Ангел-истребитель

Мы уже отдали свою дань маскам, не правда ли, Джек? Джинн-Икс, Дорожный Патруль, Поцелуй Смерти, Злобный Джордж... Мистер Либенстраум. Но те маски, что мы носим сейчас, маски Патрона и Следователя, – это Инь и Ян наших истинных лиц. Мы оба разрушаем во имя созидания. Я создал тебя... значит, ты должен уничтожить меня. Идеальная симметрия.

Но, Джек, наш танец еще не завершен. Как твой предшественник, я несу определенную ответственность, на мне лежат особые обязанности. Я владею мудростью и опытом, которые хочу передать тебе. Не бойся, это не больно; совсем наоборот. Ты уже прошел через боль, она навсегда в тебе сохранится. Она делает тебя сильным. Просто ты должен научиться направлять ее в нужное русло... Впрочем, до сих пор тебе это удавалось.

Единственное, что тебя сдерживает, – самое бесполезное чувство из всех, чувство вины. Ты прошел долгий путь, Джек; ты почти у цели. Не стоит переживать из-за того, что так хорошо тебе дается. Не мучь себя, и перед тобой распахнется целый мир. Прекрасный мир, исполненный творческой энергии.

Возможно, тебя вдохновит мой новый проект. Я вполне доволен концепцией, но ты смог бы, если бы захотел, многое в нее привнести.

Художник, о котором идет речь, по существу скульптор, хотя работает с самыми разными материалами. Его работы хороши, у него великолепная техника, но ему недостает той глубины чувства, которая потребна подлинному мастеру. Мне кажется, я знаю, как восполнить этот пробел.

У него есть юная племянница. Они часто бывают в гостях друг у друга, и, по моему разумению, девчонка совсем по-детски влюблена в дядюшку. Вот что я придумал: надо привязать ее голышом к кровати и прикрепить к ее телу множество фейерверков. Конечно же, меня натолкнул на эту мысль тот замечательный трюк, который ты провернул с бенгальским огнем. Разместив фейерверки в стратегических точках, как я понимаю, можно выборочно уничтожить довольно приличное количество человеческой плоти, прежде чем раны вызовут смерть. Если угодно, это перенос современных градостроительных концепций на уровень психологии: «Мы вынуждены снести этот сосок. На его месте возникнет кровоточащий, дымящийся котлован».

И разумеется, запах. Резкий запах сгоревшей пиротехники преследует нас неделями – и до, и после окончания октября. Замечу, запах этот неистребим, а в закрытой комнате достигнет довольно сильной концентрации. Останется добавить пару декораций – тыкву с вырезанной в ней рожицей, несколько картонных привидений и скелетов – и поставить компакт-диск с неувядающим хитом «Я без ума от монстров». Вуаля! И все же это заметно расходится с моими прежними работами. Я предпочитаю убивать быстро и чисто, а основным творчеством заниматься уже впоследствии; я работаю скорее в жанре пост-мортем, чем постмодерн. Фейерверки сильно шумят; они хаотичны и беспорядочны. Чтобы все прошло как по маслу, я считаю, необходимо устроить генеральную репетицию.

Что, если я воспользуюсь Никки?

Невозможно. Этого просто не могло быть.

Джек нервными шагами мерил свой номер в мотеле. В одной руке он сжимал пистолет, а второй беспрестанно щелкал его предохранителем.

– Как? Как? – бормотал он. Оказавшись у двери в ванную, Джек краем глаза уловил свое отражение в зеркале над умывальником: небритый, без рубашки, с налитыми кровью глазами. Он напоминал бродягу, которому самое место – где-нибудь под мостом, с бутылкой в руке. Направив пистолет на отражение, Джек рявкнул:

– Как? Как, черт побери? Откуда он знает?

Отражение ничем не могло ответить.

После "собеседования" с Ричардом Никки еще ни разу не работала. Впрочем, она выходила на Бульвар, чтобы провести собственный опрос, но никто из девушек не встречал его и не говорил с ним. Казалось, кроме нее самой, Ричардом и его агентством никто не интересовался.

Джек не ответил на посланное ею сообщение, но это могло означать что угодно. Возможно, он уже не проверяет почтовый ящик или решил, что без него ей лучше; вполне в духе Джека.

Никки больше не чувствовала себя в безопасности. Пришло время двигаться дальше, найти другой город; она бы уже уехала из Ванкувера, если бы решила куда. И знала только одно: это не будет один из тех городов, о которых она упомянула Ричарду.

Теперь Никки совершала свои пробежки по вечерам; биологические часы вернулись к естественному для нее ритму ночной жизни. Она уже не понимала, зачем было бегать по утрам; видимо, что-то связанное с новым поворотом в жизни, с изоляцией. Ей этого не хватало, она этим занималась, и делу конец. Баста Пробежки на закате – когда дорожки парков заполнены гуляющими парочками, собачниками, другими бегунами – казались ей теперь вполне естественными.

Уже почти совсем темнело, когда Никки вернулась домой, вся в поту и запыхавшаяся. Отперев дверь квартиры, она сразу направилась к холодильнику и достала банку пива.

Первое, что она заметила, были сдвинутые бумаги на кухонном столе. Мелочь, конечно, но Джек научил Никки подмечать такие вот мелочи. Кто-то побывал у нее дома.

Замерев, она опустила банку с пивом и прислушалась.

Ничего.

Бегая, Никки всегда брала с собой тридцативосьмикалиберный в поясной кобуре. Сейчас она выхватила пистолет, сняла его с предохранителя и быстро, на цыпочках обошла все комнаты, одну за другой. Заглянула в шкафы, в уборную, под кровать. Никого.

Осматриваясь, Никки видела и другие приметы чужого пребывания в квартире: какие-то вещи не на своих местах или немного передвинуты. Вернувшись в гостиную, Никки проверила дверь и увидела царапины вокруг замка.

Нахмурившись, она подняла банку и сделала долгий глоток. Незваный гость ничего не забрал; даже отметины на замке, возможно, были старыми. Может, все это ей чудится?

Никки вновь осмотрелась, пытаясь определить причину визита Закончив, отчасти утратила свою уверенность; похоже, ложная тревога Вздохнула, уселась и допила пиво.

Определенно настало время уезжать, думала Никки. От этого города у меня уже едет крыша.

Она решила выпить еще банку, но когда поднялась на ноги, чтобы достать из холодильника пиво, накатил приступ головокружения, и Никки вновь осторожно уселась.

Ого! Может, лучше пожевать чего-нибудь...

Свою ошибку она осознала слишком поздно. Потянулась к телефону, но руки вдруг растянулись на миллион миль.

И все вокруг исчезло.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Давай, продолжай трепаться. Ты даже не представляешь себе, с кем имеешь дело. Ты не впечатляешь меня, Патрон. Ты такой же, как и все прочие, жалкий неудачник, который повторяет себе, что он особенный, потому что творит гнусности и никто не может его поймать. Неплохое определение для всех паразитов, не находишь? Воображаю, крысы, тараканы и червяки думают точно так же, барахтаясь в грязи: «Все это богатство – оно только для меня. Я особенный».

Ты фальшивка.

Ты даже не понимаешь, что такое настоящие муки.

Несколько распотрошенных, парочка повешенных, перерезанные глотки... мило, но кончается за секунды. Ты хоть знаешь, что это такое – пытать кого-нибудь двенадцать часов кряду? Чтобы они гадили под себя от ужаса и боли? Чтобы взрослые мужики плакали, молили и упрашивали пощадить их на всем протяжении пытки?

Я знаю. И в этом я весьма, весьма преуспел.

Ты похваляешься тем, что создаешь художников?

Это потому, что у тебя самого нет никакого таланта.

Ты хвастаешь убийствами, потому что у тебя не хватит духу делать то, что делаю я. Невинные люди – легкая добыча; охотиться на них может любой. А я охочусь на хищников, и я всегда получаю то, что мне от них нужно.

Ты и пальцем не тронешь Никки. Я говорю тебе это, поскольку ты уже понял, что я тебя поймаю; ты практически признал это в своем последнем письме.

Ну, а закончу я очень простым обещанием: все, что ты сделаешь с ней, я проделаю с тобой.