Кумир

О'Доннелл нажал кнопку внутренней связи с шофером, сидевшим за стеклянной перегородкой.

— Харви, отвезите нас в "Космос".

— Мне, пожалуй, лучше заехать в Белый дом,— заметил Бендер.

— Нет, вы должны поехать со мной, Лу. Я просил нескольких ребят прийти поговорить.

— Думаю, пока еще рано обсуждать все это публично.

— Но публичное обсуждение уже идет! — О'Доннелл Дружески похлопал его по руке.— Вы занимаетесь только одним кандидатом, а партия сотнями. Конгрессмены, губернаторы, мэры, члены муниципальных советов. В больших городах и в малых, отсюда и до Гонолулу. И партии нужен тот список, который может победить. Но это не все. Мы должны контролировать положение. Мы просто не можем позволить себе такой роскоши, чтобы кто-то с помощью ТВ апеллировал к публике через нашу голову. Если такое начнется, то и республиканцы, и демократы вскорости будут забыты как партии.

— А единство партии?

— Единство… всего лишь вежливое слово, которое означает все тот же контроль.

Бендер рассмеялся.

— Что ж, так-то оно лучше. По крайней мере на сегодняшний день. А я уж решил, что вся эта галиматья насчет волны народной популярности и прочего…

— О, я в это верю, Лу,— перебил О'Доннелл.— Нам надо овладеть ею. Иначе она нас потопит. Я же просто хочу предупредить вас, что выше по течению может быть развилка. Там, где река разделяется на два рукава…

В клубе "Космос" собралось гораздо больше, чем "несколько ребят". Там были Лонгворт из Алабамы, Де-Франс из Луизианы, Шворц из Аризоны — сенаторы. Кроме того, три конгрессмена — Уикерт, Джонсон и Браун. Кажется, невозможно было втиснуть в небольшую — двадцать на двадцать футов — комнату столько важных партийных "шишек": председателей сенатских комитетов, ведавших финансами, ассигнованиями и законами, и членов палаты представителей, занимавшихся внешней политикой, вооруженными силами и экономикой. Конгресс был распущен на каникулы, но эти все, казалось, готовы были трудиться не покладая рук. Они сидели сейчас плотным кольцом, составив рядом свои черные кресла. Вошедших никто и не думал приветствовать.

— А, Чарли! Истмен — это твоя забота, ты это помнишь? — начал Лонгворт, мужчина за шестьдесят с лицом младенца, говоривший с тягучим южным акцентом.

— Да, ситуация нелепая,— согласился О'Доннелл.

— Хороший, я бы сказал, укол в задницу нам всем,— заметил Билл Уикерт, конгрессмен, семь раз избиравшийся от Буффало, штат Нью-Йорк,— рекорд, который пока не повторил никто.

— А как ваш хозяин насчет всего этого? — Лонгворт обернулся к Бендеру.

— Изучает ситуацию.

Наступила пауза.

— Какого черта тут изучать! — вскипел Уикерт.— Он же не выиграет с Истменом. Мы ему еще прошлой осенью говорили, говорили…

— Заткнись! — вынужден был прикрикнуть Лонгворт.

Уикерт, скрестив руки и положив ногу на ногу, погрузился в свое кресло.

— Давайте не будем терять из виду цель,— вступил в разговор Шворц, самый богатый и, возможно, самый умный человек в сенате.— Мы хотим приехать в Сент-Луис с уже готовым кандидатом. Чтобы избежать дискуссий. Для этого мы хотим, чтобы наша партия оставалась единой. Мы все этого хотим — значит, надо идти на жертвы!

— Вот именно! — буркнул Уикерт.

— Скажите, Лу,— продолжал Шворц,— собирается Сэм Бейкер согласиться на кандидатуру Фэллона в качестве вице-президента?

— На данный момент?

— Да.

— Нет.

Снова наступило молчание. Потом заговорил Де-Франс:

— Может быть, поискать какой-либо более дипломатичный способ решить эту проблему?

— Например? — откликнулся Уикерт.

— Уговорить Дэна Истмена принять какое-нибудь новое назначение?

— Джентльмены,— обратился к собравшимся Бендер,— мы уже вели такой разговор с президентом и вице-президентом. На ранчо в Нью-Мексико.

— А о каком новом назначении идет речь? — спросил Джонсон (он когда-то учился на священника и теперь выступал за мир и благоволение).

