Комендантский час (сборник)

Мишка взял бутылку, налил две рюмки, посмотрел на Муштакова:

— А вам?

— К сожалению, в нашей работе не у всех такие приятные обязанности, как сегодня у вас. Пейте. — Он еще раз оглядел стол. — Вот что, пустая бутылка у вас есть? Так. Поставьте ее, пусть думают, что вы давно пьете. Кстати, закуску-то. Вот так. А то она уж больно нетронута. А теперь, Зоя, берите гитару. Пора.

Муштаков подошел к Мишке:

— Когда вы скажете: «Принеси товар, Зоя», это и будет сигналом. Только слишком не затягивайте встречу. В общем, начинайте.

Во дворе было тихо. Только с Большой Грузинской долетали трамвайные звонки. Игорь с Парамоновым и двумя оперативниками сидели в затхлом палисадничке. Впрочем, место они выбрали неплохое. Темнота закрывала их лучше любых кустов.

Они сидели и прислушивались к шарканью шагов в переулке. Время тянулось медленно, так всегда бывает, когда чего-то с нетерпением ждешь.

Наверху, в квартире, за маскировочной шторой, зазвенела гитара, и женский голос, приятный и не слишком громкий, запел:

Игорь прислушался. Это было похоже на старинный романс. Голос женщины звучал грустно, с ноткой потерянной надежды, и гитара подыгрывала ему с какой-то щемящей тоской. Игорь даже забылся, так захватило его внезапное пение. Но это длилось всего несколько минут. Под аркой раздались осторожные шаги. Кто-то вошел во двор, постоял, прислушиваясь, и снова скрылся под аркой.

Игорь осторожно потянул из кармана пистолет, спустил предохранитель. Щелчок показался ему выстрелом, и он внутренне весь сжался. Опять послышались шаги, но теперь уже шли несколько человек.

«Четверо», — сосчитал Игорь. Двое были в штатском, а двое в форме, это он определил по силуэтам фуражек, только в какой — различить не мог.

Вошедшие о чем-то посовещались вполголоса, потом вспыхнула спичка, кто-то осветил циферблат часов: «Через тридцать минут…» Дальше Игорь ничего разобрать не смог. Двое скрылись в подъезде, другие остались во дворе.

Парамонов сжал плечо Муравьева, и тот понял: оставшихся двоих надо брать.

В прихожей звякнул входной звонок один раз и после паузы еще два.

— Иди, Зоя. — Мишка кивнул на дверь.

Зоя прямо с гитарой вышла в прихожую. Костров услышал щелчок замка, потом чьи-то приглушенные голоса, среди которых явно различил сипловатый басок Фомина.

— Проходите, — громко сказала Зоя. — Мы вас уж заждались, почти все выпили.

— Неужели ничего не оставили? — Голос был бархатный, с игривой интонацией.

Мишка скрипнул зубами от злости: «Ишь, сволочь, прямо как в театре разговаривает».

В комнату вошел человек в светло-сером костюме со шляпой в руках. На лацкане пиджака блестел орден «Знак Почета».

— Здравствуйте, Миша.

— Здорово, Гомельский, — Мишка встал и, чуть качнувшись, шагнул навстречу вошедшему, — садись, гостем будешь.

— Ну, если не надолго.

— А надолго и не выйдет, — Мишка указал рукой на стул, — времени у меня во. — Он провел по горлу ладонью.

— Понимаю. — Гомельский сел на стул, приняв изящно-небрежную позу полуразвалившегося на сиденье респектабельного человека. Он был точно таким же, как три года назад, когда Мишка встретил его в ресторане «Савой». Элегантным и сдержанным. — Ну что ж, Серега, — позвал Гомельский, — где ты?

— Иду, иду. Я тут квартирку осмотрел.

— Не верите? — зло скосил глаза Мишка.

— Ну почему же. Просто проверяем. Нынче как: береженого Бог бережет.

— Твоя правда.

Фомин вошел в комнату, тяжело подсел к столу, осмотрелся и потянулся к бутылке:

— Давайте, что ли.

— Нет, — твердо сказал Мишка, — это потом. Сначала дело.

— Не возражаю. — Гомельский внимательно поглядел на Фомина.

— Деньги с собой?

— Всегда. А товар?

— Зоя, — громко сказал Мишка, — Зоя, принеси товар.

Девушка встала и сделала шаг к двери.

