Операция "Кеннеди" (СИ)

— Очень популярная серия, — сказал господин Хонг убежденно. — В Китае продано сто миллионов таких кассет. В Гонконге — первое место в хит-параде с января.

"Сто миллионов кассет... Пиратских, конечно", — подумал я, а вслух спросил:

— Разве в Китае разрешается продавать тайваньскую продукцию?

— Конечно, нет, — поспешно ответил Хонг, пожав плечами, словно досадуя на мою непонятливость, — Там эти кассеты продаются как китайские народные песни. А выпускает их какая-нибудь шанхайская фирма, которая принадлежит хозяевам в Гонконге...

— А жителям Гонконга разрешается владеть китайскими фирмами? — спросил я, окончательно доказав собеседнику своею дремучую неосведомленность в дальневосточных делах.

— Тридцать процентов предприятий в Большом Китае принадлежит гонконгскому капиталу, — ответил он. — И наоборот.

После этой фразы он надолго ушел в свои мысли. Я не стал прерывать их ход нелепым вопросом о том, откуда капиталисты Большого Китая взяли денег на покупку третьей части Гонконга — нам ли прихватизации не знать...

— Не понимаю, — прервал меня Шайке Алон. — Что такое прихватизация?

— Это когда русское партийное начальство распихало акции государственных предприятий по своим карманам в начале перестройки, — объяснил я. — Непереводимая игра слов...

— А, ну да, — быстро согласился Алон. — Это, конечно, тоже придется выбросить. Но цифра интересная. Надо рассказать об этом Либману. Мы совсем ничего про Гонконг не пишем, а стоило бы...

Либмана я немного знал по пресс-конференциям и служебному буфету. Этот шарообразный бородатый старик доживал свой век в "Мевасере" редактором скучнейшего экономического приложения "Деловая жизнь". За четыре года работы редактором в газете, принадлежащей к группе "Мевасер", я ни разу не видел в этом приложении ни одного материала, достойного перепечатки в "Вестнике". Говорят, что в свое время Либман был подающим надежды активистом правящей партии, но вынужден был уйти из политики после какой-то темной истории, и его отставка спасла честь вышестоящего начальства. За выслугу лет товарищи пристроили верного Давида редактором в экономическое приложение, которое он не мог загубить, ибо и до него "Деловая жизнь" была пресней мацы. Но и поднять издание было превыше его сил.

Мы меж тем выехали со стоянки аэропорта, спустились в громадный многоуровневый тоннель и понеслись, если верить указателю над его прямоугольным горлом, в сторону Каулуна, до которого оставалось семь километров. Разглядывая в самолете карту Гонконга, я заключил, что Каулуном называется полуостров, где расположена вся континентальная часть колонии. Однако другая карта, прихваченная мною уже на аэропортовской стойке, внесла коррективы, в справедливости которых я убеждался теперь на местности. Помимо всего полуострова, в жилом массиве колонии Каулуном, как выяснилось, называется лишь прибрежный район, растянувшийся полукругом вдоль океана, прямо напротив делового и административного центра на острове Гонконг. Именно туда направлялись мы с мистером Хонгом, вынырнув на свет из недр скоростного тоннеля и въехав на запруженную машинами центральную улицу старой части колонии — Натан Роуд. Та же подробная карта сообщала, что Натан Роуд, начавшись от окраины Новых Территорий, рассекает надвое районы с орнитологическими названиями Лай Чи Кок и Сам Шуй По, заканчиваясь у самого моря в туристической мекке Цим Ша Цуя, где и расположен знаменитый отель "Пенинсула".

XIX

— Он что, решил тут всю карту пересказать? — пробурчал Алон, но я оставил его комментарий без внимания. Можно подумать, что авторы самого "Мевасера" никогда не растекаются мыслью по древу, чтобы покрыть пустующую газетную площадь. Я, впрочем, был согласен с редактором, что предисловие затянулось, но знал, что до начала основного действия Шайке придется потерпеть еще пару страниц дорожной лирики.

