Логово горностаев. Принудительное поселение

Жители городка были в полнейшей растерянности. А карабинеры в мундирах уговаривали их разойтись по домам.

— Все кончено. Не топчитесь тут!

Вдруг старая женщина отделилась от толпы, вскинула руку и ломким от гнева голосом крикнула дону Джузеппе:

— Лучше бы ты сдох, проходимец! Прикрылся доном Тарчизио, как щитом, трус!

Это была искра, брошенная в стог сена. Горожане угрожающе сомкнулись вокруг Барона, стали осыпать его проклятиями. Они жаждали мести, сейчас, немедленно. Карабинерам пришлось взять его под свою защиту. Под их охраной он добрался до полицейского помещения, где уже собрались, неимоверно теснясь, все карабинеры, кроме одного, стоявшего в дверях и не пускавшего внутрь разъяренных горожан.

В комнате, с железными наручниками на руках, сидели два «янычара» Дядюшки Нтони.

— Неплохо ты дельце провернул! — с насмешкой сказал лысый бандит дружку, толкнув в бок онемевшего от изумления компаньона. «Так, значит, правдивы слухи об удивительной способности Джузеппе Паломбеллы счастливо избегать смертельной опасности. Спастись от пуль, выпущенных с расстояния пяти метров, — это почти невероятно».

Изумление, чуть ли не восхищение сменилось, однако, более серьезными раздумьями о своей дальнейшей судьбе. Раз свою цель они не поразили, Дядюшка Нтони и пальцем не пошевелит, чтобы им помочь. Оставалась надежда на побег из тюрьмы. Вещь вполне даже выполнимая, но она потребует немало времени. И тут они увидели, что у Паломбеллы руки в крови, и все поняли. Чиро осуждающе покачал своей птичьей головкой.

— Что я тебе говорил, упрямец? Священник на дороге — вестник несчастья!

На улице толпа продолжала злобно шуметь. Время от времени до них долетали особенно громкие голоса. Кто-то обещал самолично прикончить этого мафиозо — только бы его одного без охраны выпустили сейчас на улицу.

Лейтенант Лаццерелли тихонько посовещался с Брандолином. Оба согласились, что нужно отвезти в Виченцу и Паломбеллу. Во-первых, для того, чтобы спокойно разобраться в происшедшем, а во-вторых, чтобы обеспечить его безопасность.

«И вообще теперь уж возникла необходимость перевести этого Барона в другое место», — подумал Брандолин, когда ехал на фургоне вслед за «альфой», в которой Лаццерелли вез двух схваченных наемных убийц.

— Но почему они хотели вас застрелить? — спросил старший сержант у Паломбеллы, сидевшего рядом с ним.

Вначале ему показалось, что Паломбелла вообще не собирается отвечать. Обычно невозмутимое лицо Барона было сейчас угрюмым, а взгляд потухшим. Он смотрел на «альфу», мчавшуюся впереди. Через смотровое стекло видны были затылки двух наемников Дядюшки Нтони и фуражка карабинера. Его немного удивило, что один из них совсем лысый. А потом все события последнего получаса для него окончательно прояснились. Оставалось увязать воедино факты и предугадать возможные последствия.

Да, ему повезло, хоть и благодаря гибели ни в чем не повинного человека. Но он далеко не уверен, что Дядюшка Нтони считает, будто сальдо подведено. Антонио Вичепополо, когда кто-либо из его молодчиков терпел неудачу, не просто злился, а зверел. А на этот раз оба его наемных убийцы не только потерпели неудачу, но еще и попали в лапы полиции.

«Господин карабинер хочет знать, почему они хотели меня укокошить».

Правил кое-каких жестоких игр фараонам не понять. Сами-то они думают, что все знают… Ведь они следят за всеми изменениями и уверены, что мафия тоже меняется. На деле же это явление давнее, и обновились лишь способы борьбы, а методы запугивания и мести остались прежними. Впрочем, зачем что-либо менять, когда старинные, многократно проверенные методы и сейчас эффективны?

— Кто его знает? — ответил он.

На лице Паломбеллы отразилась искренняя растерянность. Столь очевидная, что Брандолин впервые ему поверил.

