Семейное дело

Лариса не могла забыть один случай — примерно за полгода до убийства Николая она приходила к Неле. Муж был на работе, а Ларисе срочно требовалось передать Скворцовым крупную сумму. Менеджер Горшкова спешила в дизайнерское агентство, а у метро на нее обрушилось стихийное бедствие — снег с дождем. Головного убора она, по осеннему обыкновению, не надела… Постойте, а где ее зонт? Прекрасный длинный зонт с изогнутой ручкой — Лариса помнила, что целый день она таскала его с собой именно на такой, предсказанный синоптиками, случай… Ну точно — забыла в гостях! Память услужливо нарисовала картинку: ее зонт висит на крючке вешалки темной, отделанной под мореный дуб прихожей Скворцовых. Ругая себя «дырявой головой» и «рассеянной с улицы Бассейной», Лариса вынуждена была вернуться. Звонить с полдороги она сочла излишним: Неля не успела бы никуда уйти.

Лариса нажала кнопку звонка и выждала; немного погодя нажала снова… Неля открыла дверь не сразу: получилась какая-то странная заминка, во время которой в квартире, показалось Ларисе, что-то приводили в порядок, а может, что-то срочно убирали с глаз долой. Так или иначе, ее впустили. Свет в прихожей включили, несмотря на день, потому что все выходившие в коридор двери оказались закрытыми. Неля выглядела не слишком довольной ее возвращением — впрочем, стоило ли ожидать иной реакции? Схватив зонт (он висел именно там и именно так, как представила память), Лариса пролепетала несколько дежурных извинений и удалилась. Однако, несмотря на то что она смотрела исключительно на свой зонт, еще один предмет попал в Ларисино поле зрения. То была мужская сумка для документов — из черной кожи, с защелкивающимся золотым замочком. На эту сумку Роланда Белоусова Лариса обратила внимание тогда, когда встречались по какому-то поводу у Скворцовых.

Белоусов был частым гостем в квартире Скворцовых. Он и Илья Вайнштейн состояли в ранге близких друзей, но между ними существовало различие: если Илья Михайлович был другом и коллегой Николая, то Белоусов навещал дом преимущественно в отсутствие главы семьи. Как и Лариса Горшкова, он наведывался запросто — даже более запросто, чем она. Его любили дети… И, очевидно, не только дети.

Всеми вышеизложенными наблюдениями Лариса делилась с Турецким долго и подробно, постоянно перебивая себя экскурсами в особенности дизайнерского бизнеса. Опытному в разгадывании душевных состояний Турецкому было ясно, что Лариса пытается не выглядеть сплетницей, отдавая дань благопристойности, и в то же время ей очень хотелось поделиться фактами, которые она копила не один год, вряд ли рассчитывая когда-либо выложить их постороннему человеку. Желание помочь следствию тут стояло на последнем месте… как оно, впрочем, обычно и бывает. Турецкий давно не строил иллюзий на этот счет.

— Вы считаете, — подытоживая все недомолвки, взял он быка за рога, — что Нинель Петровна скрывала любовную связь с Роландом Белоусовым?

— Скрывать-то она скрывала, — Лариса сделала грустное лицо, — но не слишком умело. Знаете, эти долгие беседы… эти постоянные чаепития наедине… Словом, секрет Полишинеля. — Несмотря на усилия казаться грустной, Лариса Горшкова усмехнулась — напряженной косой усмешкой. — Секрет Полиши-Нелли.

— А Николай Викторович об этом догадывался?

— Ни в коем случае! Но даже если… Видите ли, он ей все прощал. Художники обычно — люди бессемейные, но Николай Скворцов… Все, что он делал, делал ради семьи.