Наружка

Кажется, он рассчитал верно. «Ленивый», мстя за свой испуг, подбежал сзади, схватил Бориса за волосы, намереваясь подвести его со вздернутой головой к старшему.

— Спасибо, — сквозь боль прошептал Борис, выворачиваясь и утыкая пистолет ему в живот.

«Ленивый» вначале ничего не сообразил, затем глаза его стали расширяться, пальцы, державшие волосы, разжались. Кажется, он готов был даже погладить Бориса по голове за причиненные неудобства. Но теперь уже Соломатин, не отступая ни на шаг, заставляя пятиться противника, под его прикрытием пошел на «сомневающегося».

— Я думаю, мы не карлсоны, и нам нечего устраивать фейерверки на крыше, — предложил он полюбовный выход.

— У нас своя работа… — начал осторожно старший.

— А у нас своя, — перебил, подтверждая правильное направление разговора, Борис. — К тому же мы наверняка где-то рядом служили, пока твой шеф хапал деньги, с которых и отстегивает ныне.

— Ты что, тоже из охранной фирмы?

— Вы приехали к нашему шефу, он платит нам за то, чтобы мы обеспечивали его безопасность, — охотно принял эту версию Соломатин. Частный охранник из конкурирующей фирмы — это лучше, чем налоговый полицейский.

— Тогда что мы, в самом деле, хватаемся за оружие.

— Вот и ладненько, — Соломатин дошел до люка, остановил свою жертву. — Значит, первым выхожу я, затем — вы.

— На чердаке темно, осторожнее.

Сама благодетель, а не громила с пистолетом.

— Спасибо. Я знаю.

С последними словами юркнул в дверь, захлопнув ее за собой. На чердаке, пригибаясь и оберегая голову, бросился к очередной двери, открывающей ход непосредственно на лестницу. За ней оказалась третья, та самая решетчатая, которая грюкнула и предупредила их несколько минут назад. Борису загремела вдогонку тоже, но он уже мчался по лестнице вниз. На одной из площадок спугнул обнимавшуюся парочку, хотел вбежать в коридор и вызвать лифт, но раздумал, надеясь только на свои ноги.

На парочку налетели и выбежавшие следом за Борисом охранники. Но, в отличие от него, перед этим препятствием замерли, сверху наблюдая за свидетелями, которых они оставят зa спиной: кто обжегся раз, дует и на холодное. Влюбленные, не замечая их, принялись целоваться взасос, а когда рука парня полезла в брюки к девушке, охранники побежали дальше. Дружески подмигнуть и дать совет они при всем желании не могли: им нужно было хотя бы отследить, в каком направлении или на какой машине скрылся убежавший.

Но было поздно, поезд ушел. Только около полураскуроченного спортгородка пьяницы решали экологические проблемы:

— Слушай, давай ты приедешь ко мне на дачу. Весной. На ландыши.

— Ландыши нельзя рвать. Это мой друг говорит.

— А мы будем ползать и нюхать.

Около соседнего дома Бориса перехватил Лагута, толкнул в подъехавшую машину. Ни о чем не спросил, словно ожидал именно такого исхода, и Борис ничего тоже не стал рассказывать. На крыше хорошо прозвучало: каждый делает свое дело. А после его выполнения — по разным концам и краям. Лично он, наверное, не сможет после случившегося иметь с негласниками других дел, кроме служебных. Он все понимал: да, разумеется конспирация, тем не менее оставлять товарища одного…

— Твое решение? — промолвил, наконец, Лагута. Его интересовала только работа.

Борис вспомнил его настоятельные советы взять на контроль проявившуюся связь и дал команду:

— Ведите связь.

— Тогда к утру оформи задание на нее.

— Будет.

Лагута, кажется, только сейчас почувствовал состояние оперативника, пристально глянул через плечо с переднего сиденья. Но не стал касаться происшедшего, занимаясь исключительно настоящим. Вышел в эфир:

— Всем — по местам. Берем связь.

Первым появился около машины парень в спортивном костюме. Он зябко передергивал плечами, а в машине некоторое время, сжавшись в комок, согревался. Затем доложил:

— Назревала грандиозная пьянка. Предотвратить не смог. Пришлось возглавить. Потому еще и не превратился в ледяного человека.

— Привязался удачно, молодец, — отметил Лагута.

