Московский клуб

— Не беспокойся, — ответил Армитидж. — Я сейчас выпровожу его. Ложись спать, милая.

Говорил ли этот человек правду?

— Я звонил вам, — медленно проговорил Стоун, внимательно глядя на Армитиджа. — У вас было занято, и я…

— Занято? Я прождал у телефона десять минут.

— Мне позвонил Мортон Блум, — начал Стоун.

— Мортон Блум? Не может быть! Его сейчас нет в стране. Его перевели в Женеву. Его нет в Вашингтоне уже семь месяцев!

У Стоуна участился пульс.

— Я хотел узнать о пожилой женщине, ее зовут Анна Зиновьева, — произнес он ровным голосом. — Секретаре Ленина. Запуганной женщине, которой вы нанесли угрожающий визит в 1953 году.

— Черт знает, какой бред вы несете, — произнес Армитидж, отступая, чтобы закрыть дверь. — Теперь уходите.

— Пожалуйста, не заставляйте меня терять время, — произнес Стоун. Он вытащил «Смит и Вессон» и навел его на Армитиджа; ранее он думал, что это не понадобится.

— Уберите эту штуку! Моя жена уже звонит в полицию. — Армитидж был напуган и лгал.

— Я только хочу немного поговорить с вами, — спокойно сказал Стоун. — Вот и все. Мы поговорим, и все будет в порядке.

— Кто же вы, черт побери? — проскрежетал напуганный государственный деятель.

Армитидж выслушал Стоуна с нескрываемым удивлением. Вот уже четверть часа они сидели в просторной, заставленной книгами библиотеке Армитиджа и беседовали: Стоун рассказывал, Армитидж прерывал его только чтобы что-нибудь спросить или уточнить.

Стоун держал пистолет сбоку, чтобы тот был наготове, если понадобится, но Армитидж, кажется, теперь проявлял готовность сотрудничать, особенно после того, как узнал, что Стоун работал в фонде «Парнас» и был сотрудником и другом друга Армитиджа — Сола Энсбэча.

— Знаете, Сол звонил мне, — сказал Армитидж после того, как Стоун закончил повествование. — Он упоминал ваше имя. Он был очень возбужден. Он говорил также о сообщении из Москвы и о своих подозрениях, что в деле могут быть замешаны американцы, работающие на Москву. — Армитидж покачал головой. — Честно говоря, я подумал, что он паникует.

Слушая Армитиджа, Стоун окинул взглядом поднимающиеся от пола до потолка ореховые полки и стоящие на них фотографии в рамках: Армитидж с Линдоном Джонсоном, Джоном Фостером Даллесом, Джимми Картером, Рональдом Рейганом. Положение Армитиджа в госдепартаменте не было следствием верности какой-либо одной партии: среди его друзей были как республиканцы, так и демократы. У него было немало влиятельных друзей.

— А потом я узнал о Соле и о вашем отце. Все это так ужасно…

— Да, — торопливо сказал Стоун, прерывая Армитиджа, не желая вновь переживать ужасную гибель отца. — А Сол был прав, не так ли?

— Прав в чем? — с явной враждебностью спросил Армитидж.

— В том, что внутри правительства существует какая-то организация, которая десятилетиями пыталась произвести государственный переворот в Кремле, и она не связана ни с Лэнгли, ни с ЦРУ, ни с ФБР, ни с Белым домом. И это затевается именно сейчас.

— Это чепуха.

— Чепуха? Погиб Сол Энсбэч, черт побери! Его убили, желая замести следы. И вы один из них, разве нет?

— Нет! — с неожиданной горячностью вскричал Армитидж.

— По крайней мере, вам известно гораздо больше, чем вы говорите.

Армитидж взглядом обвел комнату, лихорадочно сжал руки, встал с места, затянул шелковый пояс халата и направился к ящику стола.

Стоун снял пистолет с предохранителя.

— Хорошо бы без сюрпризов, — произнес он.

Армитидж удивленно раскрыл глаза; он покачал головой, вяло улыбаясь.

— Я хотел только взять трубку. К тому же, у меня есть все основания не доверять вам после того, как вы среди ночи ворвались в мой дом со своими бредовыми идеями.

— Вы правы, — вымолвил Стоун, держа Армитиджа на прицеле.

Армитидж снова пожал плечами и достал из ящика письменного стола трубку и кисет с табаком.

— Прошу прощения.

— Ничего, ничего, — ответил Армитидж, набивая трубку. — Думаю, на вашем месте я поступил бы так же. Если вы кому-либо не доверяете, застаньте его врасплох, как вы поступили со мной. — Армитидж зажег трубку и вернулся на место.

— Если вы не из этих людей, тогда ответьте мне на один вопрос, — предложил Стоун. — Вернемся в 1953 год. Вы знаете, люди Берии запугали эту женщину, Анну Зиновьеву; они искали один документ — ленинское завещание, который мог привести Россию к смуте, к перевороту.

Армитидж кивнул.

— А потом послали вас, чтобы убедиться, что она будет молчать, — подытожил Стоун. — Проверить, у нее ли этот документ, и сделать так, чтобы он попал в надежные руки.

— Все правильно.

— Так кто же вас послал?

Армитидж медленно кивнул.

— Моя репутация, — начал он.

Стоун снова опустил пистолет.

— Я хочу вам кое-что сказать, — очень серьезно произнес он. — Мой отец убит. Меня подставили и обвиняют в убийстве собственного отца. И теперь, чтобы выжить, я пойду на все. Даже на преступление. Вы должны понять, что я не задумаюсь ни на секунду.

Глаза Армитиджа наполнились слезами. После долгой паузы он произнес:

— Уинтроп.

— Леман? Но почему Леман?

Армитидж отложил трубку и стал говорить:

— Во время… Понимаете, во время войны мне повезло, и я получил пост в военной разведке. Я принимал участие в расследовании деятельности военной разведки во время Пирл Харбора, которое вело министерство обороны. Моим начальником был не кто иной, как начальник штаба армии генерал Джордж К. Маршалл. Таким образом, я оказался в нужном месте в нужное время. — Он обвел рукой комнату, указывая на предметы антиквариата, коврики, книги. — Очевидно, это богатство и связи семьи не повредили. После войны я был переведен в госдепартамент и на какой-то вечеринке, точно не помню где, я познакомился со знаменитым Уинтропом Леманом, помощником президента по национальной безопасности. Мы с Уинтропом стали друзьями. В том смысле, как это принято понимать в Вашингтоне, — я имею в виду, это были в основном деловые партнерские отношения, мы оба стремились прийти к поставленной цели и руководствовались девизом: «ты мне, я тебе».

— Чем вы могли быть ему полезны?

— В то время я сам спрашивал себя об этом, ведь Леман был знаком с большей частью делового Вашингтона. Но, оказалось, ему нужны были надежные связи в госдепартаменте, в своем роде, пятая колонна в разведуправлении.

— Зачем?

— Чтобы следить за происходящим. Смотреть, чтобы все шло как надо. Ну, в общем, узнать всего понемножку.

— А если поточнее?

Армитидж вздохнул.

— В то время его беспокоила утечка секретной информации. Это был разгул маккартизма, а секреты просачивались отовсюду. В этом заключался парадокс. Маккарти, по виду злейший враг коммунизма, помогал коммунистам более, чем кто бы то ни было. Итак, Уинтроп хотел, чтобы я следил за всем, что проходило по категории под кодом М-3, связанной, как мне сказали, с информацией о резиденте советской разведки.

— И что же вы получили взамен за помощь Леману?

— Взамен, г-н Стоун, я получил нечто очень ценное. Это было трудное для госдепартамента время. Этот Джо Маккарти, сукин сын, называл нас «ребята в брюках в тонкую полоску» и охотился за многими из нас. Леман сделал так, чтобы меня оставили в покое. Но однажды нам повезло, после дела с дипломатической почтой, что было тогда менее распространено, чем теперь. Один из наших агентов вышел на советскую дипломатическую почту. В то время почту перевозили в больших кожаных сумках. В сумках находились зашифрованные документы, меморандумы, письма и тому подобное. Среди многих полезных вещей, которые нам удалось заснять на пленку, был кремового цвета конверт, адресованный моему другу Уинтропу Леману, а в нем письмо на обычной почтовой бумаге. Ни печатного бланка, ни подписи, да и содержание письма было настолько примитивно, что стало ясно, что оно зашифровано.

— Кто же послал это письмо?

— Ответ нам удалось получить благодаря бумаге. Это была бумага со склада МГБ — так тогда называлось КГБ.