Наружка

Скорее всего, увидел он там что-то интересное, ибо спешно достал камеру, приник через глазок окуляра к чужой жизни. Подстраховывающий его сверху Соломатин на миг вообразил себе, что кто-то бы вот так же снимал и его. В первую очередь представилась уютная квартирка Людмилы со свечами у черкала. И она танцует перед ним с бокалами в руках. А в это время в щель между штор…

Впервые вместо восхищения и уважения подспудно зашевелилось червячком отторжение того, чем занимался сейчас Лагута. Да, он следил за уголовником, имеющим оружие. Да, но ради сведений для него, Соломатина. Да, майор сам рискует жизнью, повиснув на парашютной стропе на уровне семнадцатого этажа головой вниз. Все — так! Но…

Что означает это «но», какой другой способ можно предложить взамен — на том все и замирало. Это как давний спор о негуманности охотничьей добычи. Но мало кто в знак протеста отказался есть мясо. И даже те, что перешли в вегетарианцы, заботились прежде всего о своем здоровье, а не о бедной дичи, попадающей в прорезь прицела.

Неприятный осадок оставался. Распаляясь, Соломатин уже почти убедил себя в том, что, по его разумению и характеру, честнее сойтись в открытой схватке хоть с «Ушлым», хоть с любым другим уголовником. Под стволами, заточками — но по-офицерски гордо и честно. А филер — он и есть филер, как ми меняй название…

Лагута, изловчившись, подтянулся, вернул свою голову на то место, где она должна быть — выше рук-ног, а тем более мягкого места. Некоторое время приходил в себя, пережидая отток крови, затем, осторожно перебирая петлями, стал подниматься наверх. Борис подхватил сначала камеру, потом помог перевалиться через выступ и самому Михаилу.

— «Ушлый» — ерунда, связь, несомненно, интереснее, — но было первое, что сказал Лагута, присев на корточки и массируя затекшие ноги. Борис, только улавливающий жаргон наружки», на этот раз понял безошибочно: «связь» — это побои человек, соприкасающийся с объектом. — Наш подопечный перед ним на цырлах, так что, исходя из ситуации, я им на твоем месте просил руководство заняться именно связью. Она может быть результативней.

Борис не стал признаваться, что пока еще не знает, как делается и делается ли вообще переброс с одного задания на другое. Ехали наступать на мозоль, а придется расковыривать нарыв…

Не успел майор полностью освободиться от веревок, как грюкнула решетчатая дверь, ведущая на чердак. Но если Борис замер в ожидании, то майор среагировал прямо противоположно. Выхватив из висевшего на поясе чехла нож, ударом по стропе освободился от пут и одним прыжком очутился у выступа лифтовой шахты. Борис торопливо последовал за ним.

— Да кто здесь может быть? — послышался чей-то голос.

— Тебе шеф платит за свою безопасность? — вопросом на вопрос ответил другой. — Вот и шевелись.

Появление их на крыше означало одно: водитель «форда» подъехал к дому в сопровождении профессионалов. Они не проявились вместе с хозяином, не понадеялись на чужих телохранителей, а сами вычислили места, откуда их шефу могла исходить угроза, и занялись их перепроверкой.

Борис почувствовал на плече руку Лагуты: тот предлагал разделиться и занять оба угла выступа.

— Подозрительно, что все двери оказались открыты, — продолжал сомневаться старший.

— Бомжей море, — не хотел сдаваться второй. — На чердаках ночуют, у них тут как гостиница.

— Я на тот край, а ты обследуй здесь, — поставил точку более опытный охранник.

Майор, конечно, соображал быстрее. Опережая Бориса, он вновь показал на пальцах: если что, первым сматываюсь я, а ты берешь на себя прикрытие.

Это было что-то новое в офицерской биографии Бориса: напарник откровенно говорил о своем уходе первым. Ни на миг не засомневавшись, не предложив хотя бы ради приличия бросить очередность на пальцах. Откуда такое в налоговой полиции, куда вроде бы отбирали самых лучших?

Но дошло самостоятельно. Да-да, конечно, Лагуте полагается сматываться. Исчезать. Растворяться. Если «наружники» начнут по каждому поводу хвататься за грудки с объектом или его охраной, их можно будет посыпать двумя ведрами дуста и сдать в утиль как отработанный материал.