— Хорошая гостиница "Пенинсула", — словно отгадав ход моих картографических изысканий, заметил господин Хонг. — Немного с колониальным уклоном, конечно. Сегодня многие любят другие гостиницы, чтоб сто пятьдесят этажей и чтоб кругом пластик и стеклобетон. У нас тоже таких понастроили на острове. "Кемпинский", "Хилтон", "Шератон", "Холидей Инн"... Но я не понимаю, в чем удовольствие, они же все одинаковые, от Акапулько до Сингапура, эти небоскребы. А "Пенинсула" — это старая добрая Британия, это хороший стиль, мягкие ковры, бронзовые лампы, европейская кухня. В Большом Китае нет таких гостиниц. И на Тайване нет. Вот в Макао есть "Король Эдуард"...

— Каковы ваши инструкции, господин Хонг? — перебил я рассуждения своего спутника. Мы миновали пару станций метро с трехчленными китайскими названиями, и впереди, за лесом громадных кондоминиумов, обступивших Натан Роуд с обеих сторон на всем протяжении, вдали виднелся уже парапет городской набережной. Где-то там, у самого берега, находится моя гостиница, мой заранее заказанный номер, в котором я приму, наконец, горячий душ и посплю пару часов перед тем, как отправляться на задание. Хотелось бы приступить к этим процедурам безотлагательно, а не выслушивать вместо этого в номере рассуждения гостеприимного китайца о многообразии гостиничной архитектуры.

— Инструкции? Я снял вам гостиницу на три дня и арендовал с завтрашнего утра прогулочный катер. С рассветом мы отправляемся на Длинный остров. Я дам вам мобильный телефон и все время буду поблизости, пока вы там закончите свои дела. Потом я заберу вас и отвезу в аэропорт. Кстати, сколько времени вы собираетесь пробыть у вашего друга на острове?

— Спросите что-нибудь полегче, мистер Хонг, — ответил я, — ведь я даже не знаю, что это за человек и зачем он хочет со мной встречаться.

— А он вовсе даже этого не хочет, — сказал мой собеседник, и в выражении его глаз мне почудилась какая-то ленинская хитринка, как писали в свое время жополизные биографы вождя. Впрочем, от желтой расы ленинский прищур не требует никаких дополнительных мимических усилий... Как бы то ни было, мистер Хонг явно знал о цели моего приезда в Гонконг больше меня. Что неудивительно, ибо я не знал о ней ничего ровным счетом. Люди, оплатившие мне командировку, сказали лишь, что интервью с одним человеком на Длинном острове в Гонконге перевернет мир, а попутно сделает меня богатым и знаменитым. Если, конечно, я выйду из этой истории живым... Но на это они только намекали. И еще они сказали, что в аэропорту меня будет ждать господин Хонг, который надлежащим образом проинструктирован о целях моего визита. До сих пор их информация оказывалась верной, а главное — они действительно оплатили мой билет и выдали командировочные авансом. А уж насчет выжить — эту задачу я как-нибудь решу, с Божьей помощью. Уже четвертый десяток лет я с ней справляюсь, и, вроде бы, успешно...

— Стриптиз какой-то, — Шайке Алон, недовольно поморщился. Ему явно не нравился ни ритм повествования, ни обилие деталей личного свойства. — У вас что, в русской прессе, так принято? Писать обо всем, что съел в командировке и на чьи деньги это было оплачено?.. Не удивлюсь, если дальше он подробно опишет визит в гонконгский публичный дом или курение опиума в притоне перед роковым свиданием...

— Ничем тебя, Шайке, не удивишь, — усмехнулся я, — даже это ты угадал. А насчет того, что мы про себя все пишем и подробностей не пропускаем, так это правда. Потому что мы из голодного края, и читатель наш оттуда же. Мира мы не видели, с главами государств не обедали. Если наш человек попал на прием или, скажем, в Гонконг, то он находится там за всех, кому это никогда не будет по чину и по карману. Наш читатель нас туда делегировал и ждет от нас подробного отчета...