубляй! Отпусти хотя бы пацана, тебе зачтётся!

— Ага! На том свете угольками! — проорал я счастливым голосом.

— Пускай мальчишка голос подаст, может ты его придушил, гад!

— А с какого такого интереса он будет с тобой бесплатно разговаривать, горло напрягать?

— С твоего интереса, Валера, с твоего! Если он голос не подаст, значит не живой он. И тогда мы начинаем штурм, понял?!

— Чего уж тут не понять! Понял…

Я поднялся и подошёл к дверям, отвинчивать гайки на узкой вертикальной амбразуре, которая была замаскирована возле дверей. Открутил я их быстро и осторожно поставив толстый узкий лист брони на пол, выглянул сбоку на улицу. Выглянул и молча, про себя, выругался. Всё было несколько хуже, чем я себе представлял. На опушке, прямо напротив дверей, устанавливали безоткатное орудие. Если решатся пальнуть — тараканы разбежаться не успеют.

Не ожидал я такой прыти и такого технического обеспечения. Пришлось пойти к Славке.

— Славка, подай голос, иначе они нас в щепки разнесут.

— Что я им скажу?

— Да что угодно. Скажи, что жив и здоров, что здесь есть динамит.

— А ещё что я должен сказать?

— Ну, сымпровизируй сам.