Год рождения

— Вот, возьмите, можете снова считать себя пионерами. И никогда больше не нарушайте дисциплину!

Мы пережили невероятное унижение, когда нас исключили из пионеров. Но такой «прием» был еще большим унижением! С тех пор и до самого вступления в комсомол мы с Женькой никогда больше не надели пионерские галстуки…

Прошло шесть лет, и я снова оказался в том же пионерском лагере, на этот раз в качестве инструктора по плаванию. За эти годы на месте палаток возвели жилые корпуса, и теперь я жил вместе с физруком Александром Георгиевичем в бывшей пионерской комнате, в той самой, где когда-то заседал совет дружины, исключивший нас с Женькой из пионеров.

Мои обязанности, заключавшиеся в том, чтобы обучать детей плаванию и обеспечивать порядок и безопасность во время купания на реке, были не слишком обременительными, и потому в свободное время я интенсивно тренировался, а также помогал физруку проводить различного рода спортивные мероприятия. Делал я это с большим удовольствием, потому что Александр Георгиевич был учителем физкультуры в нашей школе, мы с Женькой были обязаны ему тем, что он привил нам любовь к спорту и сделал спортсменами. К тому же именно он устроил меня в лагерь, чтобы я под его руководством мог за лето подтянуть свою беговую подготовку и немного подзаработать.

В лагере я встретил кое-кого из тех, кого помнил по своему пионерскому прошлому. И одной из них была Ольга Михайловна. За прошедшие годы она успела закончить институт, побывать замужем, родить сына, развестись, но все эти события мало отразились на ее внешнем облике и образе мыслей: она оставалась все такой же принципиальной и строгой, как и шесть лет назад. Меня она, конечно, не узнала, и я тоже не стал напоминать ей о нашем знакомстве.

С первых дней я почувствовал к себе повышенное внимание со стороны старшей пионервожатой и очень быстро сообразил, что за всем этим кроется. Трудно сказать, что побудило Ольгу Михайловну добиваться моего расположения. Возможно, ей просто хотелось утолить жажду и совратить понравившегося парня. Возможно, как это иногда случается в педагогической среде, у нее был устойчивый интерес к юношам моложе себя, возможно, такой уж у нее был характер. Как бы то ни было, но я не стал во всем этом разбираться, а до поры до времени делал вид, что не замечаю ее телодвижений.

Во-первых, она была старше меня и в мои девятнадцать лет казалась мне старухой.

Во-вторых, у меня все время перед глазами стояла унизительная сцена гражданской казни, которой она в назидание другим меня подвергла.

Но со временем мое отношение к Ольге Михайловне несколько изменилось. Не могу сказать, что я внезапно почувствовал к ней непреодолимое влечение: в отличие от большинства моих приятелей-студентов, за исключением, пожалуй, Хрипакова, который был без памяти влюблен в Марину и потому на других девушек не обращал никакого внимания, я не отличался всеядностью и был весьма разборчив в своих интимных привязанностях, хотя и своего, как говорится, не упускал. Что касается Ольги Михайловны, то в конце концов, видимо, возобладала смесь юношеского любопытства и тайное желание отплатить ей за пережитое унижение.

Так или иначе, но я затеял с ней тонкую любовную игру, изо дня в день стал дразнить ее женское самолюбие, втайне надеясь, что этот флирт рано или поздно спровоцирует ее на какой-то безумный поступок и у меня появится возможность расквитаться за старую обиду. Если бы я знал, чем все это кончится!

Незадолго до окончания смены, после отбоя педагогический состав лагеря собрался в столовой, чтобы скромно отметить день рождения одной из воспитательниц. Мне и нескольким вожатым, как самым молодым, выпало дежурить в корпусах и следить за тем, чтобы все дети мирно отошли ко сну. Когда все угомонились, я решил не идти в столовую, а отправиться в свою обитель и лечь спать. Александр Георгиевич еще утром уехал в город за призами для предстоящей спартакиады и должен был вернуться на следующее утро, и потому в эту ночь я был в комнате один.

