Вторжение

Через три секунды на панели радиооператора в соседней комнате вспыхнул зелёный огонёк. Перед ним была ярко освещённая цветная карта нижнего Манхэттена, и под ней появилось то же сообщение:

«Предположительно УПН, Манхэттен, район первый, участок седьмой, угол Орчард и Брум. РПМ (радиофицированные патрульные машины) А, В, В».

Сверившись с освещённой картой, диспетчер определил, что машина Б находится к месту происшествия ближе, чем машины А и В. Он нажал кнопку связи и бросил в микрофон:

— Дэвид‑7, Дэвид‑7. Проверить УПН на Орчард рядом с Брум. Проверить УПН на Орчард рядом с Брум. Выполняйте.

Патрульная машина «Дэвид» курсировала к северу от Аллен-стрит, которая определяла западную границу седьмого участка. Она тянулась вдоль железных перил по обочинам, садовым скамейкам и чахлым деревьям с закопчёнными листьями. Днём здесь сидели старики, стараясь урвать у растительности те немногие глотки свежего воздуха, которые прорывались сквозь клубы выхлопных газов. «Дэвид», «седан» бело-зелёной раскраски, на крыше которого помаргивали огоньки, напоминающие своими линзами вытаращенные глаза жука-плавунца, набрав скорость, повернул направо на Брум-стрит и остановился на углу Орчард.

Перекрёсток образовывали старые кирпичные многоквартирные дома в пять и шесть этажей. На стенах их лежала многолетняя грязь, под покровом которой дома были неотличимы друг от друга. Зелёная пожарная лестница, которой минуло уже несколько десятилетий, изгибаясь, как лоза плюща, спадала от квартиры к квартире. Брандмауэр соседнего здания был украшен десятифутовой рекламой женского белья. Выцветшая от времени женская фигура напоминала украшение на носу пиратской шхуны. Выходившие на улицы витрины предлагали развалы рубашек, маек, трусов и столового белья. Орчард и Брум ещё спали, но к девяти утра на тротуарах начнётся толчея покупателей. В субботу, соблюдая еврейский шабат, торговые точки не работали, но по воскресеньям этот район кишел продавцами и покупателями.

Оказавшись на Орчард, полицейские в машине огляделись. Они сразу же обратили внимание на группу из полудюжины мужчин и одной женщины, стоящих примерно в пятнадцати ярдах к югу от Брум-стрит. Патрульный Пит Диграсиа подвёл машину поближе и притёрся к обочине, автоматически отметив время, когда он увидел тело жертвы. Было 6:53 — стажёр Леви передал данные, полученные от неизвестного человека, ровно две минуты назад.

Пострадавшим был негр. Верхняя часть корпуса покоилась на тротуаре; левой рукой он обхватил основание столбика счётчика. Ноги безвольно, как у поломанной куклы, свисали с бордюра на проезжую часть улицы. На груди и вообще на передней части тела не было заметно никаких ранений, но под левым плечом была видна лужица крови. На нём была зелёная спортивная рубашка — с открытым воротом, мятая и пропотевшая — чёрные брюки, носки и лёгкие коричневые туфли. Диграсиа склонился над телом. Повёрнутая в сторону голова окоченела в этом положении и застывшие глаза смотрели прямо перед собой. Диграсиа прикинул, что человек убит совсем недавно.

По рации из машины он связался со своим диспетчером.

— Сообщает «Дэвид‑7». Подтверждаем УНП на Орчард к югу от Брум. Тело чёрного мужчины, примерно тридцати лет, лежит на тротуаре. Предположительно выстрел или ножевое ранение в спину. Всё. — Не прошло и минуты, как у обочины остановились две другие патрульные машины.

Ещё через несколько минут вокруг тела собрались две дюжины полицейских, которых подняло по тревоге сообщение из дежурной части штаб-квартиры. Непонятно откуда тут же возникла компания зевак, и трём патрульным пришлось взять на себя обязанности охранников, оттесняя толпу. Теперь окна на верхних этажах кишели зрителями; многие из мужчин были голыми до пояса, а женщины в ночных рубашках или домашних халатиках. Где-то с подоконника свалился цветочный горшок и с треском раскололся о тротуар. Ребятишки перекрикивались из окна в окно.

