Не оглядывайся!

– Все в порядке.

Хальвору он и нравился, и не нравился. Смешанные чувства.

Он вышел из машины, как можно тише открыл входную дверь, надеясь, что бабушка спит. На всякий случай заглянул за дверь и послушал, как она храпит. Потом сел перед монитором и продолжил с места, на котором остановился. Он постоянно припоминал новые обстоятельства: вдруг вспомнил, что некоторое время назад у Анни появилась кошка – они вместе нашли ее в сугробе, распластанную и плоскую, как камбала. Он набрал в поле имя «Багира». Ничего не произошло. Но он этого и не ожидал. Этот проект перешел в раздел долгосрочных. Глубоко внутри росло желание решить проблему более простым способом. Но он пока еще не потерял терпение. И еще-он не хотел мухлевать. Он чувствовал, что, если отыщет пароль сам, преступление будет не таким страшным. Он почесал в затылке и написал в черном поле «Top Secret». Для гарантии. И сразу же написал «Анни Холланд», правильно и задом наперед, потому что ему вдруг пришло в голову, что он не проверил самую очевидную версию, самую естественную,- ту, что она наверняка не использовала бы и именно потому все же могла использовать. «Access denied». Он немного отодвинулся от стола, вытянул ноги и снова положил руку на затылок. В голове покалывало, как будто там внутри сидело то, что мешало ему. На самом деле ничего не было, но чувство не проходило. Он удивленно обернулся и посмотрел в окно. Внезапный порыв заставил его подняться и задернуть занавеску. У него возникло ощущение, что кто-то смотрит на него, и волосы зашевелились на его голове. Он быстро выключил свет. Снаружи послышались исчезающие шаги, как будто кто-то уходил в тишине. Он выглянул в щель между занавесками, но никого не увидел. И все же он знал, что кто-то стоял там, знал это всеми органами чувств, это было неоспоримое, почти физическое знание. Он выключил компьютер, снял одежду и скользнул под одеяло. Там он лежал, тихо, как мышь, и ждал. Все стихло, не слышно было даже шелеста листвы за окном. Но потом, через несколько минут, он услышал звук мотора отъезжающего автомобиля.

Кнут Йенсволь не слышал автомобиля, поскольку он стоял и неуклюже орудовал электрической дрелью. Он собирался повесить полку для сушки влажных кроссовок после тренировки. Когда дрель замолчала, он услышал стук в дверь, выглянул в окно и увидел Сейера на верхней ступеньке крыльца. Кнут спросил себя: зачем они приехали? Он постоял немного, бормоча про себя, поправляя одежду и приглаживая волосы. Мысленно ответил на все предполагаемые вопросы. Теперь он чувствовал, что готов открыть дверь.

Один-единственный вопрос крутился в голове Йенсволя: откопали ли они историю с изнасилованием? Наверняка. Потому и приехали. Один раз преступник-преступник навсегда, эту систему он знал хорошо. Его лицо напряглось, но он попытался улыбнуться. Потом вспомнил, что Анни мертва, и снова надел скорбную маску.

– Полиция. Можно войти?

Йенсволь кивнул.

– Я только закрою дверь в ванную. – Он помахал им, чтобы они вошли, исчез на мгновение и быстро вернулся. Озабоченно взглянул на Скарре, который выудил из кармана куртки блокнот.

Йенсволь оказался старше, чем они думали, – лет под пятьдесят, в теле. Но килограммы распределились удачно: у тренера было крепкое и плотное тело, здоровое и упитанное, свежее лицо, густая грива рыжих волос и очень аккуратные, холеные усы.

– Я полагаю, дело касается Анни? – спросил он.

Сейер кивнул.

– Это такой ужас! Ни разу в жизни я не испытывал такого шока. Но вы же знаете, она уже давно бросила заниматься в моем клубе. Это была почти трагедия, никто не мог заменить ее. Теперь вместо нее стоит ужасная толстуха, которая боится мяча. Хорошо хоть, что она закрывает собой половину ворот. – Он оборвал поток слов и слегка покраснел.

– Да, это действительно трагедия, – в голосе Сейера прозвучало больше язвительности, чем он хотел в него вложить. – Вы давно не видели ее?

– С тех пор как она бросила клуб. Это было прошлой осенью. Думаю, в ноябре. – Он посмотрел Сейеру прямо в глаза.