Проснулся я от того, что кто-то осторожно тряс меня за плечо. Спросонья я подумал, что меня будят в связи с каким-то происшествием в лагере, но, открыв глаза, увидел в лунном свете склонившееся надо мной женское лицо. Не надо было быть провидцем, чтобы догадаться, что это Ольга Михайловна, поскольку других претенденток на то, чтобы разделить со мной жесткое односпальное ложе, в лагере не было.

И хотя внутренне я был готов к тому, что в ближайшие дни должно произойти нечто подобное, ее неожиданное появление в моей комнате привело меня в некоторое замешательство. Но я быстро от него оправился: бывают ситуации, когда мужчина не имеет права отступать, и это был как раз тот самый случай…

Ольга Михайловна добилась того, чего хотела. Это была непродолжительная, но запоминающаяся сцена. Заслуга в том, что она надолго мне запомнилась, целиком принадлежит Ольге Михайловне, а вина за ее непродолжительность полностью ложится на меня. У нас были все возможности, чтобы ее продолжить и получить максимальное наслаждение, но я все испортил. Когда Ольге Михайловне наскучили мои неумелые ласки, и она попыталась снова взять инициативу в свои руки, я решил прояснить наши отношения.

— А помнишь, как ровно шесть лет назад в этой самой комнате ты исключала из пионеров двух пацанов?

— Каких пацанов? — продолжая меня взбадривать, спросила Ольга Михайловна.

— Они бегали ночью ловить рыбу, а ты их за это…

— Так это был ты?! — В ужасе отстранилась от меня Ольга Михайловна. — Этого не может быть!

— Может! — злорадно сказал я и, чтобы добить ее окончательно, добавил: — Могла ли ты тогда предположить, что этот разжалованный пионер когда-нибудь станет твоим любовником?

Она ушла не сразу. Сначала с ней был обморок, потом истерика. И только после этого она наспех оделась, обозвала меня сопляком и выскочила из комнаты.

Возмездие свершилось, но я не испытал удовлетворения. Напротив, лежа в темноте и обдумывая случившееся, я пришел к выводу, что с моей стороны было пошло и глупо мстить женщине, даже если она этого заслуживала. Ну чего я добился? Разве не лучше было потом, в более подходящей обстановке, напомнить ей эту давнюю историю и вместе посмеяться над превратностями судьбы?

И я решил попросить у Ольги Михайловны прощения и вообще никогда больше не пытаться сводить с женщинами личные счеты.

Но наутро Ольга Михайловна вела себя так, словно мы с ней даже не были знакомы. Когда я сделал попытку извиниться и предложил ближайшей ночью исправить допущенную бестактность, она окинула меня презрительным взглядом и прошипела:

— Я прошу вас, Михаил Иванович, забыть о том, что было между нами, и никогда больше не напоминать мне о своем существовании!

Я не знал, как сложилась дальнейшая жизнь Ольги Михайловны, и, конечно, не подозревал о том, что она стала членом бюро или даже одним из секретарей горкома комсомола. И вот теперь я снова, как одиннадцать лет назад, стоял перед ней и отвечал на ее вопросы.

Конечно, мне не составило бы труда дать ответ на любой из них, особенно если кое-где приврать и кое-что приукрасить. Но в таком святом деле, каким было для меня вступление в ряды КПСС, я хотел быть предельно откровенным и честным. И потому не стал ничего выдумывать и заявил, что свой идейный и культурный уровень повышаю исключительно в процессе работы.

Услышав мой ответ, члены бюро в очередной раз переглянулись. По всему было видно, что такого ответа они еще не слышали.

— А какую общественную работу вы ведете? — продолжила допрос Ольга Михайловна.

— Да, в общем, никакую, — снова честно признался я.

— Как это — никакую?! — Голос Ольги Михайловны зазвучал в прокурорской тональности.

Мне основательно надоели ее вопросы, и я решил тоже кое о чем ее спросить:

— А какую общественную работу, на ваш взгляд, может вести офицер госбезопасности?

Ольга Михайловна оказалась в легком замешательстве, но быстро от него оправилась (что значит опыт!) и, вспомнив, видимо, крылатое изречение о том, что в жизни всегда есть место подвигу, ответила: