Седьмая жертва

— Ну, ребята? — без всякого вступления обратился Коэн к вошедшим. — О, извините, мадемуазель Крейс! Я иногда забываю, что вы принадлежите к слабому полу.

— Предполагаю, что должна расценить это как комплимент, — ответила психолог.

— Судя по всему, да. Это научит меня быть осторожнее в выборе выражений, тем более когда перед тобой психолог! Годы работы в мужской компании и замашки мачо, которых я не люблю, могут исчезнуть от одного щелчка. Прошу прощения, мадемуазель Крейс.

— Не беспокойтесь.

Каждому было известно, что своим появлением в Уголовной полиции Доминик Крейс была обязана именно Коэну.

— Итак? — спросил он.

— Ничего существенного, — ответил Нико. — Молодая женщина тридцати шести лет, один месяц беременности, старший преподаватель истории в Сорбонне, убита у себя дома, на площади Контрескарп в Латинском квартале. Преступление тщательно обставлено, никаких следов. Никакой информации об убийце. Судя по всему, она не встречала его на улице, когда выходила утром за покупками. Я скорее допускаю, что он постучал и она ему спокойно открыла. Она и ее друг жили душа в душу. На факультете все хорошо. Банк, в котором работает Поль Террад, без колебаний дает ему исключительно положительную характеристику. Со стороны семьи, друзей нет ни малейшего предлога кого бы то ни было подозревать. Остается опросить коллег-преподавателей и студентов Мари-Элен Жори. А также получить результаты теста ДНК Поля Террада для подтверждения его отцовства.

— И ты, как обычно, отослал его в Нант, — скорее подтвердил, чем задал вопрос Коэн. — На днях получишь нагоняй по этому поводу. Сколько раз надо тебе напоминать, что у нас есть свой научно-исследовательский отдел? Незачем отправлять через всю Францию образцы слюны!

— В Нанте анализы слюны делают быстрее и лучше.

— Черт возьми, Нико!

— Я прав, и вам это известно. Результаты будут завтра к обеду. Есть только одна вещь…

— Что именно? — Коэн был весь внимание.

Нико вытащил фотографию, на которой крупным планом были запечатлены связанные запястья Мари-Элен Жори.

— Веревка, которой связаны руки, вероятно, из морского арсенала. Давайте установим список специализированных магазинов, торгующих в городе морскими принадлежностями, и сходим туда. Не думаю, что в Париже этих магазинов пруд пруди. Доклад из научно-исследовательского отдела все еще не поступил, но я уверен, что такая веревка — вещь особая и всюду не продается. Нужно показать ее знатоку.

— Неплохая идея, — одобрил сказанное Коэн.

Неожиданно в кабинете появилась секретарша.

— Это вас, комиссар! Срочно! — прервала она разговор.

Коэн протянул Нико телефонную трубку.

— Алло! Дивизионный комиссар Сирски, начальник Уголовной полиции! — рявкнул Нико.

— Это лейтенант Шрейбер, господин дивизионный комиссар. Сегодня днем комиссариат получил ваш факс по поводу убийства на площади Контрескарп и приказ незамедлительно сообщать о подобных случаях. У меня для вас кое-что есть. Улица Тюрен, тридцать три. Думаю, вам необходимо незамедлительно сюда приехать.

— Убийство?

— Да. Белая женщина, тридцать один год, фамилия Барт, Хлоэ, замужем, детей нет. У нее была назначена встреча с лучшей подругой, которая начала волноваться, что ее нет, потом позвонила мужу подруги. В шестнадцать тридцать они обнаружили тело и позвонили в полицию. Я прибыл на место преступления тридцать минут назад и подумал, что надо предупредить вас.

— Вы удалили людей с места преступления?

— Конечно. Муж и подруга в кухне с одним из наших агентов и двумя врачами скорой помощи. Мне пришлось их вызвать: женщина была в шоковом состоянии и теряла сознание. Мои люди контролируют вход в здание и выход. Охрана выставлена и перед квартирой.

— Сейчас буду!

Нико повесил трубку. Коллеги внимательно и обеспокоенно смотрели на него.

— Убийство на улице Тюрен. Бог ты мой, в двух шагах отсюда! Терон, на тебе коллеги мадемуазель Жори и ее студенты, веревка тоже на тебе. Кривен, ты со своей бригадой отправляешься на улицу Тюрен. Рост и Крейс, вы — со мной. Мишель, тебя устраивает такое решение?

— Вполне, малыш. Но я тоже еду с тобой.

Подходы к дому тридцать три на улице Тюрен были действительно перекрыты. Мишель Коэн и его подчиненные показали свои пропуска полицейским, стоявшим у входа в здание, и их почтительно пропустили.

— Здесь код, — заметил Нико. — Либо убийца его знал, либо ему открыли. Дом престижный. Значит, Хлоэ Барт не из бедных. Кривен, попроси своих ребят начать опрашивать соседей.

Майор Кривен отделился от группы и пошел передавать распоряжение шефа. Остальные поднялись к квартире Хлоэ Барт. Перед дверью стоял полицейский. Он позвал Шрейбера, и тот незамедлительно появился. Ему было под тридцать, матовая кожа и волосы как вороново крыло, держался он свободно и производил приятное впечатление.

— Дивизионный комиссар Сирски? — спросил он.

— Да, я, — ответил Нико и представил остальных.

На Шрейбера явно произвело впечатление присутствие заместителя директора парижской Уголовной полиции, что говорило о серьезности ситуации.

— Там внутри зрелище не из приятных, — начал объяснять лейтенант. — Муж и подруга натоптали вокруг жертвы и до того, как приехала полиция, трогали ее и… Я сделал все, что мог…

— У вас отличная реакция, лейтенант Шрейбер, — похвалил его Коэн.

Щеки лейтенанта слегка порозовели. Нико решил пройти в квартиру, и Шрейбер показал им дорогу. В прихожей стоял комод с выдвинутым верхним ящиком.

— Так и было? — спросил Нико, указывая пальцем на комод красного дерева эпохи Реставрации.

— Да, — ответил Шрейбер. — Комнаты справа от вас. Слева — кухня и гостиная. Хотите сначала увидеть жертву?

— Хотим, — проговорил Нико.

Они прошли мимо кухни и сделали вид, что не заметили, что там происходило. Подруга Хлоэ Барт лежала на носилках, вокруг нее хлопотали врачи скорой помощи: кислород, шприцы, пузырьки с лекарствами и все такое прочее. Полицейский поддерживал смертельно бледного мужа, который еле держался на ногах, — он был в шоковом состоянии. Вошли в гостиную. Почти стометровая комната была восхитительна. Дубовый паркет и девственно-белые стены подчеркивали явное увлечение хозяев современным искусством. Итальянские диваны, полированная мебель, элегантные ковры и современная живопись — все дышало достатком. Овальный стол со столешницей из матового стекла, вокруг которого могла разместиться дюжина гостей, выдавал любовь семейства Барт устраивать приемы.

Жертва лежала у этого стола, на спине, в том же самом положении, в котором была найдена Мари-Элен Жори. Теперь стало очевидно: дело приобретало иное измерение. Руки были подтянуты вверх веревкой, намотанной на запястья и закрепленной на ножке стола. Нико и Доминик Крейс одновременно опустились на корточки — обычная поза, они так лучше представляли себе сцену убийства. Другие предпочитали хранить некоторую дистанцию. Все молчали, как будто представшая перед ними ужасающая картина лишила их дара речи.

— Это серийный убийца, — заявил наконец Нико. — Обряд воспроизведен один к одному.

— Вещи молодой женщины сложены там, — вмешалась Доминик Крейс. — А туфли… вы видели? Аккуратненько поставлены под стулом! Убийца настоящий перфекционист. Все должно быть в порядке, это — часть предлагаемой им мизансцены. Уверена, что этот тип следит за собой и у него все должно быть как надо, в квартире, наверное, идеальный порядок.

— Жертву сначала били плеткой, потом ударили кинжалом, как это было с Жори, — продолжил Нико. — Молочные железы ампутированы, а на их место имплантированы…

Магнитофон Пьера Видаля, третьего из группы Кривена, работал и записывал комментарии полицейского.

— Смерти серийному убийце недостаточно, — уточнила мадемуазель Крейс. — Подобный тип старается найти оригинальное средство вызвать не простое страдание, а такое, которое не может прийти в голову никому другому. Его добыча просто объект. Жалости он не испытывает, но его снедает властная необходимость причинять страдание. Ампутация молочных желез означает еще большую дегуманизацию. Это важный признак, который и на этот раз снова отсылает нас к образу матери. Человек наверняка пережил травму в детстве, и она лежит в основе его поведения.