— Нет, — вскочил Фомин, — погоди, я…

Он не договорил. В руке у Мишки воронено блеснул наган.

Стена в комнате словно разошлась, и из темного проема шагнули трое с оружием. Гомельский сунул руку в карман.

— Не надо, Володя, — спокойно сказал Муштаков, — дом окружен.

— Я за папиросами, гражданин начальник, я не ношу оружия. Вы же знаете, на мне крови нет.

— Хочу надеяться. Встать! — скомандовал Муштаков.

Внезапно Фомин, опрокидывая стол, прыгнул на Мишку. В руке его тускло блеснуло длинное жало финки.

— Миша! — крикнула Зоя.

Костров не сдвинулся с места. Никто даже не заметил, как он успел ударить. Фомин мешком рухнул на пол. Выпавший из его руки нож воткнулся в щель между крашеными досками.

— Побил все-таки посуду, сволочь, — сказал побелевший Мишка, — воды принесите, надо на него плеснуть, чтобы очухался…

Королев вошел к нему в кабинет:

— Я в уголке сяду, пока ты его допрашивать будешь. Не возражаешь?

— Что вы, Виктор Кузьмич? Конечно.

— Как решил построить допрос?

— Хочу начать сразу с Гоппе.

— Думаешь, так? — Королев подвинул лампу, чтобы свет не падал на него. — Опасно. Битый он.

— Потому и поймет, что битый.

— Ну что ж. Давай.

Игорь поднял трубку:

— Задержанного Шустера ко мне.

Через несколько минут у дверей послышались тяжелые шаги. Игорь взглянул на вошедшего Гомельского. Да, это был уже не тот элегантный, похожий на артиста человек. В кабинет ввели типичного обитателя внутренней тюрьмы, в ботинках без шнурков, без брючного ремня и галстука.

— Садитесь, гражданин Шустер. Меня зовут Муравьев Игорь Сергеевич.

— Очень приятно, — Шустер осклабился, — значит, я буду иметь дело с вами, а не с гражданином Муштаковым?

— Пока со мной.

— А вы из его конторы?

— Нет.

— Я так и понял. Но чем могу быть полезен вам? Я же фармазонщик, сиречь мошенник. Статья сто шестьдесят девятая. А позвольте полюбопытствовать, какие в вашей конторе любимые статьи?

Игорь взял со стола Уголовный кодекс, открыл нужную страницу, протянул Гомельскому:

— Вот эта, читайте.

Тот пробежал глазами.

— Нет. — Он положил кодекс на стол. — Вы мне этого не примеряйте. Не надо, гражданин начальник. Там же вышка за каждым пунктом. А сейчас война. Не надо, я вас очень прошу…

— Где Гоппе? — перебил его Муравьев.

— Кто?

— Шантрель-Гоппе-Гоппа. Где он?

— Я не знаю.

— Вам дать показания Пономарева? Знаете такого?

— Харьковского! Не надо. Это же было раньше, давно. Я его не видел уже лет пять. Клянусь, мамой клянусь.

— Тогда давайте припомним Спиридонову.

— Тоже не надо. Я понял. Но в его делах я не участвовал.

— Вы скупали у него ценности?

— Было. Правда, всего несколько раз…

— Где он?

— Скажите, гражданин Муравьев, суд учтет это?

— Суд все учтет. — Игорь взял авторучку. — Адрес?

Допрос длился около часа. Муравьева интересовали только вопросы, связанные с Гоппе. Второй половиной деятельности Гомельского-Шустера должен был заниматься Муштаков.

Арестованный, поняв всю опасность ситуации, старался быть предельно откровенным. Да, он встретил Гоппе в Москве, да, устроил его на квартиру, знал, что разыскиваемый под чужой фамилией устроился в комбинат Ювелирторга, встречался с ним и покупал у него ценности. И это все. О деятельности Гоппе и его связи с Музыкой, о немцах он ничего не знал.

Когда Гомельского-Шустера увели, Королев взял протокол, еще раз внимательно прочитал его:

— Ну что ж, вроде все в порядке. Мне кажется, он рассказал все, что знал. Сейчас мои сотрудники возьмут дом под наблюдение. Мало ли кто захочет посетить нашего подопечного. Ну а брать его будете вы, конечно с нашей помощью. Закроете дело Ивановского, и сразу Шантреля к нам. Договорились?