Грязные игры

Баклуши бьете? — Юра был хмурым и злым. — А мне сейчас чуть башку не отвинтили за вчерашнее.

Что, Юрок? — спросила Люда.

Ничего. Обещали бабки отнять. Так что сегодня подчищать пойдем. Чего вчера недоделали.

Когда? — Люда бросила на стол карты.

Вечером. Часов в двенадцать.

А я?— спросил Лева.

И ты тоже. Короче, все как вчера — Людка за рулем, мы на дело.

19 часов 15 минут

Москва, Фрунзенская набережная

Я вернулся домой рано — часов в семь вечера. И в честь такого случая решил не открывать дверь своим ключом, а позвонить, чтобы Ирина в кои-то веки встретила законного мужа на пороге. Как и полагается порядочной жене.

О, Турецкий появился, — недоуменно воскликнула она, открывая дверь, — тебя что, с работы выгнали?

Ну почему сразу «выгнали»?

А как еще объяснить твое раннее появление?

Ира, рабочий день в прокуратуре, к твоему сведению, заканчивается ровно в шесть — так же, как и во всех других учреждениях.

Правда? — изумилась она. — Слушай, это надо где-нибудь записать. А то забуду.

Слушай, — я попытался отодвинуть ее в сторону, — может, ты меня все-таки пригласишь войти в собственный дом?

Ой, — всплеснула руками Ира, — прости, забыла.

Что — забыла?

Твое лицо забыла. А фамилия твоя прекрасная тоже бы улетучилась из памяти, если бы я оставила свою девичью.

Ну ладно, хватит язвить, — сказал я, входя в дверь, — работы на самом деле по горло, но все как-то не движется.

Понимаю-понимаю, — Ирина, скрестив руки на груди, наблюдала за тем, как я снимаю плащ и переобуваюсь, — твоему внезапному появлению в столь ранний час я обязана исключительно случаю. Может, у меня пошла светлая полоса в жизни? Завтра же куплю лотерейный билет.

Я подошел к Ирине и обнял ее за плечи. Все- таки, что бы ни происходило в жизни, какие бы... соблазны меня ни окружали, ближе и роднее этой ехидины у меня нет. И скорее всего, уже не будет.А Ира на секунду уткнулась носом мне в шею и прижалась всем телом. Только на секунду. Но и за этот миг я снова убедился — она всегда будет ждать меня и всегда будет мне рада.

Ну что, Турецкий, иди мыть руки. Так уж и быть, поджарю тебе котлеты. А еще есть гороховый суп. Со свиными копчушками, как ты любишь.

Одним словом, этот вечер я провел, что называется, в кругу семьи. Поиграл с Ниночкой, которая как-то незаметно стала совсем большая, посмотрел телевизор, поговорил о том о сем с Ирой. Что и говорить, нечасто мне удается вернуться с работы, когда они еще не спят. Все-таки дом — это замечательно. И я счастлив, что он у меня есть.Но, конечно, часа через два я все-таки вспомнил обо всех убийствах, хоккеистах — мертвых и живых, киллерах и так далее. Ну не могу я отключаться от дела, не умею. И ночи не буду спать, пока не распутаю этот жуткий кровавый клубок. Помяните мое слово — скоро еще что-нибудь случится. Что-то еще должны выкинуть эти подонки — я имею в виду тех, кто заказывает убийства. И скорость, с которой ты, Турецкий, будешь шевелить своими мозгами, обратно пропорциональна количеству трупов в этой истории. Тут до меня дошло, что Ирина, сидя в кресле напротив меня, вертит в руках какой-то прямоугольный кусочек бумаги и задает мне вопрос.

Что? — переспросил я.

Я говорю, что это за люди?

И она повернула ко мне белый прямоугольник, который оказался не чем иным, как самым ценным вещдоком в деле — я имею в виду фотографию, которую мы вытащили из руки убитой Ады Старевич. Вообще-то таскать с собой вещественные доказательства без нужды не разрешается, но я цеплялся за эту фотографию, как за соломинку, и поэтому решил взять ее с собой. Вдруг она меня приведет к преступнику.

Кстати, как она оказалась в руках у Ирины?

А ты знаешь, — сказал я, делая страшные глаза, — что эту фотографию мы вынули из руки убитой киллером женщины?

Закаленная годами жизни со следователем прокуратуры, Ирина ничуть не испугалась:

Правда? А кто это такие?