— Что-нибудь подобрать всегда можно,— откликнулся Де-Франс.— Скажем, пост федерального судьи или посла где-нибудь… подальше.

— Ну что ж, Дэн Истмен мог бы стать самым скверным федеральным судьей за всю историю Америки. А посол… я бы не послал его даже в Детройт.

— По мне — турнуть этого сукина сына под зад коленкой и покончить со всем этим,— мрачно изрек Уикерт.— А если Бейкер не согласен, пусть выматываются оба.

На это Де-Франс язвительно заметил:

— Знаешь, Билл, бывают моменты, когда мне кажется, что ты и дырка в заднице — одно и то же. Иногда я в этом даже уверен.

— Иди ты сам в задницу,— обозлился Уикерт.

— Ну вот, начинается! Именно то, о чем я говорил! — кивнул Де-Франс.

— А вот я задаюсь вопросом,— вступил в разговор Арчи Браун,— что будет, если Фэллон сам решит выдвинуть себя в президенты?

В комнате опять наступила гробовая тишина.

— Если это произойдет,— нарушил молчание Лонгворт, предварительно прочистив горло,— то, скажу я вам, ребята, мы окажемся не просто в дерьме, а в дерьмовой яме, да по уши, да с головой!

Когда стали расходиться, О'Доннелл кивнул Бендеру: останьтесь. Он заказал "Наполеон", поболтал коньячную суживающуюся кверху рюмку. Бендер уселся напротив.

— Теперь вы увидели, какое у людей настроение? — спросил О'Доннелл.

— О, да!

Оба немного помолчали.

— Ну и сукин же сын этот Фэллон,— наконец разразился Бендер.— Я только сейчас начинаю понимать, какой он прохвост.

— Вы еще и половины не знаете,— усмехнулся О'Доннелл.

— А может, и знаю,— заметил на это Бендер.

Они снова замолчали: никто не хотел первым выкладывать на стол свои карты. Впрочем, Бендеру было уже ясно, что его зазвали на встречу с партийными боссами не просто так, а с определенной целью — сделать свидетелем окончательного решения партийного руководства, а именно: заставить Сэма Бейкера согласиться на кандидатуру Фэллона в качестве вице-президента. И чтобы Бендер при случае подтвердил: Чарли О'Доннелл не мог остановить движение фургона, даже если бы лег поперек пути. Наконец Бендер промолвил:

— Вы ведь знаете, что именно Фэллон навел ФБР на след Везерби? — (Это прозвучало не то как простой вопрос, не то как официальное заявление.)

О'Доннелл принялся внимательно рассматривать свои ногти, тянул время, продумывая свой ответ.

— А как вы узнали об этом, Лу? — наконец спросил он ровным голосом.

— Я хотел бы услышать, как это стало известно вам?

— Ничего таинственного. Просто партия провела определенную проверку, прежде чем предложить Фэллону высокий пост. Мы всегда так поступаем. А кто не проходит такой проверки — что ж, им приходится разделить участь Тома Иглтона или Джеральдины Фераро [98].

— Я почти что верю вашей версии, Чарли…

Бендер стряхнул пепел сигареты, в то время как его визави нажал кнопку на столике. Явился официант во фраке, и О'Доннелл заказал еще бренди. Да, выдающаяся личность сидела сейчас напротив Лу в большом кожаном кресле со множеством медных заклепок. Спикер палаты представителей Соединенных Штатов, один из великих мира сего, воплощение власти, влияния и хитрости. Бендер смотрел на О'Доннелла такими глазами, словно впервые увидел его в истинном свете.

— О, Чарли! Поистине вы лучший из нас. И вы привели меня сюда, чтобы я мог передать Сэму: "Смотри, никто уже ничего не может, даже наш великий спикер. Словом, ты обязан вручить Фэллону вице-президент-ство".

— Вы все видели,— сухо заметил О'Доннелл.— Выводы делайте сами.

— Ну а если… если всплывет та история с Фэллоном — его участие в операции ABSCAM? — как бы невзначай бросил Бендер.

— Что вы имеете в виду, — спросил О'Доннелл, потягивая бренди, — говоря, что она всплывет?

— Ну, станет достоянием прессы. Тогда красавчик Фэллон предстанет публике в образе подлого доносчика.

О'Доннелл поставил рюмку и взглянул на Бендера в упор: