Стокгольм (СИ)

- Боже, пожалуйста… - шепчу я, уткнувшись лицом в плотный линолеум. Он скользит, и я не могу подняться. Вдруг меня приподнимают чьи-то руки и несут на кровать. Я чувствую под собой мягкую перину и улыбаюсь – слабо и почти неестественно. Представляю себя дома, где мои родители, в уюте и тепле. Мама готовит мне вкусный ужин, и я почти ощущаю его запах, а отец колет во дворе дрова, чтобы разжечь камин. Затем мои мысли летят куда-то вдаль, и я оказываюсь в другом своем доме, где меня ждет Джон и моя дочка. Она такая хорошенькая, щечки горят румянцем, а глаза, очень похожие на мои, сияют, как огоньки. Я улыбаюсь ей, она улыбается мне, и становится так хорошо, что мне совсем не хочется просыпаться. Только не назад, в суровую реальность, где меня терпеливо ожидают побои. Я чувствую, как по моим щекам стекают слезы, и так хочу их утереть, но за меня это делает кто-то другой. Пальцы, холодные и слегка шершавые, убирают одну слезинку за другой, и следом за этим я ощущаю, как моего лба касаются теплые губы. Это Джим. Наверняка, он снова здесь. Грег не стал бы целовать меня так.

Я распахиваю глаза так широко, как могу. Тусклый свет лампы, стоящей на столе, режет глаза, и я щурюсь.

- Тшш, все хорошо, - говорит голос, - Ты в порядке. Я принес тебе поесть и вот, - он протягивает мне стакан с водой, - Пей. Прошу, прости меня, Алиша, я ничего не мог сделать. Он…это все он. Мой разум подчиняется ему, я не могу быть здесь долго, понимаешь? Ты должна быть осторожна, он хочет мести. Я не контролирую его.

Я тянусь к стакану с водой и судорожно хватаю его из рук Джима. Жадно глотаю воду и дрожу от счастья. Вода! Мне так не хватало ее. Боже, спасибо. Выпиваю и смотрю на Джима. Он смотрит на меня, и в его глазах я вижу жалость. Ему меня жаль? Пожалел бы себя. Мой разум хотя бы все еще на месте.

- Джим, - лепечу я, - Мне…мне нужно в ванну. Пожалуйста. Я неприятно пахну, меня сейчас стошнит. Прошу.

- Хорошо, - говорит он и снова берет меня на руки. Не понимаю, как ему не противно, но он терпеливо несет меня через двери и заходит в соседнюю комнату. Она небольшая по размерам, но уютная. Большая белая ванна сияет чистотой, умывальник тоже, и я невольно удивляюсь тому, как педантичен Джим. Или Грег. Не знаю, кто из них убирается в этом доме, а кто причиняет боль несчастным девушкам. Джим ставит меня на пол и говорит держаться за раковину. Я держусь, пока он включает воду, чтобы набрать мне ванну. Выражение лица виноватое, и он судорожно вздыхает, что-то шепча себе под нос. Когда ванна готова, он высыпает туда какие-то ароматические штуки, и я чувствую приятный запах. Лаванда. Мне нравится лаванда.

- Идем, - Джим берет меня под руку и подводит к ванне. Медленно снимает с меня одежду, я дрожу всем телом и закрываю глаза. Мне неприятно видеть, как он раздевает меня – это возвращает воспоминания о том, что сделал Грег. Резкие вспышки – я на столе, на полу, где угодно, и он ударяет меня по лицу, шлепает по оголенной заднице, и мне жутко больно. А ему – приятно. Грег наслаждается.

Совсем скоро я остаюсь без одежды. Обнаженная, я словно без защиты, и мне страшно подумать, чего может захотеться Джиму, пока он смотрит на меня. Но он спокоен. Снимет с меня трусики, кладет их в корзину с грязным бельем, а меня – в ванну. Вода горячая, и я снова вспоминаю тот день, когда он мыл меня. Это было почти так же, как сейчас. Но сейчас он кажется даже более мягким, чем тогда. Он нежно проводит мокрой рукой по моим волосам, и я проникаюсь его теплом, лаской. Странно, но к Джиму я не ощущаю отвращения, неприязни. Он – другой человек. Он не Грег.

- Все будет хорошо, - шепчет он мне на ухо, нагибаясь над ванной, - Все будет хорошо, Алиша. Обещаю.

Но мне не верится. Вероятнее всего, я умру здесь. И это, пожалуй, будет лучшая доля для меня.

Я надеюсь на смерть.

Просыпаюсь в постели, укрытая, но без одежды.

- Твоя одежда в стирке, - говорит Джим, и я замечаю его стоящим у окна. Он нервно теребит ворот своей рубашки, и я вижу, как он волнуется. Мне хочется поддержать его, мне хочется, чтобы он был здоров. Ведь причиной его болезни стала я.

- Спасибо… - говорю я тихо, - За то, что помыл меня.

- Не за что.

И только. Он больше не говорит ни слова и все еще стоит, повернувшись ко мне спиной. Затем резко разворачивается и направляется к двери. Но я решаю поговорить с ним. Мне нужно это.

Я хочу выяснить, что с ним стало.

- Джимми? – зову его. Он поворачивается прямо у дверей.

- Что?

- Не уходи, - говорю я и неловко похлопываю по месту на кровати рядом с собой. Он робко смотрит на меня, но потом все-таки решает подойти. Садится, все так же глядя мне в глаза. Он очень красивый, это особенно заметно, когда смотришь на него вблизи. Глаза оказываются не совсем зелеными, а с примесью карих. Я вижу в них мелкие крапинки. Пытаюсь воссоздать в голове его образ… с тех времен, когда я знала его, в школе. Мне видятся только отрывки – рябая кожа, прилизанные темные волосы, которые он постоянно заправлял за ухо, когда нервничал; нелепая фигура, больше напоминающая пингвинью, чем человеческую. И только глаза его остались прежними. Глаза Джимми Трэтстоуна, который был влюблен в меня с первого класса. Все знали это, и многие подсмеивались, как и полагается делать подросткам в средней школе. Если ты не красив, не богат и не популярен – ты становишься предметом насмешек. Так случилось и с Джимом. Он был изгоем. И в один день я разрушила всю его жизнь. Я понимала, почему он винит меня во всех грехах, понимала, почему Грегу – его темной стороне – хочется причинять мне боль. Потому что я причиняла ее Джиму. Множество раз.

- Прости меня, Джим, - говорю я, - Прошу, прости. Я…мне очень жаль, что так вышло тогда.

- Я знаю, - отвечает он, пристально глядя на меня, - Ты не виновата.

- Грег считает иначе.

- Грег… - Джимми трет переносицу, затем обхватывает голову руками, - Он просто мое воображение. Он не реален.

- Реален. Он причиняет мне боль. Он бьет меня, насилует, морит голодом. Он настоящий, Джимми.

- Нет! – он вскакивает, - Ты не понимаешь. Я был…сломлен. Это было ужасно, я не хочу говорить об этом.

Он снова отходит к окну и, обхватив голову руками, будто бы пытается выгнать что-то из своей головы. Я боюсь, что снова появится Грег. Ведь мне удалось достучаться до Джима, это было так сложно! Так долго.

- Прости меня, я виновата. Я делала плохие вещи, знаю. Но ты не можешь винить меня в том, что произошло тогда. Это не было моей виной. Просто так вышло. Отпусти это и…

- Отпустить?

Голос. Другой. Он меняется так быстро, я не успеваю замечать эти переходы. Боже, только не это.

- Думаешь, так легко отпустить то, что гложет тебя всю жизнь? – он поворачивается лицом ко мне, и я вижу, что это действительно Грег. Ожесточенное, мстительное лицо убийцы. – Такие вещи…не забываются никогда, Алиша. Тебе не понять, что я испытал. Ты не чувствовала, как твои кости ломаются под ударами бит, ты не захлебывалась собственной кровью!

Грег подлетает ко мне, и я уже жду удара, но он просто садится рядом. Кладет руки по обе стороны от моего тела, и я, таким образом, оказываюсь заключенной в этой тюрьме. Тюрьме из его тела. Он наклоняется ближе и смотрит на меня, пристально, но не так, как смотрел Джим. Эти глаза не принадлежат Джиму, и я снова поражаюсь, как такое может быть. Две пары разных глаз у одного человека.

- Помнишь ту ночь? – спрашивает он, а я молчу. Я помню и хочу плакать. Невыносимо. – Помнишь, что случилось, Алиша?

Качаю головой, пряча взгляд. Грег хватает меня за подбородок и заставляет посмотреть на него. Его глаза горят, полыхают.

- Выпускной вечер. Это было самым незабываемым событием в моей несчастной жизни. Как и говорил директор Уиллинс! Представляешь? Все сбылось. Я помню, как пришел туда, в этот зал… - говорит Грег, - …яркий, сверкающий. Это было очень красиво. А потом пришли вы с Ноквиллом. Я стоял в тени, наблюдая за тобой. Ты была божественна, Алиша. Как, впрочем, и всегда. Красивое сиреневое платье…