Все страхи мира

— Верно, Райан, я согласен. Продолжайте.

— Одна из двух сторон должна отступить, и как можно быстрее. Сэр, поговорите с президентом. Он отказывается говорить со мной по телефону. Талбот и Банкер погибли, и не осталось никого, кто мог бы его убедить.

— Вы пробовали говорить с Арни ван Даммом?

— Черт побери! — проворчал Райан. Как он мог забыть про Арни? — А где он сейчас?

— Не знаю. Но могу выяснить очень быстро через Секретную службу. А если попробовать Лиз?

— Именно ей и пришла в голову блестящая мысль, что с президентом обменивается телеграммами не Нармонов.

— Глупая сука, — заметил Дарлинг. Он подумал о том, сколько усилий и политического капитала потратил на то, чтобы место советника по национальной безопасности занял Чарли Олден. — Хорошо, я попытаюсь убедить его. Подождите.

— Обязательно.

— Звонит вице-президент, сэр. Шестая линия.

Фаулер нажал на кнопку.

— Говори, только побыстрее, Роджер.

— Боб, необходимо взять ситуацию под контроль.

— Как ты думаешь, чем я сейчас занимаюсь?

Дарлинг сидел в глубоком кожаном кресле. Он закрыл глаза. Тон ответа все расставил по местам.

— Боб, ты только ухудшил положение, вместо того чтобы улучшить его. Сделай короткий перерыв. Встань, пройдись по комнате, глубоко вздохни — и подумай! У нас нет оснований полагать, что это дело рук русских. Я только что говорил с ЦРУ, и мне сказали…

— Кто сказал? Райан?

— Да, он все мне объяснил и…

— Райан обманывал меня.

— Чепуха, Боб. — Дарлинг старался говорить спокойно и размеренно, надеясь, что его голос звучит убедительно. Он называл этот тон «голосом сельского врача». — Он слишком хороший профессионал для этого.

— Роджер, я знаю, что у тебя самые лучшие намерения, но сейчас у меня нет времени для психоанализа. Не исключено, что на нас вот-вот будет совершено ядерное нападение. Есть и хорошая новость: по-видимому, ты уцелеешь. Желаю счастья, Роджер. Подожди — по «горячей линии» поступает сообщение.

ПРЕЗИДЕНТУ ФАУЛЕРУ:

С ВАМИ ГОВОРИТ АНДРЕЙ ИЛЬИЧ НАРМОНОВ. СОВЕТСКИЙ СОЮЗ НЕ ПРЕДПРИНИМАЛ НИКАКИХ АГРЕССИВНЫХ ДЕЙСТВИЙ ПРОТИВ СОЕДИНЁННЫХ ШТАТОВ. НИКАКИХ. МЫ НЕ ЗАИНТЕРЕСОВАНЫ В НАНЕСЕНИИ УЩЕРБА ВАШЕЙ СТРАНЕ. МЫ ХОТИМ ОДНОГО — ЧТОБЫ НАС НИКТО НЕ ТРОГАЛ И ЧТОБЫ МЫ ЖИЛИ В МИРЕ.

Я НЕ ДАВАЛ РАЗРЕШЕНИЯ НА ПРОВЕДЕНИЕ НИКАКИХ ДЕЙСТВИЙ ПРОТИВ АМЕРИКАНСКИХ ВОЙСК ИЛИ АМЕРИКАНСКИХ ГРАЖДАН, А ВЫ УГРОЖАЕТЕ НАМ. ЕСЛИ ВЫ НАПАДЁТЕ НА НАС, МЫ БУДЕМ ВЫНУЖДЕНЫ НАНЕСТИ ОТВЕТНЫЙ УДАР И ПОГИБНУТ МИЛЛИОНЫ ЛЮДЕЙ. НЕУЖЕЛИ ВСЕ ЭТО БУДЕТ НЕСЧАСТНЫМ СЛУЧАЕМ? ВЫ СТОИТЕ ПЕРЕД ВЫБОРОМ. Я НЕ МОГУ ОСТАНОВИТЬ ВАС ОТ НЕРАЗУМНЫХ ДЕЙСТВИЙ. Я НАДЕЮСЬ, ЧТО ВЫ ВОЗЬМЁТЕ СЕБЯ В РУКИ. СЛИШКОМ МНОГО ЖИЗНЕЙ ЗАВИСЯТ ОТ НАШЕГО ЗДРАВОГО СМЫСЛА.

— По крайней мере из Москвы все ещё поступают такие телеграммы, — заметил Гудли.

— Да уж, теперь жди неприятностей. Такое сообщение совсем свалит нашего президента с катушек, — произнёс Райан. — Вне всякого сомнения. Нельзя говорить неуравновешенному человеку, что он теряет рассудок…

— Райан, говорит Дарлинг.

Райан прямо-таки бросился к кнопке связи.

— Слушаю, господин вице-президент.

