Логово горностаев. Принудительное поселение

К удивлению подчиненных, лейтенант не рявкнул на нахала, а лишь покачал седеющей головой.

— Не все преступления удается раскрыть за несколько недель. Порой требуется куда больше времени. Но вы, Паломбелла, уж, простите, просто ясновидец, раз уже на следующий день после убийства решили, что полиции этой загадки не разгадать.

— Я этого не говорил, лейтенант. Меня интересуют все таинственные случаи. И потом, я тут изнываю от безделья, и любой предлог для меня хорош, чтобы как-то развлечься. Разве не так? Впрочем, я, наверно, единственный человек, который не должен вызывать никаких подозрений. Разве я не являюсь сюда каждый божий день и не расписываюсь в книге о невыезде? И не предписывает ли закон ссыльному на закате возвращаться домой и сидеть в своей норе до утра? Но разве закон запрещает читать газеты и хранить их?

Эта его уловка словно шлемом прикрываться несвободой человека поднадзорного переполнила чашу терпения лейтенанта Лаццерелли. Внезапно он швырнул ручку, которая покатилась по столу, и, опершись на локти, слегка привстал. Ладно, пусть убирается ко всем чертям этот вонючий мафиозный ублюдок! Ведь даже если и удастся вырвать у него какое-то признание, что маловероятно, протокол допроса, подписанный таким опытным бандитом, постигнет та же участь, что и все другие, составленные ранее честными молодыми офицерами карабинеров и бесследно исчезнувшие в ящиках столов начальников уже немолодых и бесчестных.

— Мне бы хотелось задать вопрос синьору Паломбелле, — строго в соответствии с субординацией обратился Брандолин к лейтенанту. В ожидании его ответа он вышел из ниши, и Лаццерелли с немой покорностью судьбе дал согласие, снова опустившись на стул.

— Несколько недель назад в нашем городе побывал некий Чириако Фавелла из Сан-Джованни-а-Тедуччо. Вы когда-нибудь встречались с этим человеком, и если да, то какими были ваши отношения?

Казалось, он предлагает Паломбелле решить шараду. Дон Джузеппе помрачнел, не скрывая своего огорчения.

— Чириако Фавеллу я знал с пятнадцати лет. Он работал в моем поместье. Паренек был трудолюбивый и добрый. — Он чуть нагнулся, расцепил пальцы и развел руками. — В какой-то момент мои условия показались ему не особенно выгодными. Он искал более перспективную работу. И потому ушел.

— Куда? — спросил Лаццерелли.

— Я потерял его из виду, — солгал Барон.

Теперь, когда Чириако умер, он мог признать, что тот на него работал, но сказать фараонам, что парень связался с Дядюшкой Нтони, означало оскорбить его память. К тому же бедняга Чири с лихвой заплатил за все сразу.

— Я снова увиделся с ним лишь месяц тому назад. У него были дела в провинции, и он заехал навестить меня.

— А об этой своей работе он говорил с вами? — не отступался Лаццерелли.

Он снова взял инициативу в свои руки и был благодарен Брандолину, который помог ему справиться со слепой яростью.

Гнусный ублюдок отрицательно покачал головой, и ему снова захотелось врезать этому Барону по роже.

— Он занимался продажей наркотиков, — сообщил он Паломбелле.

— Так вот почему его убили! — словно опытный лицедей, продекламировал Джузеппе. — Я узнал об этом из газетной вырезки, которую мне прислали из Неаполя. Не получил случайно и ваш участок копию того письма?

Нарочитая наивность подлого вопроса взбесила даже Траинито. Он со страхом и недоверием смотрел, как Лаццерелли оттолкнул стул, обошел вокруг стола и встал прямо напротив допрашиваемого.

— Само собой разумеется, вы не знаете, кто послал вам газетную вырезку.

— Не знаю.

Нельзя было ни стукнуть его головой о стенку, ни засадить в холодный карцер: правосудие с неисправными весами, страдающее вдобавок косоглазием, приговорило его к нежным заботам вдовы Косма, приятным прогулкам по свежему воздуху и к успокаивающей нервы рыбной ловле.

Он уставился полными гнева глазами в красноватые глазки этого сына шлюхи, которого только веселило, что он, лейтенант, беспомощно барахтается в мутной воде. Затем повернулся к нему спиной и снова обошел стол.

