Гамбит Райса. Выпуск 4

Р. Артамонов

Гамбит Райса

День начинался точь-в-точь, как вчерашний, позавчерашний — словом, как все восемь дней, которые Герасимов провел здесь, в гагринском Доме творчества писателей. Раньше всех позавтракав — официантки успели изучить эту привычку Василия Ивановича и накрывали ему в самую первую очередь, — Герасимов ушел на море. Спустившись к самой воде, он привычно взобрался на огромную каменную глыбу парапета и растянулся на чуть наклонной, уже теплой от солнца поверхности. Попытался, прикрыв лицо газетой, задремать, но ничего не получилось. Тогда начал вспоминать имена всех персонажей прочитанной накануне книги. Потом сел, обхватив колени руками, и вслух чертыхнулся.

В самом деле, зачем обращаться с собой, как с ребенком! И вообще, разве можно обмануть самого себя, отвлечь, заставить забыть какие-то пусть тревожные, но интересные мысли?

Это произошло вчера вечером. Поужинав, Герасимов заглянул в холл, где в это время собирались любители шахмат. Расставляя фигуры, чтобы сыграть со знакомым переводчиком из Ленинграда, Василий Иванович невольно обратил внимание на спускавшегося по лестнице высокого, плотного, чисто выбритого мужчину со строгими глазами под тяжелым, ещё не тронутым загаром лбом. Мужчина едва заметно поклонился ему. Ничего удивительного, они познакомились ещё утром. Возвращаясь после завтрака в свою комнату за полотенцем, на столике, здесь же в холле, Герасимов увидел забытый кем-то паспорт. «Семёнов Дмитрий Сергеевич, — прочитал он. — Время и место рождения — 1921 год, гор. Витебск…»

— Хм… Вот растяпа, а ещё из Витебска, — укоризненно покачал головой Василий Иванович, словно в городе, где он провел свою молодость, не могло быть рассеянных людей. Герасимов нашел дежурную сестру и отдал ей документ.

— А-а, это наш новенький, — сказала она, взглянув на фото, — только что приехал… Вон он, кстати, идет… Товарищ Семенов! — закричала сестра. — Возьмите, пожалуйста, свой паспорт. Вы его забыли, а вот гражданин нашел.

— Благодарю вас, — суховато произнес Семенов, — видимо, я вынул его, когда сдавал путевку…

Минут десять Семенов молча смотрел, как Василий Иванович играет с переводчиком. Потом, заметив ошибку последнего, чуть скривил губы. Это не ускользнуло от внимания Василия Ивановича. «Тоже мне Ботвинник», — подумал он. И когда переводчик, сокрушенно вздохнув, смешал фигуры, предложил: «А вы не желаете?..» — Семенов согласно кивнул.

Для любителя Герасимов играл хорошо. Вот почему, когда ему буквально через четверть часа пришлось признать себя побежденным, он даже опешил.

— Может быть, ещё одну? — нерешительно предложил Василий Иванович. Семенов пожал плечами:

— Пожалуйста.

Вторая партия длилась минут сорок. Герасимов отчаянно сопротивлялся, но всё было тщетно. Их окружили любители. Игра новичка вызвала общее восхищение.

— Вот это да!.. — не выдержал кто-то, когда Семенов эффектной жертвой коня поставил Герасимова в безвыходное положение. — Скажите, вы случайно не мастер?

Семенов окинул спрашивавшего холодным взглядом:

— Нет… Но играю с детства.

— У вас, наверное, была хорошая школа? — оторвался от доски Василий Иванович.

— Школа? Никакой! — тотчас же ответил Семенов. — В том захолустье, где я родился и вырос, о шахматах и представления не имели…

И, не дождавшись, что ещё скажет Герасимов, он удалился.

«Странно, — посмотрел ему вслед Василий Иванович, — это в Витебске-то не знали, что такое шахматы?..»

Вот тогда Герасимов и ощутил впервые непонятное беспокойство. То самое беспокойство, что не давало ему сосредоточиться и сейчас, на пляже. Впрочем, теперь оно становилось несколько понятнее.

…Тридцать пять лет прошло с той пасмурной осенней ночи 1939 года, когда молодой оперуполномоченный Василий Герасимов, всего второй день работавший в витебской милиции, торопясь, разыскивал в темноте улицу и дом старого учителя и одного из лучших шахматистов города Николая Николаевича Полянского.