Борис кивнул на вопрошающий взгляд майора: «понимаю и соглашаюсь».

«Справишься?»

«Кто сомневается?»

«Удачи».

«А мы ее от себя не отпускали».

«Но лучше все без шума. Нам шум не нужен».

Лучше-то лучше, да где же таких заботливых найдешь, которые не беспокоят других. «Ленивый» пошел в их сторону как раз со стороны Соломатина, и по мере его приближения Лагута, а за ним и Борис стали ускользать за угол.

И все равно не успели. Двухподъездная высотка не требует много времени, чтобы осмотреть ее плешивую макушку. Пока «ленивый» плелся нога за ногу, «сомневающийся» обежал ной участок в момент. И, конечно же, наткнулся на остатки снаряжения Лагуты. Майор как раз проскальзывал в дверцу, открывающую вход в гостиницу бомжей, когда охранник издал легкий крик. Второй на этот раз удивительно быстро метнулся на зов, скорее просто боясь остаться в одиночестве. Чтобы не встретиться с ним, майору пришлось рыбкой, сшибая коленями и локтями железные ступени, улететь вниз. Борис отпрянул обратно за шахту.

Стропа! Охранник увидел обрывок стропы над окном Квартиры, в которую вошел хозяин! И бросился к люку.

Соломатин, не уверенный, что майор успел уйти, рванулся Навстречу охраннику: хотел встретиться с противником в открытом бою.

В жизни ему, как ни странно, драться приходилось очень Мало, кулаками намахался в Рязанском десантном училище на Всевозможных показных занятиях. Приезд любой комиссии, высокого гостя или телевизионщиков — а в Рязань, имеющую четыре военных училища, их тропа не зарастала никогда, — так обязательно их спорт-роту на плац или стадион. И пошла показуха! Подурачить народ, который ойкал при ударах и удушениях — святое дело десантника. А на самом деле все приемы оттачивались настолько, что не причиняли вреда. Бывало, конечно, входили в раж, забывались, шпыняя друг друга штык-ножами или ломая ключицы. Но то раж…

И все же тренировки пестовали готовность десантника идти на удар. Еще в курсантских городских разборках было замечено: голубые береты пусть и с отчаяния, безысходности, но — дерутся, а не закрывают голову руками.

Поэтому и сейчас он не просто предстал перед опешившими охранниками. Он влетел в них, и первый удар наобум, куда-то в шею, предназначался тому, который был главным.

Кажется, достал его: кулак вошел во что-то мягкое, податливое. И, не глядя больше на осевшего врага, ногой, тычком ударил в живот второго.

Однако «ленивый» оказался достаточно прытким. Борис не почувствовал ногой той упругости, какая бывает при ударе по телу. Скорее, получилось что-то из показушной серии, когда на вид удар грозен и беспощаден, а на самом деле противник на секунду раньше изгибается, гася удар.

Для следующего замаха уже потребовалось время, и его лучше использовал охранник. Он сумел отскочить и дать разрыв в расстоянии, Теперь Борису потребовалась целая вечность, Чтобы оглянуться на первого, уже встающего с колен, оценить, насколько он боеспособен, и вновь нацелиться на рывок к «ленивому».

— Стоять! — вдруг хрипло, но повелительно потребовал сзади «сомневающийся».

Так мог требовать человек, имеющий на это право. А право могло принадлежать лишь тому, кто владел оружием.

Не оборачиваясь, но уже всем своим видом, обмякшим телом давая понять, что повинуется, Борис замер. Единственное, что сделал якобы еще по инерции — это повернулся левым боком. Темнота темнотой, но на фоне неба с поминутно подглядывающей в рвань облаков любопытной луной их силуэты видны достаточно отчетливо. Оставалось сказать «Спасибо» Моржаретову, который велел взять оружие. Пистолет на ремне Справа, нужно только подтянуть руку. Охранникам, скорее всего, пальба не нужна, они постараются избежать ее, чтобы не привлекать внимания к шефу. Уж что-что, а белый «форд» в такой ситуации притянет обывателей сразу.