— Можете идти.

Он пододвинул к себе пачку бумаг и стал ею обмахиваться, не ответив на прощальный поклон этого ублюдка в пиджаке из оленьей кожи, и его очень разозлило, что подчиненные в ответ все же кивнули головой.

Прошло полчаса. Лаццерелли только что уехал, злой как черт. С этим дерьмом он больше не желает иметь дела. Пусть им займутся те, у кого печень и нервы покрепче.

— Иными словами, мы с тобой, Траинито, — уточнил Брандолин, снова заняв свое место за письменным столом.

Снова зарядил дождь.

Мрачное молчание нарушил телефонный звонок. По краткости ответов Брандолина Траинито понял, что звонили из полицейского управления в Виченце. А по тому, как сердито пыхтел его коллега и какие зверские он корчил рожи, предположил, что начальство держало речь типа обращения министра внутренних дел к бесстрашным стражам порядка.

— Слушаюсь, синьор капитан! — прошипел наконец Брандолин.

Он бросил трубку и с вызовом уставился на Траинито, ожидая его вопросов. Траинито не замедлил их задать, и старший сержант отрапортовал:

— Виченца сообщает, что получена депеша из Болоньи. Коллорини видели на автостраде Флоренция — Болонья, сразу за селением Лойано. Похоже, он возвращался с Юга и ехал на сером «мерседесе».

— Почему же его не схватили?

— Да потому, что дорожный полицейский, который его опознал, уже сдал дежурство. Он был один и без оружия. А Коллорини стреляет молниеносно, не целясь. Помнишь того беднягу из Портогруаро, он едва не ранил его насмерть.

Траинито стукнул себя кулаком по боку.

— Мы искали его в горах, в пещерах, на сеновалах, а он себе преспокойно жил где-то в Тоскане или в Эмилии.

— Ну, не обязательно там. Может, совсем на Юге. В Перудже было совершено нападение, в Терни похитили промышленника Марцаротто.

— А что хотят от нас эти господа из Виченцы?

— Чтобы мы продолжили поиски Коллорини. Капитан вбил себе в голову, что генеральный штаб Коллорини находится в самой Виченце либо в провинции.

Траинито в задумчивости почесал нос.

— Не понимаю все же, при чем тут мы, — промычал он.

— Я тоже, — признался Брандолин. — Так или иначе, бери Сартори и осмотрите с ним все укромные места до самой реки.

Он проследил за унылым взглядом Траинито, обращенным к иссеченным дождем стеклам, и пожал плечами.

— Ну ладно. Завтра пойдете. И тогда успеешь поискать человека, который всего час назад был в Болонье.

Свою радость Траинито проявил в том, что угостил Брандолина сигаретой из только что распечатанной пачки. Давая прикурить Брандолину, он внимательно посмотрел на него и понял, что тот пересказал ему не весь телефонный разговор.

— А больше те из Виченцы ничего не сказали? — полюбопытствовал он.

— Велели глядеть в оба, ведь вокруг Коллорини вьется молодая женщина лет двадцати, худощавая блондинка, личность ее пока не установлена. Похоже, она его любовница.

У Траинито от еле сдерживаемого смеха обе щеки сложились гармошкой.

— Единственная худощавая блондинка в наших местах — это племянница вдовы, которая сдала квартиру Паломбелле. С тех пор как ее тетушка упала с лестницы, блондинка часто приезжает сюда на велосипеде из Виченцы, верно, чтобы помассировать вдове Косма лодыжку.

— Как ни крути, а все нити сходятся к Паломбелле! Это он виноват, что при любом происшествии начальство все соки из нас высасывает, словно во всей провинции Виченца — единственная сахарная косточка, — простонал Брандолин.

Он перестал разглядывать ямочки на щеках Траинито и с преувеличенным интересом принялся наблюдать за дождевыми каплями, хлеставшими стекло. Капли были огромными, величиной с виноградину. Они на какой-то миг повисали на стекле, а затем скатывались вниз, сливаясь в один мутный ручеек.

— Кто следит за Паломбеллой?

— Бруно, старший из сыновей Биджо.

Брандолин вспомнил паренька, самого толкового помощника полиции из малочисленной группки противников мафии. Он работал официантом в единственном баре городка, принадлежащем его отцу, и сам предложил в свободные от работы часы наблюдать за ссыльным.