Несмотря на кажущийся беспорядок, с которым полицейские суетились вокруг тела, всё шло заведённым порядком. Под наблюдением сержанта патрульный Диграсиа осмотрел одежду жертвы. Детективы из седьмого участка сновали в толпе в поисках свидетелей и опрашивая жителей близлежащих домов. Операторы из фотоотдела полиции снимали распростёртое тело с самых разных точек. Фельдшер из отдела коронёра, осмотрев труп, пришёл к выводу, что причиной смерти явилось пулевое ранение. Он предположил, что в жертву стреляли с близкого расстояния. На её руках не было следов травм и ранений, и специалист из передвижной полицейской лаборатории, смазав подушечки пальцев тушью, снял десять дактилоскопических отпечатков. Отдел убийств, исследовав одежду трупа, нашёл на внутренней части воротничка рубашки метку прачечной. Детективы отдела баллистики осматривали местность в поисках пуль или гильз, хотя они не сомневались, что убийство произошло где-то в другом месте, а тело привезли и бросили на Орчард. Труп накрыли бумажной простынёй. Через пятьдесят семь минут после того, как стажёр Леви ответил на тревожный звонок, безжизненные останки неизвестного чёрного мужчины погрузили в фургон из морга, который и доставил его в соответствующее подразделение больницы Бельвью. Появится ещё одна строчка в полицейском отчёте о «необычных» происшествиях, что подавалась дважды в день, хотя уличное убийство было более, чем обычным, происшествием. В этом году отделу убийств полиции Нью-Йорка приходилось выезжать по таким вызовам три раза на дню.

Отпечатки пальцев этой новой статистической единицы были тут же проверены по досье городской полиции, а моментальные фотографии отправлены по системе факсимильный связи в Центр опознавания и идентификации штата Нью-Йорк в Олбани. Ещё одно сообщение с отпечатками пальцев поступило из Олбани в Федеральное Бюро Расследований в Вашингтоне. Вскоре штаб-квартира получила ответы из Олбани и из оперативного городского архива: данных не имеется. Но ФБР в Вашингтоне продолжало хранить молчание.

На часах было 9:10, когда в квартире по 72‑й стрит Ист зазвонил телефон. Апартаменты принадлежали Джеймсу П. Карнахэну, комиссару полиции Нью-Йорка. Карнахэн, чьё розовое лицо сияло после бритья, только что удобно расположился за столом в предвкушении завтрака. Рядом со стаканом апельсинового сока уже покоились пухлые воскресные издания «Таймс» и «Дейли Ньюс». От чашки кофе шёл душистый парок, и Карнахэн с наслаждением вдыхал его аромат. Он был зримым напоминанием, что сегодня утром он наконец может, не торопясь, позавтракать и всласть полистать воскресные газеты. Он так и оставался в пижаме. Его жена, невозмутимая рыжеволосая женщина, сняла на кухне отводную трубку телефона, номера которого не было в справочнике.

— Это тебя, Джим.

— Спроси, кто звонит. — Он только что выпил сок и потянулся за очками для чтения.

— Бреннер из ФБР, — сказала жена. — Он извиняется, но говорит, что дело не терпит отлагательства.

— О, Господи. — Карнахэн поднялся из-за стола. Эти ранние воскресные звонки плохо действуют ему на желудок. Под грузными покровами тела комиссара скрывалась пищеварительная система столь же уязвимая, как крылышко бабочки. С мрачным видом он вышел на кухню и взял трубку.

— Алло… Я бы не сказал, что утро доброе… В чём дело, Карл? — спросил он. Карл Бреннер был специальным агентом ФБР, работающим в нью-йоркском отделении Бюро.

— Мне ужасно не хочется беспокоить вас в воскресное утро, — сказал Бреннер, — но нам нужна ваша помощь. Я только что говорил с директором.

— О’кей. Валяйте.

— Ваши ребята доставили труп в Бельвью, — сказал Бреннер. — Мужчина, негр, тридцать два года. Похоже, что его где-то застрелили сегодня рано утром, а тело подбросили на угол Орчард и Брум.

— Ясно.

— Вот в чём заключается наша проблема. Судя по его отпечаткам, он один из наших людей. Спрэг, Делмар Спрэг. И я хотел бы попросить вас о паре одолжений. Во-первых, сделать копию отчёта о вскрытии и дать мне знать, когда она будет готова, чтобы я подскочил к вам и забрал её. В силу определённых причин, которые я объясню попозже, мне бы не хотелось показываться в морге или кого-то посылать туда.