Только всем миром

сведения заведомо не попадут в протокол, там фиксируется лишь то, что наличествует на месте осмотра; деталь тем не менее существенная: нынешней ночью мороз до десяти градусов доходил, даже и сейчас ниже ноля, едва ли кто решится по собственной-то воле так вот, налегке, выйти из дому... Светло-серый пуловер пропитан чем-то темным, вероятно кровью; спереди и сзади имеются отверстия, как бы от ножа. Правый карман брюк полувывернут, в нем (Чекалин сам достал из кармана и вместе с понятыми сосчитал) разменная монета на сумму 11 копеек: пять двушек и копейка. Больше ничего в карманах: ни денег, ни документов.

Продолжая наружный осмотр, судмедэксперт обнажил туловище мертвого мужчины. На спине — справа, в средней части — отчетливо были видны четыре раны, по два на полсантиметра каждая, с относительно ровными краями, такие же раны — три — были и на груди, в области сердца; Чекалин не сомневался — раны ножевые. Орудий преступления, несмотря на все усилия оперативной группы, обнаружить не удалось...

Что это было? Убийство с целью ограбления? Пьяная драка? Месть? Чекалин понимал: вообще-то вопросы немного преждевременные, а потому праздные; пока что лишь одно можно предположить с известной долей вероятности — убийство; тем не менее, таково уж должно быть, извечное свойство мозга, что, столкнувшись с загадкой, человек не может не стремиться разгадать ее. С профессиональной точки зрения штука, конечно, довольно коварная: порой так и тянет пойти на поводу первой же версии. Но и шарахаться от подобных предположений тоже не резон, особенно если иметь трезвую голову и, как это ни соблазнительно, не устремлять оперативно-розыскные действия лишь по одному руслу. Хочешь не хочешь, а поначалу план следствия вбирает в себя не обязательно только самоочевидные версии преступления. Совсем неплохо, подумал Чекалин, сказано у кого-то из великих (пожалуй, математик Пуанкаре, а? Нет, нет, Менделеев, точно!), примерно так сказано: лучше держаться такой гипотезы, которая со временем может оказаться неверной, чем никакой — иначе как сдвинешься с места?

Если повернуть эту мысль к нашим делам, прикинул Чекалин, то лучше потрудиться над разработкой вер

сии, которая окажется впоследствии неверной, нежели упустить ту единственную, которая приведет к истине... Итак — что бы это могло быть? Ограбление? Хулиганская драка? Месть? Ничто другое в голову пока не приходило. Впрочем, и немудрено: слишком уж мало известно, слишком. Задачку с таким количеством неизвестных, поди, ни один математик не возьмется решать. Среди многого неизвестного, до чего предстоит дознаться, первое из первых — кто этот убитый человек? Когда это станет известно — многое и другое откроется. Тут важно как можно скорее установить личность жертвы...

Вот уж поистине — скорее не бывает!.. Чекалина окликнул вдруг Николай Иванович, шофер милицейского «рафика»:

—      Анатолий Васильевич, тут вас спрашивают.

Чекалин вышел к шоссе. Рядом с «рафиком» стояло такси. И вот водитель этого такси, показав в сторону убитого, неожиданно и говорит:

—      Я знаю, кто это! Щербанев, Витя Щербанев, наш брат-таксист!

—      Пойдемте, — сказал Чекалин. — Посмотрите вблизи.

Пока шли к трупу, таксист все говорил неумолчно:

—      Во дела! Нет, скажите, — опять таксера уложили! Хоть работу бросай!

—      Вглядитесь повнимательней, — сказал Чекалин.

—      Да, Щербанев, — подтвердил таксист. — Да не сомневайтесь, я его хорошо знаю! С год назад напарником моим был! Моя фамилия? Пожалуйста. Егоров Владимир. Машина «17—84». О чем речь, в любой момент к вашим услугам! Меня по рации легко вызвать...

Егоров был без пальто, только в пиджаке. Возможно, Чекалин и не обратил бы на это внимания, если бы не пронзительный ледяной ветер, от которого таксист зябко поеживался.

—      Почему без пальто? — спросил Чекалин, заранее зная, каков будет ответ.