Страшные и кровавые преступники. Ты что, рылась у меня в портфеле?

Залезла за сигаретами. Она и выпала. Кстати, одного из них я знаю.

У меня по спине забегали мурашки. Нет, это только в детективных романах бывают подобные совпадения и счастливые случайности. В жизни такое исключено. Я вам как следователь говорю.

Кого ты знаешь? — слабым голосом произнес я.

А чего это ты так побледнел? — Ирина подошла и заботливо пощупала мне лоб. — Ты, Турецкий, скоро совсем загнешься на своей работе.

Кого ты знаешь, Ира?

Вот этого.

Когда она показала пальцем на того самого, неизвестного четвертого человека на фотографии, я думал, что у меня вот-вот случится инфаркт.

Вот ведь как бывает!

Кто это?

Это Назаренко.

Назаренко?

Да.

Какой еще Назаренко?

Он одно время был секретарем Краснопресненского райкома комсомола, когда я училась в консерватории.

Ну и откуда ты знаешь секретаря райкома? — недоверчиво спросил я.

Балда. Я тебе десять раз рассказывала, что в институте я целый год была комсомольским вожаком. Ну и по долгу службы ходила в райком. А он там и сидел. Курировал вузы.

Ты ничего не путаешь? — недоверчиво спросил я. — Лет-то сколько прошло.

С твоей стороны, Турецкий, — строго сказала Ирина, — крайне бестактно напоминать женщине о ее возрасте. Даже если это твоя собственная жена.

Ну, Ира, я не это имел в виду. Просто мужик мог измениться...

Не оправдывайся. Не знаю как следователь, но дипломат из тебя никудышный.

Ну ладно, ладно, прости. Ты его точно узнала?

Говорю тебе, точно.

Совершенно?

Абсолютно.

Как, ты говоришь, его звали?

Назаренко.

А имя помнишь?

Имя? Кажется, Дима... или... Нет, точно Дима.

Ира, — как можно более проникновенно сказал я, — ты на сто процентов уверена?

Вот Фома неверующий, — негодующе воскликнула Ирина, — да я сейчас тебе фотографию покажу. Он должен быть где-то на старых.

Она принесла большую коробку из-под женских сапог, вывалила на стол груду фотографий и стала их разбирать. Конечно, разглядывая буквально каждую из них. »

...А это я с Люськой Немцовой... А это мы с тобой в Паланге. Помнишь, Турецкий?

Она рылась и рылась, а я сидел как на иголках, не в силах поверить своему счастью.Наконец моим мучениям пришел конец, и она выудила большую групповую фотографию. Над целой толпой молодых парней и девушек висел лозунг: «Привет участникам XXVII конференции ВЛКСМ».

Вот он, — Ирина ткнула пальцем в человека в строгом темном костюме и галстуке, который стоял в первом ряду.

Конечно, лицо Назаренко было размером с две спичечные головки, да и фотография порядком выцвела.

О это был он. Тот, кто стоял на нью-йоркской набережной вместе с хоккеистами и Нордом. Сомнений быть не могло. Кстати, он не слишком изменился.

Я встал и приложил руку к сердцу:

Ира, от имени Генеральной прокуратуры Российской Федерации и от себя лично объявляю тебе благодарность.

Спасибо. А посущественнее за мои заслуги ничего не предложишь, Турецкий? — хитро прищурилась Ирина.

Что? — удивился я.

Она вздохнула:

Нет, ты все-таки тупица, Саша. Хоть и «важняк». Пошли. Я уже уложила Ниночку...

Она взяла меня за руку и потащила в спальню.

30 сентября 1997 года2 часа 30 минут

Москва, больница Склифосовского

Ночью в палате тихо. Только время от времени из коридора раздается тихий шелест газеты — это дежурный, который по ночам бодрствует. Темно и тихо...Тренировки начались буквально на следующий день после приезда Павла в Америку. У команды «Нью-Йорк вингз» была небольшая, хорошо оборудованная спортивная база за городом. Так что каждый день в шесть тридцать утра автобус подъезжал к недорогой гостинице в Нью-Йорке, где Норд поселил спортсменов, и отвозил их на крытый ледовый стадион. Четыре часа тренировки — перерыв на обед, потом еще четыре часа, потом игра — тренер разделял их на две команды. Кстати, к удивлению Павла, несмотря на все разглагольствования Норда о патриотизме, все инструкторы, тренеры, не исключая и главного, были американцы.