Тайна леса Рамбуйе

В следующий раз он, как на свидание, пришел на то же место, где встретил Люси. И снова они отправились в отель коротких встреч, где у входа торчала все та же старушка с пластмассовыми спицами и клубком вязания. На этот раз Клод был разговорчивее, спросил Люси, одна ли она живет в этом городе и давно ли.

— Я же тебе все рассказала еще в тот раз! Ты что — склеротик? Мы живем вдвоем с маленьким сыном, он очень хороший, мой мальчик.

— А как его зовут?

— Тино его зовут!

— Расскажи мне о себе. Откуда ты и почему…

— Ну, хорошо.

Люси поискала, куда бы пристроить окурок, и, не найдя пепельницы, загасила о пол.

— Мои родители живут в Лионе. У нас большая семья — восемь детей… А все началось с того, что я пошла рано работать. Мне не было и пятнадцати лет, когда пришлось наняться прислугой в один, как я сейчас уже понимаю, весьма сомнительный отель. Тогда-то я ничего не подозревала. По вечерам в баре собирались не очень опрятно одетые личности, похоже, из преступного мира. И вот однажды хозяин велел мне отнести бутылку вина в номер к одному вонючему типу. Он был и стар, и грязен, какой-то весь опустившийся, слюнявый. Когда я вошла, он набросился, словно ждал, и я закричала. Он бы, конечно, со мной не справился, но вошел хозяин, запер дверь, схватил меня и сильно придавил к постели, а старик сделал мне укол чего-то такого, что очень быстро действует. Ты меня слышишь, Жорж?

— Да, я слушаю тебя.

— Вот и в тот раз мне показалось, что слушаешь, а сам спал. Теперь ты опять такой же тихий.

— Это потому, что я тебя внимательно слушаю. Рассказывай.

— Ну, с этого все и началось. Хозяин торговал мною, как последней тварью. А когда я противилась, то меня скручивали, делали укол, и было уже все равно. Как во сне.

— Но разве ты не искала защиты? В полиции, например.

— Смешной ты, Жорж! Откуда свалился, совсем жизни, что ли, не знаешь?

— Знаю!

— Вот и видно, что не знаешь. Там у нас, в Лионе, да и не только, а повсюду, полицейские власти куплены и перекуплены. Это такая система, что ой-ой-ой! Все бары, кафе, ночные заведения, притоны вроде того, где я начинала, исправно платят полиции откупные. Ведь любой полицейский патруль в два счета может заграбастать хозяина отеля коротких встреч, каким была наша «Отрада», и надолго упрятать его за решетку. Достаточно нагрянуть в полночь, и тут тебе целый прейскурант из статей уголовного кодекса — проституция, несовершеннолетние, контрабанда, наркотики, оружие. Но полицейские этого не делают. Правда, был один прокурор по фамилии Шериф, а может, кличка у него такая, не знаю. Он круто взялся за преступный мир Лиона. Но ему быстро нашли другое место — на кладбище. Мой хозяин был маленький винтик в адской машине, но делал со мной все, что хотел. А что пятнадцатилетняя девчонка может против этой машины? Да меня бы просто раздавили, как муху. С прокурором и то расправились.

— Ты хочешь сказать, что тебя бы убили, если бы вздумала жаловаться?

— Конечно же! Таких случаев уйма.

— Ну, хорошо, а что дальше?

— Что дальше? А на чем я остановилась? Да, вот так я и жила, пока мне не встретился Андрэ. Он с братом держал мастерскую по ремонту машин. Мы стали встречаться, и я первый раз в жизни влюбилась. Мы ездили за город, пикники, прогулки… Мы даже хотели пожениться.

Она закурила, сильно затянулась и замолчала.

— А потом?

— Отстань! О боже! Какие вы все скоты, двуногие скоты!

Клод вздохнул и стал разглядывать обои.

Люси всхлипнула, швырнула на пол окурок и натянула до подбородка одеяло. А когда заговорила снова, то голос был печальный и в интонациях уже не слышалась злоба.