—      А на кой оно мне? Я ведь целый день в тачке своей, а в салоне тепло — что тебе баня!.. Как приезжаю в парк — пальто на крючок, в свой шкафик, до конца смены... — Судя по всему, шофера несколько озадачил вопрос Чекалина, такой далекий от этого рас

простертого на снегу мертвого тела. Может быть, поэтому он с излишней даже многословностью довел свою мысль до упора: — В пальто, когда распаришься, больше шансов простудиться, проверено!

Да, подумал Чекалин, Щербаневу, когда он был жив, тоже пальто было ни к чему; может, и без пиджака обходился. Засек в памяти: проверить в таксопарке шкафик Щербанева...

—      На какой машине работал Щербанев? — прежде чем отпустить таксиста, спросил еще Чекалин.

—      Точно не скажу. Могу и ошибиться. Но по-моему, «47—47». Легкий номер. А вот мы сейчас спросим! — Егоров взмахом руки остановил проезжавшее мимо такси. — Валера, выйди на момент, разговор есть. Не помнишь, Витьки Щербанева машины какой номер?

—      «47—47». А что случилось?

Чекалин и Валеру этого (Сякин фамилия) провел к трупу — для опознания.

—      Знаком ли вам этот человек?

—      Щербанев! — ни секунды не раздумывая, сказал Сякин. — Кто это его? — спросил вдруг, но тут же, верно, сообразив, что сморозил глупость, махнул рукой. — Простите, вырвалось!

2

Осмотр места происшествия и составление протокола закончили в 15 часов. Судмедэксперт Левин сопровождал мертвое тело в морг, там будет вскрытие, которое даст ответ на вопросы, какова причина смерти, имеют ли ножевые раны прижизненное происхождение. Следователя прокуратуры Еланцева ждали на каком-то важном заседании, за ним специально прислали машину. Чекалин, Исаев и эксперты-криминалисты возвращались в управление на своем «рафике» — спасибо Николаю Ивановичу, шоферу, догадался прогреть салон, а то на этом чертовом мартовском ветерке промерзли насквозь, зуб на зуб не попадает.

В управлении — неожиданность. Оказывается, чуть дальше того места, где они только что работали, еще метрах в четырехстах, находилась в кювете машина — та самая, номер «47-47». Что делать? Вернулись в «рафик». поехали назад — на этот раз вместе с сотрудником ГАИ.

Майора Фирсова из дорожной службы Чекалин знал как человека тихого и немногословного. Сейчас все было иначе. Вне себя от негодования, он на чем свет стоит чихвостил своих незадачливых коллег.

—      Нет, Анатолий Васильевич, ты только вообрази,— втолковывал он Чекалину, пока «рафик» мчался по городу, — десять часов стоит себе аварийная машина — никто и в ус не дует! Добро б неизвестно было — так нет же, в шесть утра еще поступил сигнал!

На всякий случай Чекалин решил уточнить:

—      А куда поступил сигнал? И от кого? Если, конечно, в курсе дела...

—      В курсе, как не в курсе! Машину обнаружил прапорщик из военной инспекции — доставил пассажира на пост ГАИ, сообщил об аварии. И что же, ты думаешь, происходит дальше? Дежурный поста — Силков фамилия этого деятеля — от-пус-ка-ет пассажира, удовлетворившись объяснением, что водитель отправился в свое хозяйство сообщить о случившемся, раздобыть машину для буксировки. Дальше — не лучше. В восемь ноль- ноль, сменяясь, Силков передает своему сменщику, что за аварийной машиной приедут из таксопарка. Тот обеспечивает охрану (хорошо так-то хоть!) — на том и успокаивается!..

—      Позволь, — заинтересовался Исаев, — а вы, по линии ГАИ, разве не должны фиксировать аварии? Я имею в виду — акт составлять о повреждениях и прочем...

—      Должны, как не должны! Но с таксистами, честно говоря, случай несколько особый. Это у частников в ремонт не примут, если нет нашего заключения. А таксопарку что, сами ремонтируют. Так что, если нет человеческих жертв, им наши акты ни к чему. — Помолчал.— Нам, между прочим, тоже. Лишнюю работу делать — кому охота!

—      Хорошо устроились, ребята! — голосом Аркадия Райкина прошамкал Исаев.

—      Главное, чтоб человеческих жертв не было, — повторил давешнюю свою мысль майор Фирсов, как бы отводя возможный упрек. И обернулся к молчавшему Чекалину: — Ты согласен со мной?