Пейзаж на Пьемонтских холмах Ланге был совсем иным, чем в провинции Виченца. Здесь все выглядело чересчур мирным, неприметным, почти неподвижным. Под низким небом холмы походили на малюсенькие горочки. Может, в другое время года, весной или осенью, тут и повеселее. А вот зима, которая у людей спокойных способна вызвать разве что легкую грусть, казалась Барону ужасной. Он даже вкус ее во рту ощущал, вкус холодного металла. И ему этот запах был отвратителен, как и сам воздух, пропитанный гнилостным запахом грибов трюфелей.

А для местных туземцев этот гриб с кусками грязи прямо-таки благоухал. По одному этому можно судить, какой здесь народец живет. Только вино совсем недурное, но он еще не так стар, чтобы видеть все земные радости в стакане «бароло».

Нервозность мешала ему оценить красоту селения на пологом холме, вершину которого венчал маленький чудесный замок из красного кирпича.

Да и люди здесь другие — угрюмые, неразговорчивые. В одном лишь они не отличались от венетцев — проявляли к нему, нежелательному ссыльному, ту же враждебность. Делали вид, будто его не замечают, многие же просто боялись.

Детей он тут пока вообще не видел. То ли это вымирающее селение только из взрослых, то ли — в отличие от Фиа — отец с матерью тут обладают полной властью над своими отпрысками, и те безропотно подчиняются родительской воле.

Поскольку в этом селении любезных вдов Косма не нашлось, его поселили в захудалой гостинице, куда летом приезжают туристы с роем юных сопляков или беспомощными старцами, бабушками и дедушками весьма консервативных взглядов.

А пока он спал и ел. Вел растительную жизнь на узеньком кусочке земли, и это только усилило его тоску.

Большую часть времени он проводил за чтением книг, которые знал почти наизусть. В остальное же время все думал и думал о Джулии и Дядюшке Нтони.

В селении все знали о трагедии в Фиа. Кто-то из недобрых чувств, хоть и выдал это за трогательную заботу, остерег местного священника. Впрочем, и сам Паломбелла всячески избегал с ним встречаться. Едва он видел черную сутану, как вспоминал о проклятии старухи из Фиа. Нет, он не прикрылся как щитом доном Тарчизио, но чувство вины все равно испытывал.

Когда он выходил на улицу, вокруг него мгновенно образовывалась пустота. По глупости местные жители уверовали, что, где он ни появится, там сразу начнется стрельба и кто-то из ни в чем не повинных людей непременно будет убит. Только не он, Паломбелла, заговоренный от пуль.

Искать приятелей в такой ситуации невозможно. Да и унизительно вымаливать дружбу, лучше мирно посидеть в одиночестве.

Что ж, при таком раскладе разумнее всего, чтобы Джулия и верные ему люди оставались в Апельсиновой Роще, превращенной в крепость, до тех пор, пока не представится возможность расправиться с Дядюшкой Нтони. После всего, что случилось, лишь исчезновение одного могло на время обеспечить второму спокойствие.

От приезда Джулии пришлось отказаться. Сразу после покушения его из предосторожности отвезли в тюрьму Виченцы. Еще и потому, что полиция пыталась узнать что-либо на очной ставке с двумя наемными убийцами, упорно молчавшими, словно они глухонемые. Несмотря на полный провал своей затеи, Дядюшка Нтони послал из Неаполя в Виченцу адвоката Карраско. Брезгливо поджав губы, Карраско объяснил, что эти двое хотели отомстить Паломбелле за «поруганную честь». Ведь он нанес им оскорбление.

— Какое еще оскорбление?

— Дело касается женщины, господин следователь. Увы, ведь мы, южане, люди темные.

Никто не оспорил это весьма странное объяснение причины покушения. Все молчали, а сам чудом уцелевший Паломбелла заявил, что обоих мстителей он не знает и что, возможно, они выстрелили в него по ошибке, приняв за другого человека.

Да, полиции удалось увязать ограбление Нумизматического музея с Дядюшкой Нтони и доном Джузеппе. Коллорини же, самое главное звено в цепи, хоть он и был у них в руках, они в нападении не заподозрили. Ну, а в этом случае даже обоснованные обвинения и догадки так и остались недоказанными из-за отсутствия улик.

Барон погладил подбородок, вынул из кармана потрепанную книжечку «Речей» и попытался забыть обо всех неприятностях, наслаждаясь полными иронии, наигранного изумления и добродушия, совершенными в редкой простоте и отточенности периодами из речей своего любимца Цицерона в сенате.