Восемь шагов по прямой

Гоник Владимир

Восемь шагов по прямой

Владимир ГОНИК

ВОСЕМЬ ШАГОВ ПО ПРЯМОЙ

Когда Рогов вышел, они еще стояли. Они поджидали его с восьми часов, а сейчас было около десяти. Высокий грел дыханием пальцы, а тот, что был пониже, пританцовывал, держа руки в карманах.

Они прятались от ветра у гаражной стены, за длинным рядом осыпающихся деревьев; лица их покраснели от холода. Должно быть, они потеряли надежду и уже не ждали его, а стояли просто так, не решаясь уйти.

Соседи, конечно, уже заметили их, слишком явно они торчали под окнами, мозолили всем глаза. В доме жили серьезные деловые люди, ходившие каждый день на службу, и им невдомек было, что можно праздно торчать под чужими окнами. При случае соседи были не прочь похвастать, что он живет здесь, в доме, но временами он чувствовал их иронию и снисходительность.

Где-то шла у них своя жизнь, он угадывал смутно, в институтах, на заводах, в министерствах, в лабораториях, в конструкторских бюро, ну, да ладно, Бог с ними, ему до них дела нет. Все чаще в последнее время он испытывал непонятное раздражение, хотя мышцы не подводили и сердце работало, как мотор.

Он уже давно привык к парням и мальчишкам, поджидающим его в разных местах. У дома его поджидали не часто, но бывало. Адрес узнавали разными путями, обычно через адресный стол, нужны всего лишь фамилия, имя, отчество и возраст, но многие знали его рост и вес. Цифры были как будто важными показателями урожая или добычи полезных ископаемых, их часто повторяли в печати, и комментаторы гордились ими словно собственными.

Когда он вышел, они растерялись. Маленький увидел его первым и толкнул высокого в бок. Они отклеились от стены и испуганно таращили на него глаза.

По такой погоде они были одеты слишком легко. Расклешенные брюки, истоптанные каблуками, одинаковые дешевые куртки с блестящими пуговицами, но высокий из своей вырос и его голые тонкие руки торчали из рукавов.

Маленький был смуглым, черноглазым, черными были у него густые волосы, а на лице пробивался темный пух. Рядом с ним высокий казался светлее, чем был на самом деле: узкие плечи и длинные светлые волосы делали его похожим на переодетую девушку.

Порыв ветра сорвал горсть листьев, а те, что лежали на земле, смахнул и погнал вдоль стены; на ветру мальчишки казались совсем беззащитными.

Все утро они торчали напротив дома, шарили глазами по окнам, переговаривались, иногда толкались и подпрыгивали на месте, чтобы согреться, но сразу замирали, когда открывалась дверь.

На него часто пялились на улице и в магазинах, даже в других городах: знакомое лицо, люди напрягали память. Ах, телевидение - отрада зимних вечеров, вся страна у экрана, бесконечное пространство - деревни, города, дома, квартиры, где уткнулись в экраны, а операторы так любят крупный план, когда человек сидит на скамеечке для штрафников: он посиживал не очень часто, но и не редко - не чурался.

Юнцы смотрели на Рогова, будто не верили глазам. "Сейчас автограф попросят", - подумал Рогов.

Обычно он молча расписывался, не глядя в лицо. Он считал это никчемным, но неизбежным занятием и покорился раз и навсегда расписывался и шагал дальше.

Рогов снял замок и распахнул ворота. Мальчишки не двигались с места. Он выехал из гаража и остановился перед воротами, мальчишки напряженно за ним следили. Он вяло слушал мотор, включил приемник, отыскал музыку, закрыл ворота и навесил замок - они все смотрели издали. "Странные какие-то", - подумал Рогов.

Они не выглядели разбитными городскими парнями, которые встречались ему каждый день. "Провинциалы. Когда-то и я был таким", - подумал он.

На ветру они выглядели сиротливо: дети, оставшиеся без взрослых; губы у них были совсем синими.

Рогов тронул машину с места, мелькнули их напряженные лица мелькнули и исчезли; в зеркало он видел, как они неподвижно смотрят вслед; машина проехала немного и неожиданно остановилась. Мальчишки смотрели все так же напряженно и серьезно.