— Талант не пропьешь, — согласился и Моряшин.

Спустя какое-то время из темноты проявилась парочка, и при взгляде на них перед Борисом словно промелькнул кадр: он несется по лестнице, а в углу парень тискает девушку.

Это были они?

Он посмотрел на Лагуту, но тот никак не отреагировал, хотя и понял, подтверждение чему он хотел бы получить. Каждый делает свое дело…

— Посадка, — вдруг прозвучал доклад Белого, который оставался где-то на видимой связи с подъездом.

— По местам, — скомандовал Лагута. — Катя и Соломатин — остаетесь.

Для чего, почему — на разъяснения времени не осталось. Женя Некрылов нырнул к Моряшину, и «девятка» плавно взяла с места. По тротуару, через газончик вырулив на трассу, притормозила, чтобы там, в общем потоке, пристроиться за «фордом».

— Ну и смена, — вздохнула позади Бориса девушка. — Вы всегда даете такие задания?

Шляпка с ее головы куда-то исчезла, скорее всего, осталась к машине, а без нее Катя в темноте казалась совсем юной.

— Что так смотрите?

— Скажите, это… вы были на лестничной площадке?

Кате напоминание почему-то было неприятно, и, ничего не ответив, она медленно пошла по тротуару. И только когда Борис несмело догнал ее, ответила:

— Майор приказал прикрывать вас.

Все-таки прикрытие было! Было. И он, капитан Соломатин, дурак и профан, невежда, кретин, дает себе зарок отныне и навсегда: не судить о людях до тех пор, пока не будут расставлены все точки над «i». В налоговой полиции, а тем более в «наружке» совсем иные правила игры, чем у них в армии. И к этому необходимо привыкать. Не только привыкать, но и самому учиться.

— Спасибо, — чуть запоздало поблагодарил Борис.

— Не за что.

Капитан больше благодарил ее за сообщение о Лагуте. Иной раз легче перенести разочарование в женщине, чем в поступках мужчины. Хотя и Кате тоже спасибо…

Словно оправдываясь за невнимание к девушке, Борис припомнил и предыдущее:

— Вы сегодня еще и моего Зеркальцева вытягивали за уши.

— Дело привычное.

Понимая, что ему все равно не уловить всех оттенков и тонкостей наружного наблюдения, Борис поинтересовался:

— Мы здесь закрываемся?

— Вообще-то желательно немного посмотреть, как станет нести себя объект после отъезда «форда». Но я уже вся такая расшифрованная, что лучше пойти в гостиницу. Или в кино. Вы давно были в кино? Или в кафе?

— Когда-то в той, додемократической жизни.

— Давайте сходим в кафе! Я даже в той жизни просто так, без задания, не ходила туда. Заодно покажусь в этом вечернем туалете, — приглаживая костюм, она провела ладонями по своей фигуре. Не сдержалась, лукаво посмотрела из-под челки на Бориса: я ведь ничего, да?

Как мало нужно женщине! Глянуть на нее восхищенно — и она уже на небесах. Правда, мужчине требуется еще меньше — увидеть интересную женщину и восхититься…

— Только дойдем до гостиницы, я своих посмотрю, — соглашаясь на совместный вечер, попросил Соломатин. Катя должна была понять его положение, но он все же пояснил: — Я первый раз с ними на выезде, да и доля командира — думать сначала о подчиненных, а уж потом о себе…

Катя, конечно, не так красива, как Людмилами не заставляет трепетать его сердце, как Надя, жена Ивана Черевача, первая любовь его, но девушка она смелая, если не отчаянная. Не побоялась взять на себя инициативу с Зеркальцевым и пошла на прикрытие в подъезд. Катя заслужила вечер в кафе. Точнее, он будет польщен, если она поужинает с ним.

Ракитина восприняла его заботу о подопечных не как блажь, а как естественную обязанность военного человека. Она сама взяла его под руку и направилась к гостинице. Ей вспомнился Некрылов с его ехидством насчет того, кому сегодня будет разрешено дотрагиваться до ее колен — Моряшину или Лагуте. Не угадал Женя. Конечно, про оперативника говорить нечего, но вечер оказался за ним. Что-то встрепенулось в душе, когда на лестничной площадке Некрылов приник к ней, но… Все равно это делалось ради капитана-оперативника, сейчас смущенно идущего рядом.