Песнь Легиона

Словно призрак выскочил из-за ползущего юноши, так стремительны были действия. Первый удар металлической бейсбольной биты пришёлся одному брату в висок, но он устоял. Второй удар был гораздо точнее и сильнее — сверху скользящим. Был слышен хруст черепа, было даже видно, как он раскалывается надвое. Номер семьдесят два.

Второму брату удар пришёлся уколом в грудь, причём удар был настолько силён, что он отшатнулся к стене. Легион держал биту обеими руками как копьё, нанося второй удар в то же место. Третьим ударом всё в то же место груди, рядом с сердцем, он буквально пригвоздил человека к стене. Тот затрясся, закатил глаза, из носа и горлом пошла кровь. Он обмяк и упал. Номер семьдесят три.

«Люди привыкли делить весь мир на добрых и злых, у них есть Добро и Зло в абсолюте. И для каждого этот абсолют свой, уникальный. Когда происходит нечто, это будет оцениваться. Кто-то скажет, что это было плохо, кто-то скажет, что хорошо, кто-то промолчит, хотя для себя всё решит. И нечто будет абсолютизировано. Сатанисты назовут это знаком, православные — знамением.»

Легион молча подошёл к ещё живой жертве, тому, кто его считал когда-то другом.

— Если там что-нибудь есть, то передай им от меня привет, сказал он тихо и даже ласково.

С этими словами он медленно со смаком распорол ему всё тем же ножом для картофеля ногу от таза до пятки, всё одним движением, таким красивым швом. После этого он как-то безразлично взглянул на чуть подрагивающее живое тело, а затем воткнул нож ему в глотку. Номер семьдесят четыре. Он умрёт минут через десять, ему уже никто не поможет. Для пущей уверенности он оттащил тело в вызванный лифт, оставив голову под удары периодически закрывающихся дверей.

"А в сущности всё довольно просто. Я не за тех, что снизу, и не за тех, что сверху. Это не происки дьявола и не кара божья, это не заказ и не моё больное воображение. Все мы здесь немного больны. И каждый мнит себя единственно верным мыслителем, но это не моё дело. Я действую по своей воле, за мной никто не стоит ни в каком измерении и ни в каком понимании.

Чудненько, даже распрекрасненько.

Стараясь не думать ни о чём, сконцентрировавшись только на одной цели, он шёл вперёд по лестнице. Бегом, не спать и не останавливаться!

В сотне метров отсюда была стоянка с примыкавшим к ней забором детским садом. Всего лишь бородатый сторож и пара сонных собак породы «двортерьер». Собаки залаяли, почуяв чужого, но было поздно.

На шею сторожа было наброшено два витка телефонного провода, который с одной стороны был вмурован в стену, а с другой его тянула тёмная фигура. Сторож в панике схватил со стола небольшой кухонный нож и принялся резать удавку. На его счастье провод разрезался мгновенно из-за сильного натяжения. В ту же секунду, когда провод безвольно повис на его шее, он понял, что кисть правой руки была только что отрезана каким-то широким ножом. Прошла секунда, и вот тот же нож вошёл ему в шею, разрубая артерию.

Номер семьдесят пять.

Свежее мясо пошло собакам. Те поначалу лаяли, но облизывались, а потом всё же подошли и начали есть. Такое свежее, кровавое, тягучее мясо с причмокиванием пережёвывалось ими.

Далее по прямой, вдоль домов, минуя детскую площадку и гаражи-ракушки. Как-то неожиданно вырисовались жертвы. Это были три скина-мужика и одна скин-мадам.

Занимался рассвет.

Один скин сидел со своей девушкой на самодельной скамейке, а двое других стояли рядом. Деревья с хитрой системой веток служили зонтом, оберегая их от дождя.

— А тебе не нравится? — спрашивал он её

Из-за угла со спринтерской скоростью вылетела тёмная фигура.

«Не думать, не рассуждать, не обращать внимания!» Этот закон он вывел сам, опираясь только на свой жизненный опыт. Никто не может описать, что надо чувствовать. Лично для себя он понял, что думать надо в перерывах между волнами. А волну надо ловить, ибо если её поймать, то можно сворачивать горы.