Рогов подъехал к ним, перегнулся через спинку сиденья, открыл заднюю дверцу и сказал:

- Залезайте.

Они не двинулись, вроде и не слышали и смотрели, как прежде, серьезно и напряженно.

- Залезайте, кому говорю! - нетерпеливо повторил Рогов. - Машину выстудите.

- Кто, мы? - спросил высокий, не веря ушам, а маленький испуганно оглянулся: нет ли еще кого?

- Вы, вы!..

Мгновение они еще не верили себе, потом робко залезли, осторожно сели на заднее сиденье и сидели не дыша; высокий три раза хлопнул дверцей, но не закрыл. Рогов перегнулся и захлопнул. Машина уже шла по улице, а они все еще не знали, что произошло, не решались шевелиться. Он и сам не знал, что произошло.

- Продрогли? - спросил Рогов.

Оба кивнули и вместе одним дыханием по-деревенски ответили:

- Ага...

- Откуда вы?

Маленький потупился, а высокий помялся и сказал:

- Мы за городом живем...

- Сколько же вы сюда добирались?

- Два часа.

- А встали когда?

- В четыре.

"В четыре мороз будь здоров", - подумал Рогов и в зеркало посмотрел на их одежду.

- Курточки ваши на рыбьем меху?

Они смущенно улыбнулись, еле-еле, одними губами.

Они встали в четыре утра, шли по морозу на станцию, дожидались поезда на платформе, а потом ехали в вагоне и добирались по утренней Москве, чтобы торчать на ветру под его окнами.

- У вас здесь дела, что ли? - спросил Рогов.

Они помялись и не ответили. Он рассмотрел их в зеркало: никак не меньше восемнадцати, только щуплые очень. Рогов вспомнил молодняк команды, их ровесников, которых называли полуфабрикатами: верзилы под стать взрослым мужчинам, примут на бедро или впечатают в борт - костей не соберешь.

Мальчишки отогрелись. Он услышал восторженный шепот и поймал их взгляды: на ветровом стекле висели маленький хоккейный ботинок с коньком и такая же маленькая клюшка.

- Сувенир из Канады, - сказал Рогов.

Играла музыка, исправно грела печка, славно так было ехать холодным осенним утром, тепло и уютно. Вчера было воскресенье, команда после субботней игры отдыхала, и Рогов ночевал дома. Обычно они ночевали на загородной тренировочной базе, где проходил сбор. Домашний ночлег ценился высоко, и отыграл Рогов в субботу прилично, и команда выиграла, но сидело в нем недовольство, не понять только чем.

По улице бежал сплошной, без просветов, лаковый поток автомобилей; Рогов улучил момент и юркнул в середину. Машины неслись большим сплоченным стадом, уносились назад дома и люди, и было тепло, играла музыка, и чуть-чуть кружилась от скорости голова: мальчишки озирались и бросали восторженные взгляды на Рогова.

Он высадил их у метро и сразу о них забыл. Еще оставалось время подъехать к бензоколонке и наполнить бак. Заправившись, Рогов поехал на тренировку.

У катка кучками стояли болельщики. Это было их постоянное место, да еще у касс на улице. В любую погоду они толпились здесь и спорили. Когда он вылез, они как по команде развернулись в его сторону и без смущения рассматривали в упор.

- Молодец, Рог, в субботу хорошо бодался, - сказал кто-то из них.

Он привык не обращать внимания, когда его рассматривали в упор и когда отпускали реплики, хотя после неудачных игр реплики бывали обидными, и первое время ему стоило труда пропускать их мимо ушей, но потом он понял раз и навсегда, что всем всего не объяснишь. К счастью, плохие игры случались редко.

Вдруг Рогов снова увидел мальчишек. Дул пронизывающий ветер, и они поворачивались к нему то спиной, то боком. Он замедлил шаг, раздвинул толпу и приблизился к мальчишкам.

- Опять вы? Времени свободного много? - недовольно спросил он. Они молча потупились. - Почему бездельничаете?

- У нас отгул, - понуро ответил маленький.

- Отгул за прогул?! Знаю я таких!

- Нет, у нас правда отгул, - сказал высокий. - Мы не врем.