— Он не стал слушать меня, а затем поступила эта новая телеграмма, и его реакция на неё была очень плохой.

— Сэр, вы можете установить связь — открытый канал — со штабом стратегический авиации?

— Боюсь, что нет, Райан. Они соединены селекторной связью с НОРАД и Кэмп-Дэвидом. Джек, президент чувствует свою уязвимость в Кэмп-Дэвиде и боится… понимаете…

— Ну и что? Мы все испуганы, верно?

Наступила короткая пауза, и Райану пришло в голову, что Дарлинг чувствует себя виноватым из-за того, что он сам находится в относительной безопасности.

В Рокки-Флэтс образцы радиоактивных осадков поместили внутрь гамма-спектрометра. Для подготовки к анализу потребовалось больше времени, чем предполагали, — в оборудовании были замечены кое-какие неполадки. Операторы работали под прикрытием экранирующего щита, пользуясь перчатками на свинцовой подкладке и длинными щипцами, чтобы извлекать образцы из свинцового ведра. Они ждали, пока техник включит спектрометр.

— Отлично, это хороший образец с очень высокой радиоактивностью.

У спектрометра было два дисплея. Первый показывал результаты измерений энергии фотоэлектронов, возникающих в результате гамма-облучения внутри спектрометра. Результаты дублировались принтером. Точное энергетическое состояние фотоэлектронов позволяло опознать как сам элемент, так и изотоп источника. На второй экран поступала графическая информация в виде линии или резких всплесков. Относительная интенсивность различных энергетических уровней, характеризующихся высотой пиков, и определяла соотношение между ними. Для более точных измерений понадобилось бы поместить образец в небольшой реактор для реактивации, но пока необходимости в этом не было.

Техник переключил аппарат на канал облучения бета-частицами.

— Эй, вы только посмотрите на линию трития! Какова, по-вашему, мощность этого устройства?

— Меньше пятнадцати.

— Да, сюда поместили огромное количество трития, док, а взгляните сюда!

Техник сделал пометку в своём блокноте и снова переключил спектрометр на гамма-облучение.

— Всё ясно… плутоний, часть 239, есть и 240; нептуний, америций, гадолиний, кюрий, прометий, уран — оба изотопа, 235 и 238… Я… это было весьма совершенное устройство, ребята.

— Шипучка, — заметил один из членов группы по чрезвычайным ядерным ситуациям, глядя на цифры. — Перед нами остатки шипучки. Это была не атомная бомба. Столько трития… Боже, это наверняка должно было быть двухступенчатым устройством — для форсированной атомной бомбы слишком сложно, — ну конечно, это термоядерное устройство!

Техник отрегулировал приборы для тонкой наводки.

— Посмотрите, как смешаны 239— и 240-й…

— Ну-ка, дай книгу!

Напротив спектрометра на полке лежала папка с металлическими кольцами в обложке из красного винила.

— Это — Саванна-ривер, — заметил техник. — У них всегда были трудности с гадолинием… в Хэнфорде — другое дело… там вырабатывают слишком много прометия.

— Ты что, свихнулся?

— Положитесь на меня, — сказал техник. — Моя диссертация освещает проблемы заражения на заводах, производящих плутоний. Вот цифры!

И он начал называть их одну за другой.

Член группы нашёл индекс, затем снова вернулся к странице.

— Действительно, очень близко! Очень! Ну-ка, что там говорится о гадолинии?

— Ноль, запятая, ноль пять на восемь на десять в минус седьмой плюс-минус ноль, запятая, ноль ноль два.

— Боже милосердный! — Он повернул книгу к себе.

— Саванна-ривер… Но это невозможно!

— Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой год. Удачный год. Это наш проклятый плутоний.

Старший сотрудник группы поборол недоверие, отступив перед очевидными фактами.

— Соедините меня с Вашингтоном.

— Не могу, — сказал техник, уточняя результаты измерений. — Междугородная связь отключена.

— Где Ларри?

— В Пресвитерианской больнице на бульваре Авроры, работает с парнями из ФБР. Я записал номер его телефона на клочке бумаги в углу. По-моему, он связывается с Вашингтоном через ФБР.

— Мюррей слушает.

— Это Хоскинс. Я только что получил результаты анализа из Рокки-Флэтс, Дэн, это кажется каким-то сумасшествием, но сотрудник группы по чрезвычайным ситуациям утверждает, что в бомбе использовался американский плутоний. Я попросил его провести ещё одну проверку, повторный анализ. Он сделал это и сказал, что результаты те же самые. Плутоний произведён на заводе в Саванна-ривер в феврале 1968 года, на реакторе типа К. У них самые точные сведения, он утверждает, что они могут даже сказать, в какой части реактора произведён плутоний: для меня все это тёмный лес, но он — официальный эксперт.

— Черт побери, но как я сумею убедить в этом кого-нибудь, Уолт?