– Извините, но это звучит странно. Она ведь жила в паре сотен метров выше по холму?

– Да, нет, конечно, иногда я проезжал мимо нее по улице. Я думал, вы имеете в виду, когда я в последний раз с ней общался. По-настоящему, на тренировке. Но я видел ее, конечно, видел. Внизу, в центре, может быть, в магазине.

– Тогда я спрошу так: когда вы видели Анни в последний раз?

Йенсволь задумался.

– Я не знаю, смогу ли вспомнить точно…

– Подумайте.

– Две-три недели назад, может быть. Я думаю, на почте.

– Вы говорили с ней?

– Только поздоровались. Она стала очень неразговорчива в последнее время.

– Почему Анни перестала стоять в воротах?

– Если бы кто-нибудь объяснил это мне самому. – Он пожал плечами. – Боюсь, я довольно сильно надоел ей, пытаясь заставить ее переменить решение, но бесполезно. Ей надоело. Не то чтобы я ей верил, но так она сказала. Сказала, что лучше будет бегать. И действительно бегала, по утрам и вечерам. Я часто проезжал мимо нее по долине. Она бежала на полной скорости, длинноногая, в дорогих кроссовках. Холланд не экономил на дочери.

Он ждал, когда же они выпустят кота из мешка; у него не было надежды, что кот не выпрыгнет.

– Вы живете здесь один?

– Недавно я развелся. Жена взяла с собой детей и съехала, так что теперь я один – и в общем, привык. У меня не так уж много свободного времени: работа, а потом тренировки. Я тренирую еще команду мальчиков, играю в «Old Boys». Полдня вхожу и выхожу из душа.

– Вы не поверили Анни, когда она сказала, что ей надоело, – а что вы сочли настоящей причиной?

– Никаких предположений. Ну, у нее есть мальчик, для общения с ним, конечно, нужно время. Впрочем, он не атлет, эдакий тонконогий ершик для трубки. Бледный и хилый, как лимонная косточка. Он несколько раз был на матчах, сидел как бревно на первом ряду и никогда ничего не понимал. Только водил головой за мячом, туда-сюда, туда-сюда. Когда они уходили, она даже не отдавала ему сумку. Он не подходил ей, нет, она была еще круче, чем выглядела.

– Она продолжала с ним встречаться.

– Неужели? Ну что ж, у каждого свой вкус.

Сейер опустил глаза и спросил себя: а у меня? Какой вкус у меня?

– Служебные обязанности требуют, чтобы я задал вам вопрос: где вы были в прошлый понедельник между одиннадцатью и двумя часами дня?

– В понедельник? Вы имеете в виду – в тот день… На работе, конечно.

– И это могут подтвердить в магазине стройматериалов?

– Иногда я езжу по делам. Доставляю двери заказчикам.

– Значит, вы были в разъездах? Один?

– Какое-то время я провел за рулем. Отвез два гардероба на виллу в Рёдтанге, там это в любом случае подтвердят.

– Когда вы были там?

– Между часом и двумя вроде бы.

– Точнее, Йенсволь.

– Ну, ближе к двум, видимо.

Сейер прикинул про себя.

– А где вы были до этого?

– Я сплю подолгу. Украл у работы полчаса в солярии. Иногда мне приходится работать сверхурочно, а надбавку за это я не получаю. Так что никаких угрызений совести я не испытываю. У шефа у самого есть привычка…

– Где вы были, Йенсволь?

– Я припозднился в тот день,- откашлялся он.-Мы в воскресенье были с приятелем в городе. Это, конечно, глупо – ездить в город в выходные, когда знаешь, что наутро вставать и так далее, но так уж вышло. Я вернулся домой около полвторого, кажется.

– С кем вы были?

– С приятелем. Его зовут Эрик Фритцнер.

– Фритцнер? Сосед Анни?

– Да.

Сейер окинул взглядом тренера: его волнистые волосы и загорелое лицо.

– Вы считали Анни привлекательной?

Йенсволь понял намек.

– Что вы имеете в виду?

– Просто ответьте, будьте так добры.

– Конечно. Вы наверняка видели ее фотографии.

– Видел, – подтвердил Сейер. – На нее не просто приятно было смотреть, она выглядела еще и очень взрослой для своего возраста. Взрослее, чем обычные девочки-подростки. Вы согласны?