Дежурный по милиции, положив телефонную трубку, от досады тогда даже крякнул:

— Вот те на, на какую-то дурацкую кражу картошки из сарая группу отправил — считал, что всё до утра спокойно будет, — а тут такое дело… И к кому ведь ухитрились забраться, а?! Ну ладно, Герасимов, ничего не поделаешь, езжай… То есть иди — машину группа забрала. Считай, что это твое боевое крещение… Особенно там не топчи… Успокой старика, скажи, что всё разыщем… Как ребята подъедут — сразу к тебе пошлю…

«Еще не хватало, чтобы они раньше меня прибыли, — озабоченно думал Герасимов, шлепая по невидимым лужам. — Вот обидно будет… Нет, сегодня мне должно повезти! А то и правда неплохо может получиться», — и он представил себе заметку на четвертой странице газеты: «Благодаря находчивости и смелости молодого сотрудника милиции В. Герасимова установлен и задержан опасный преступник, накануне похитивший из квартиры гражданина Полянского…»

Учитель, живший один, дверь отворил сам. Впрочем, она и не была заперта.

— Заходите, заходите, — засуетился Николай Николаевич, услышав, что Герасимов — сотрудник милиции, прибывший по его просьбе. — Не надо, не надо, голубчик, что вы, я вам и так верю, — отстранил он руку Василия, протянувшего было свое удостоверение. — Уж и не знаю, с чего начать… Сегодня вечером я давал сеанс одновременной игры. Двадцать три выиграл, две ничьих. Кстати, а вы, товарищ… — Полянский запнулся, очевидно вспоминая фамилию оперуполномоченного.

— Герасимов!.. Да просто Василий, — подсказал тот и покраснел: в милиции ему не раз объясняли, что на службе нет Вань, Юр, Миш, а есть Иваны Петровичи, Юрии Павловичи, Михаилы.

— Да, да, как же, помню, — обрадовался Николай Николаевич. — Так вот, а вы шахматами не интересуетесь? А то милости прошу, заходите.

— Спасибо, Николай Николаевич, — окончательно смутился Герасимов. — Играю немножко…

— И отлично! И отлично, голубчик! — просиял Полянский. — А чего нам, собственно, ждать? Давайте-ка сразимся с вами прямо сейчас. Заодно увидите любопытнейшие фигуры. Слоновая кость, настоящая Индия. — В десятый раз протерев стекла пенсне, старый учитель начал искать шахматы. — Ах какая досада, значит, их тоже украли! Ну, ничего, у меня есть и другие…

— Спасибо, — повторил Василий. — Но давайте я действительно зайду к вам завтра… чтобы поиграть… А сейчас, — он взглянул на часы и, вспомнив об оперативной группе, стал очень серьезным, — прошу вас сказать, что, кроме шахмат, украдено?

— Пожалуйста, пожалуйста, — согласился Полянский, — я понимаю… Значит, шахматы — раз, пишущая машинка — два, деньги — вот тут, в столе лежали… Сколько? Тысячи, по-моему, полторы, точно не помню… — Он подошел к шкафу. — Костюм. Наверное, ещё что-нибудь… Но всё это пустяки, голубчик, мне жалко другое. Вот видите, — он отколол от галстука булавку и протянул её Герасимову.

Ещё никогда Василию не доводилось видеть столь оригинальной булавки: её украшала золотая шахматная доска, усыпанная камешками-фигурками.

— Да, интересная вещица, — кивнул оперуполномоченный, возвращая булавку.

— Не то слово — интересная! — взволнованно зашагал по комнате Полянский. — Уникальная! Историческая! Особенно для меня.

— Хорошо, что её не украли, — заметил Василий. — Ведь больших денег, наверное, стоит…

— При чём здесь деньги, молодой человек, при чём здесь деньги?! — неожиданно остановился напротив него Полянский. — Вы знаете, что это такое? Нет, это не просто украшение, не просто булавка для галстука! Это подарок, это приз, врученный мне самим Мароци! Вы слышите, кем, голубчик, Гё-зой Ма-ро-ци!

Полянский сел, снова снял пенсне и, посмотрев на оперуполномоченного добрыми близорукими глазами, положил руку ему на колено:

— Этой булавке, голубчик, почти сорок лет. Да, да, маэстро вручил её мне в 1901 году…

Полянский опять вскочил и быстро заходил по комнате.