— Дела у Андрэ в гараже пошли вдруг плохо. Это он мне так говорил. А я верила. Теперь-то знаю, что врал. Но тогда верила и сочувствовала. Он наплел, что влип в серьезные денежные затруднения, впал в отчаяние. Так он подвел меня к тому, чтобы я пошла на время на панель, — заработать денег и выручить его из беды. И я согласилась. Пошла и встала на улице Жоффр, где, как на рынке рабов, вечная ярмарка женских тел… Потом Андрэ стал сам находить мне клиентов, требовал от меня невероятного, о чем и вспоминать не могу. Отнимал все, что зарабатывала. А если находил утаенные в туфле или еще где-нибудь деньги, то избивал… Как-то раз я отказалась идти на улицу — была скверная погода, холод. Он взбесился, всадил горящую сигарету мне в грудь и орал: «Теперь тебе жарко?»

Люси судорожно вздохнула и повернулась лицом к Клоду.

— И зачем я тебе все это рассказываю, легионер? Наверное, потому, что, несмотря ни на что, первая любовь не забывается, как не забывается и первое в жизни убийство…

Клода передернуло, и он почувствовал солоноватый вкус во рту.

Люси пристально рассматривала его своими темными глазами, словно оценивая — стоит ли откровенничать дальше или хватит?

И тут неожиданно для себя он ласково и осторожно поцеловал ее. Она вырвалась, зарылась лицом в подушку и заплакала. Клод молча гладил волну блестящих черных волос, и Люси успокоилась, вытерла слезы и засмеялась.

— Какая я все-таки дура! Чего это я так? А знаешь, стало легче. Достань сигареты. Я не рассказала главного. После двух лет такой жизни я вдруг забеременела. И думать не могла, что это может со мной приключиться. Андрэ был против, категорически. Или, говорит, делай аборт, или спущу с лестницы, и все произойдет само собой. Надо знать Андрэ — он бы спустил. Я бежала сюда, скрылась от всех и родила моего мальчика. Сначала были кое-какие деньги, спрятанные от Андрэ, ну, а потом все началось сначала — панель! А куда денешься, что я умею, да еще такая безработица. Продавщицей устроиться и то проблема. Вот так-то, мой легионер!

Они встречались в каждую увольнительную Клода, и Люси проводила с ним весь день. Так завязалась их дружба, выткался сложный узор отношений этих двух искореженных жизнью, неприкаянных людей. Должно быть, их сближало что-то схожее в превратности судеб. Вышибленные роком из жизни, как у всех, они стали жертвами обстоятельств, оказавшихся сильнее их. Трагедия заключалась в том, что оба не хотели быть теми, кем стали. Не было в них низких задатков, склонностей к легкой жизни за счет других. Но закрутил водоворот чужих поступков, страстей, расчетов, чужой воли и силы, и выбраться из него они уже не могли.

Прошли месяцы, и наступила новая весна. В очередную увольнительную Клода, как обычно, ждала Люси.

Они теперь подолгу сидели в открытых уличных кафе, разговаривали, ходили в кино. Но больше всего Клод любил слушать всякие истории, которых Люси знала великое множество, рассказывала красочно, в лицах. На этот раз Люси сказала, что они пойдут к ней домой. Клод удивился и обрадовался.

— Я увижу твоего сына?

— Да, Тино нас ждет.

— Тогда нужно что-то купить. Сколько ему сейчас?

— Целых четыре года.

— Может быть, железную дорогу?

— Ты что! Это не по возрасту.

— Нет, по возрасту!

И Клод купил большую коробку с набором вагонов, рельсов, семафоров и станций. По дороге спросил, по какому случаю она пригласила его в гости.

— А по такому, Жорж, что мы с тобой, может быть, больше уже никогда не увидимся.

— Почему же?

— Раз говорю, значит, так. Не спрашивай подробности. Но учти, что сегодня твоя последняя увольнительная.

— Нет, извини, хочу подробностей. Я ничего не натворил, чтобы меня не отпустили в следующий раз.

— Да не в том дело. Ну, как ты не понимаешь… У меня есть клиенты из ваших офицеров. И они, представь себе, бывают разговорчивыми, особенно когда выпьют. Поэтому я знаю то, чего не знаешь ты. Одним словом, завтра вас здесь уже не будет. Тебя снова ждет Африка, Жорж.

Он засмеялся.

— Еще одно африканское сафари. Кого-то из чернокожих потребовалось примерно наказать. Дело знакомое. Я скоро вернусь и привезу тебе бусы из настоящей слоновой кости.

— Не балагурь. Нескоро ты вернешься. И вернешься ли вообще? Потому и позвала к себе на наш прощальный обед. Мы ведь больше не увидимся с тобой никогда, мой легионер. Я это знаю.