Не оглядывайся!

– Да.

– В таких случаях причиной бывают многие факторы. Люди могут, например, резко измениться, потеряв кого-то из близких. Или после серьезных неприятностей, или если они болеют. Порядочные, работящие и прилежные молодые люди могут в одночасье резко измениться, хотя внешне это незаметно. Злоупотребление алкоголем и наркотиками тоже деформирует личность. Или насильственное нападение, например, изнасилование.

– Анни изнасиловали?

Сейер не ответил.

– Ты можешь предположить, что с Анни произошло что-нибудь из перечисленного мной?

– Я думаю, что у нее была тайна, – наконец выдавил из себя Хальвор.

– Ты думаешь, у нее была тайна? Продолжай.

– Что-то, что повлияло на ее жизнь. Что-то, с чем ей не удалось разобраться.

– И ты утверждаешь, что не имеешь представления о том, что это было?

– Именно. Ни малейшего представления.

– Кто, кроме тебя, знал Анни лучше всех?

– Отец.

– Но они ведь не так уж часто беседовали друг с другом?

– И, тем не менее, они знали друг друга очень хорошо. Вопрос в том, сумеете ли вы заставить его рассказать что-нибудь. Попросите его прийти одного, без Ады. Тогда он скажет вам больше.

Сейер кивнул.

– Ты когда-нибудь встречал Акселя Бьёрка?

– Отца Сёльви? Один раз. Мы с девочками ездили в город и зашли к нему.

– Что ты можешь сказать о нем?

– Он был довольно приветлив. Упрашивал, чтобы мы заходили еще. Грустно смотрел нам вслед, когда мы уходили. Ада была категорически против, так что Сёльви ездила туда тайком. И это была последняя поездка, так что Ада, видимо, своего добилась.

– Что за девочка Сёльви?

– О ней мало что можно сказать. Вы наверняка и сами все поняли. Она вся как на ладони.

Сейер опустил голову на руки.

– Может возьмем колы? Здесь такой сухой воздух. Сплошные синтетические материалы, стекловолокно, просто ужас.

Хальвор кивнул и немного расслабился. Но тут же вновь собрался. Его так просто не купишь. Первый слабый проблеск симпатии к седоволосому инспектору наверняка спровоцирован. Этот полицейский ходил на курсы, изучал технику допроса и психологию. Знал, как найти в человеке трещину и загнать туда клин. Сейер вышел, дверь за ним закрылась, и Хальвор решил немного размять ноги. Он подошел к окну и выглянул наружу, но не увидел ничего, кроме серой бетонной стены, здания Суда и нескольких служебных автомобилей. На столе стоял компьютер – американский «Compaq». Может быть, они нашли сведения о его детстве. Наверняка у них везде пароли, как у Анни, расследования ведь очень деликатное дело. Он поразмыслил о том, что за пароли могут у них быть и кто их придумывает.

Сейер снова вошел в комнату и кивнул в сторону экрана.

– Это всего лишь игрушка. Я на него не слишком надеюсь.

– Почему нет?

– Он не на моей стороне.

– Конечно нет. Он вообще не может выбирать сторону, поэтому на него и стоит положиться.

– У тебя такой же, да?

– Нет, у меня «макинтош». Я играю на нем. Мы с Анни часто играли вместе.

Хальвор вдруг приоткрылся совсем чуть-чуть и улыбнулся своей полуулыбкой.

– Больше всего она любила лыжный имитатор. Он настроен так, что можно выбрать снег, крупно- или мелкозернистый, сухой или мокрый, температуру, длину и вес лыж, розу ветров и все такое. Анни была постоянной. Она всегда выбирала самую сложную лыжню, либо «Deadquins Peak», либо «Stonies». Начинала бежать в середине ночи, в самый шторм, по мокрому снегу на самых длинных лыжах и не оставляла мне ни единого шанса.

Сейер непонимающе посмотрел на собеседника и покачал головой. Он налил колу в два пластиковых стаканчика и снова сел.

– Ты знаешь Кнута Йенсволя?

– Тренера? Я знаю, кто он. Я иногда бывал с Анни на матчах.

– Тебе он нравился?

Пожатие плечами.

– Не то чтобы душа-парень, да?

– Мне кажется, он бегал за девочками.

– И за Анни?

– Смеетесь?

– Просто спрашиваю.

– Он не осмеливался. Она была недотрогой.

