Пришлите старшего инспектора Веста

— Мы погадаем вместе, когда придет время, — сказал Роджер. — Не начинайте спорить.

Она вызывающе посмотрела на его профиль, который был вполне привлекательным. Если и было в нем какое-то несоответствие, то оно касалось его подбородка — он был немного тяжеловат и выдавался вперед. У него был короткий нос и хорошо очерченные губы. Его шляпа была сдвинута на затылок, открывая вьющиеся волосы цвета пшеницы, но почти полностью скрывая седину. Он знал, что она изучает его с близкой дистанции.

— А кто хочет спорить? — В ее словах проскальзывал затаенный смешок, так же, как и желание уступить ему. — Задняя дверь была открыта, а передняя — закрыта, запоры на окнах закреплены. Белле нервная женщина — окна всегда запирались, так же как и двери.

— Почему она… почему она такая нервная?

— Я не знаю какой-либо причины, кроме… — Лисса запнулась. — Кроме, может быть, того обстоятельства, что находиться в нервозном состоянии — это своего рода манера ее поведения.

— Кажется, непохоже, что вы одобряете Белле Шоун, — сказал Роджер, и, когда на это ответа не последовало, продолжил: — Какая причина для такой ее манеры?

— До сих пор никто не клал ее на колено лицом вниз, чтобы выдрать, — произнесла Лисса небрежным тоном. — Вы на самом деле хотите узнать о ней подробнее?

— Мне нужно это знать, — сказал Роджер. — Я должен быть в состоянии судить о том, насколько можно придавать значение ее словам. Вы имеете в виду, что она испорченное существо?

— Суматошная, избалованная, оберегаемая от влияния злого мира, не знающая отказа в своих прихотях, с тех пор как научилась ходить. И несмотря на все это, — продолжала Лисса Мередит, — лучшее в ней часто находит проявление: добрая и восхитительная. Вы правы, пожелав больше узнать о ней, прежде чем встретитесь с ней.

— Вы хотите сказать, что она неврастеничка и с ней тяжело жить? — спросил Роджер.

— Частично, это правильно…

— Она счастлива?

— Может ли клубок нервов быть счастливым?

— Не всегда, какую-то часть времени.

— О, тогда да. В какой-то степени. Дэвид бывал в частых отлучках. Сначала корейская война, затем — некоторые специальные поручения, поэтому они и приехали в Англию. Дэвид, похоже, пробудет здесь двенадцать месяцев, возможно, дольше. Белле вдруг обнаружила, что не может жить без Рики, и они послали за ним. Вы на самом деле хотели узнать, счастлива ли она с Дэвидом?

— Да, мне бы хотелось.

— Могу еще добавить, что он страстно в нее влюблен. Но одно дело, когда мужчина возвращается к красавице жене, зная, что она его ждет, и совсем другое — когда приходится быть терпеливой и верной женой. О, я не имею в виду ничего предосудительного.

Он знал, что она глядит на него и глаза ее смеются. Но они в действительности не знают друг друга как следует.

— Вы ищите причину?

— Только факты.

Он свернул на главную дорогу около Хаммерсмит-бродвей, где встречаются пять дорог.

— Шоун склонен дать ей полную свободу. Он очень к ней нетребователен, — сказал Роджер.

— Это догадка? — спросила Лисса.

— Это дедукция. Его жена обычно спит допоздна, служанка приходит к девяти, Шоун и его сын встают рано, так что кто-то должен готовить завтрак.

Лисса засмеялась:

— Они не готовят горячий завтрак. Но вы правы, Дэвид спускает ей все.

— Угрожала когда-нибудь мальчику опасность?

— Я об этом ни разу не слышала.

— Вы не знаете кого-нибудь, у кого могут быть личные мотивы причинить кому-нибудь из них неприятность?

— Нет.

— Мистер Марино говорит, что они богаты, — заметил Роджер, помолчав.

— Одно время они оба были богаты, но Белле потеряла свое состояние. У Дэвида хватит денег на них обоих, но… — Лисса запнулась, как бы подыскивая нужное слово, затем продолжала очень медленно: — Я думаю, если бы у нее были бы свои деньги, она бы забрала Рики и ушла навсегда. Может показаться, что я не люблю Белле, но это не так, инспектор. Я думаю, ее удерживают только деньги Дэвида, больше ничего.