Фигура неслась прямо на них. Им вдруг показалось, что они услышали звук барабанов, такой тихий, но всё нарастающий с каждым мгновением. Казалось, что они могут что-то сделать, однако, не смогли.

Два ножа воткнулись с силой им в шеи, не только протыкая глотку, мешая дышать, но и ломая ткани и задевая позвоночник. Такой звук удара, как от взрыва сотни пузырьков на воде, когда ножи погружались в их плоть. Скрипучий и одновременно плавный булькающий звук раздался на долю секунды, но звучит для слышащих его впервые как долгий крик.

Номера семьдесят шесть и семьдесят семь соответственно.

Легион левой рукой оттолкнул умирающего скина, тут же перевёл её вправо, хватая труп за куртку. Одной ногой он упёрся уступ на земле, развернулся, и швырнул одрябшее тело в сидящую парочку. Они повалились молча. Везёт.

Первый удар ногой пришёлся в голову девушки, вырубая её, а второй в голову парня. Они оба лежали без сознания, закрытые сверху тушкой, словно одеялом.

Неспешно, но довольно быстро, он выудил из ранца толстую верёвку, размотал её, и завязал на шее парня двойным узлом. После этого он подтащил бессознательное тело к ближайшему дереву, перекинул верёвку через самую толстую ветку, и потянул. Он тянул до тех пор, пока тело не повисло на верёвке, не касаясь земли. Номер семьдесят восемь.

Прошло две минуты, девушка начала шевелиться и стонать. Легион отпусти висящий труп, потом недолго подумал и наоборот втащил труп с верёвкой обратно на ветку так, чтобы он не падал вперёд, а висел там. Затем он поднял на ноги теряющую силы девушку, прислонил её к стволу дерева и проворно завязал ей на шее узел всё из той же верёвки.

Он потянул труп за ноги.

Под действием веса девушка начала подниматься над землёй всё выше и выше. Они висели рядом лицом к лицу — она, пока ещё живая, и её уже мёртвый друг. Номер семьдесят девять.

Ночь близилась к завершению, уступая место новому миру — миру утра.

И этот новый мир венчал символ начала чего-то нового, новой жизни что ли, это два тела, мужчины и женщины. Любовь до гроба да?

Время номер два. «Утро»

—= 06:00, 18 часов назад =-

«Утром, когда ты решишь, что проснулся, убедись, что это не сон.»

Солнце понемногу всходило, народ поднимался из постелей, начинал свои дела.

Здесь на пересечении двух дорог стоял небольшой магазинчик, открытый 24 часа в сутки. Три продавщицы стояли у прилавков: одна у мясных продуктов, другая у вино-водочных изделий, а третья на выходе продавала всё по мелочи. Он зашёл внутрь и приобрёл пакетик чипсов, дав сторублёвую купюру.

— Эй! Да это же фальшивка! — крикнул он, разглядывая сдачу на просвет. — Что вы мне даёте?!

Две оставшиеся продавщицы заинтересовались криком на кассе, подошли посмотреть. Первым прыжком он очутился на прилавке, там же сразу нанёс смертельный удар ногой продавщице в висок. Номер восемьдесят. Вторая упала под тяжестью навалившегося на неё трупа. Оставшуюся стоять продавщицу он сшиб ударом кулака, после чего схватил кассовый аппарат и обрушил его на её грудь. Номер восемьдесят один.

Живая женщина лежала между двумя трупами. Он достал кастет.

«Я не люблю людей, это я уже говорил. Но ещё больше я не люблю живых и наглых людей.»

Первым ударом была сломана челюсть, вторым — плечо, третий удар пришёлся в висок. Череп прогнулся внутрь, ухо перекосилось. Номер восемьдесят два.

«Я люблю дождь. Когда он льёт вот так, смывая следы, позволяя умереть самым выносливым, которые смогут выйти на улицы.»

Он взял с прилавка косметику, клей, скотч и ножницы. Также он позаимствовал некоторое количество волос у мёртвых женщин. Через пять минут у него появились усы, бородка, на глазах появились облегающие спортивные очки. Также изменились некоторые черты лица, но только визуально: удлинился подбородок, округлились щёки

«Не следует позволять им знать меня в лицо, ни к чему им это. Это уже будет не волк против волка, а стадо бизонов против волка в ущелье.»