– Тогда я ничего не понимаю, Хальвор.- Сейер отодвинул в сторону пластиковый стаканчик и перегнулся через стол.- Все говорят о том, какая Анни была красивая, сильная, самостоятельная и спортивная. Не хотела никому понравиться, была неприступна. «Она была недотрогой». И все же она надолго осталась с кем-то наедине в лесу и на берегу озера. Вероятно, вполне добровольно. И потом, – он понизил голос, – она дала себя убить.

Хальвор с ужасом посмотрел на Сейера, как будто абсурдность этой ужасной ситуации только что дошла до него.

– Кто-то должен был принудить ее.

– Но кто мог принудить Анни что-то сделать?

– Я таких не знаю. Во всяком случае, не я.

Сейер отпил колу.

– Удивительно, что она ничего не оставила. Например, дневника.

Хальвор уткнулся носом в свой стакан и долго пил.

– Но могло ли случиться так, – продолжал Сейер, – чтобы Анни ввязалась во что-то опасное? Может, кто-нибудь давил на нее, запугивал?

– Анни была очень порядочной. Я не думаю, что она могла наделать глупостей.

– Человек может наделать массу глупостей и остаться при этом порядочным, – задумчиво сказал Сейер. – Одно-единственное действие мало что говорит о человеке.

Хальвор внимательно выслушал и сохранил в памяти эти слова.

– В вашем городке вообще есть наркотики? – продолжал Сейер.

– Увы. Вы же не зря устраиваете обыск в пивных внизу, в центре. Но Анни туда не ходила. Она покупала все в киоске рядом с домом.

– Хальвор – сказал Сейер проникновенно.- Анни была тихой, сдержанной девочкой, которая любила сама контролировать свою жизнь. Но вспомни: ты никогда не видел, чтобы она боялась?

– Не боялась. Но – закрывалась. Несколько раз – почти в ярости и несколько раз – в отчаянии. То есть, да, я видел Анни по-настоящему испуганной. Не то чтобы это имело какое-то значение, но я припоминаю. – Он забылся и стал многословным. – Мать, отец и Сёльви были в Тронхейме, там у девочек тетя. Мы с Анни были одни дома. Я должен был лечь наверху. Это было прошлой весной. Сначала мы катались на велосипедах, потом долго сидели наверху, до ночи, и слушали пластинки. Было очень тепло, поэтому мы решили лечь снаружи – в саду, в палатке. Мы все приготовили, потом пошли в дом почистить зубы. Я лег первым. Анни пришла позже, села на корточки и открыла спальный мешок. А там была гадюка. Большая черная гадюка, свернувшаяся в мешке. Мы выбежали из палатки, и я позвал соседа, который живет через дорогу. Он решил, что змея заползла в мешок, чтобы согреться и в конце концов решила остаться там жить. Анни так испугалась, что ее тошнило. И с тех пор я всегда вытряхивал ее спальный мешок, когда мы ходили в палаточные походы.

– Гадюка в спальном мешке? – Сейер содрогнулся и вспомнил свои собственные походы в далекой юности.

– Змеи кишат в районе холмов Фагерлунд, они прячутся в каменных кучах. Мы приманиваем их маслом.

– Маслом? Зачем?

– Они объедаются им и почти впадают в спячку. Тогда их можно просто подбирать с земли.

– А еще на дне фьорда водится морской змей? – Сейер улыбнулся.

– Точно, – сказал Хальвор и кивнул. – Я сам его видел. Он показывается очень редко, при особой погоде. Вообще-то это подводный риф, лежащий очень глубоко, и когда ветер меняет направление и начинает дуть с берега, вода сильно бурлит там, на глубине. А потом опять успокаивается. Это очень странно. Все прекрасно знают, что это, но когда ты в море совсем один, всегда кажется, что что-то поднимается из глубины. В первый раз я перепугался до чертиков и ни разу не обернулся.

– Значит, ты не знаешь никого из окружения Анни, кто хотел бы причинить ей вред?

– Никого, – ответил Хальвор с нажимом. – Я постоянно думал о том, что случилось, и ни к чему не пришел. Это, должно быть, был сумасшедший.

Да, подумал Сейер, это мог быть сумасшедший. Он отвез Хальвора домой и остановил машину прямо около крыльца.

– Тебе наверняка завтра рано вставать, – дружелюбно сказал он. – Уже поздно.