На Илинг-бродвей около сквера, где женщины сидели на скамейках, а ребятишки играли в тени деревьев, Лисса показала ему поворот на Вейвертри-роуд. Вскоре они двигались по узкой, обсаженной деревьями дороге мимо бесчисленных жилых домов, выглядевших одинаково: красные кирпичные ограды и заросли кустарников. Все выглядело аккуратно и типично по-английски.

В конце Вейвертри-роуд Лисса направила его в тупик, имеющий форму подковы, где стояло три дома. Дом Шоунов находился посередине, низ построен из кирпича, верх — из дерева, черепичная крыша темно-красного цвета, оконные рамы и двери недавно выкрашены. Сад содержался в идеальном порядке. Георгины кивали своими разноцветными головками, и лепестки других цветов трепетали на тихом ветерке. В палисаднике соседнего дома, расположенного справа, стояла седоволосая женщина и смотрела на дом номер тридцать один.

Когда Роджер заглушил мотор, они сначала услышали истошный крик, а потом мужской голос, и опять крик, всполошивший всех соседей. Легко можно было определить, что это приступ истерии, полной душевной боли.

Лисса Мередит выскочила из машины раньше Роджера, пробежала через распахнутые ворота и бросилась по желтой гравийной дорожке к передней двери. Седоволосая женщина сочувственно смотрела на нее и Роджера. Когда Роджер подошел к крыльцу, Лисса уже открыла дверь и исчезла. Крики стали громче, голос звучал искаженно, как у тяжелораненого человека:

— Это твоя вина, это твоя вина, я ненавижу тебя! Я могу тебя убить! Убирайся от меня, убирайся от меня, убирайся, убирайся!

Роджер вошел в вестибюль, закрыл за собой дверь и тут увидел Лиссу, застывшую на середине лестницы, и двух людей, очевидно Шоунов, наверху. Белле свирепо вырывалась из объятий своего мужа.

4. ИСТЕРИЯ

На Белле Шоун был широко распахнувшийся халат, а под ним прозрачная розовая пижама. Волосы спутались, словно от ветра. Она пинала Шоуна ногами и пыталась освободить руки. Когда Лисса приблизилась к ним, она ухитрилась освободить одну руку и вцепилась мужу в лицо. Боль заставила его ослабить хватку, Белле освободилась, кинулась вниз по лестнице и впервые заметила Лиссу.

Она закричала:

— Рики исчез, Рики исчез! Вызови полицию — он не сделает этого. Вызови полицию!

Она почти падала, сбегая по лестнице вниз, и, когда до Лиссы оставался лишь один шаг, Роджер увидел ее искаженное дикое лицо с губами, будто натянутыми на крупные белые зубы. Казалось, это какая-то страшная маска.

Шоун был в жилете и брюках. Его лицо тоже застыло, но оно не было страшным. Если не считать сверкающих глаз и едва заметных желваков на щеках, то оно могло показаться каменным. Кровь сочилась из двух параллельных царапин на правой щеке.

— Вызови полицию! — визжала Белле. — Если не вызовешь, то… — У нее перехватило дыхание.

Однако это была лишь короткая передышка. Лисса могла бы произнести несколько слов. Белле снова завопила:

— Ты такое же ничтожество, как и он! Даже хуже, убирайся с моей дороги!

Роджер видел, как Белле подняла руку и Лисса отклонилась в сторону.

Шоун воскликнул:

— Белле!

Белле рванулась мимо Лиссы, споткнулась, но устояла, схватившись за перила, затем пробежала оставшиеся ступеньки, халат развевался сзади, мелькали голые ноги — длинные и стройные, пижамная кофта задралась. Она не видела Роджера, которого загораживала Лисса, но, увидев, не остановилась, а отклонилась вправо. Догадавшись, что он попытается остановить ее, она вытянула обе руки, чтобы оттолкнуть его. Она рыдала, ее губы казались черными на фоне белых зубов, глаза как у сумасшедшей.

Роджер присел, быстро обхватил ее за колени и повалил на пол. Она сильно стукнулась головой о пол, покрытый ковром, но не закричала, лежала спокойно. Он встал, натянул ей на ноги халат, затем наклонился над ней. Затишье было непрочным, как в бурю. Все в этой сцене казалось нереальным, даже спокойный голос Шоуна, произнесший: