Кровавая графиня

От всего его вида веяло холодом и ужасом. Страх Алжбеты Батори нарастал, она все отчаяннее искала разгадку множившихся загадок.

— Разве прекрасной госпоже не любопытно услышать мой ответ?

— Нет, поскольку я буду непременно ждать вас в Чахтицах.

— Я действительно приеду в Чахтицы, — ответил князь, — но только позднее, когда там восторжествуют право и справедливость.

В этот миг она застыла, как пораженная громом. Вырвавшись из объятий князя, закричала. Страшная догадка потрясла ее.

Услышав ее крик, танцующие остановились, музыка смолкла, и гости хлынули в танцевальный зал.

При упоминании о праве и справедливости лицо князя было искажено взрывом ненависти. Его приглушенный голос, дрожавший от затаенной неприязни, напомнил Алжбете Батори человека, которого однажды она видела во дворе своего замка. Голос, который она тогда услышала, был голосом Яна Калины.

Так это он скрывается под маской князя?

В минуту, когда в ней созрела эта убежденность, в ее душе прояснились и загадки, вызванные таинственным поведением князя и его намеками. Ее охватили неуемная злость, гнев, жажда мщения.

— Что с вами, прекрасная госпожа? — невинно прошептал князь.

— Подлый негодяй! — крикнула она и бешено накинулась на князя, колотя его руками, пиная ногами.

Князь не сдвинулся с места.

Некоторые гости, не утратившие присутствия духа, подскочили к Алжбете Батори и, схватив за руки, оторвали от князя.

— Пустите меня, — орала она. — Это мошенник, жулик! Он подло обманул меня и вас всех! Это мой подданный Ян Калина, мятежник и вожак разбойников!

Гости опешили. Она назвала князя разбойником так убедительно, что в первую минуту, видимо, каждый поверил ее ошеломляющему открытию. Испуганные дамы стали ощупывать драгоценности, проверяя, на месте ли они.

На лице князя появилась улыбка, глаза у него засветились, и тишину прорезал его звонкий смех.

Лицо чахтицкой властительницы было неузнаваемо искажено бурей страстей, глаза метали молнии.

— Это величайшее приключение в моей жизни, — смеялся князь Ян Христиан, — и оно сделало бы меня очень счастливым, если бы прекрасной госпоже не пришлось пожалеть о нем. Мне этого не хочется, а потому прошу вашу палатинскую светлость поверить словам ее милости и бросить меня в темницу. Я разбойник Ян Калина, как утверждает госпожа, которая сегодня вечером очаровала меня. Поэтому пусть меня постигнет судьба разбойника. Хотя вполне возможно, что сама прекрасная графиня станет хлопотать о моем освобождении. В этой сладкой надежде прошу бросить меня в самое темное узилище!

И над множеством гостей снова пронесся его смех. Он подействовал на всех, словно взмах волшебной палочки.

Виданное ли это дело! Князь Ян Христиан, самый славный гость, своими изысканными манерами, обширными знаниями и особым очарованием покоривший сердца всех, — и вдруг обыкновенный разбойник. Словно эхо, по зале пронесся смех гостей.

Чахтицкая госпожа мало-помалу притихла. Всеобщий смех словно рассеял ее гневливость. Руки, сжимавшие ее, расслабились. И она стояла, испытующе смотрела на князя, и видно было по ней, что она уже и сама сомневается в своем открытии.

— О, господин капитан является как раз вовремя, — улыбнулся князь, видя, как бытчанский капитан взволнованно пробирается сквозь ряды гостей, — Я получу истинное удовольствие, если капитан лично свяжет мне руки.

Палатин изумленно обернулся. Он понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее, если капитан на глазах у всех устремляется к нему столь настойчиво.

— Пандурский капитан из Нового Места просит вас принять его по очень важному делу.

— Немедленно приведи его!

Капитан повернулся кругом, свадебных гостей охватило вновь волнение. Последовала минута напряженного ожидания, которая пришлась палатину весьма кстати. Он еще не нашел выхода из щекотливого положения, не знал, каким образом вознаградить князя за нанесенное оскорбление.

— Прошу прощения, — отозвался пандурский капитан, запыхавшись, — что осмеливаюсь явиться пред вашу милость в минуту столь неподобающую, но…

— Говори, что случилось и чего ты хочешь? — перебил его Дёрдь Турзо.

— Мы переводим из Нового Места разбойников, поскольку боимся, что их многочисленные друзья нападут и освободят их.

— О каких разбойниках идет речь?

— Об Андрее Дрозде, Яне Калине и еще восемнадцати их сообщниках.

Весь зал разразился смехом. Даже палатин не удержался. Один князь был явно неприятно поражен. Алжбета Батори лишилась чувств. И вовсе не из страха, что разбойников везут в Бытчу, после разговора с палатином их допрос уже не волновал ее. Она до потери сознания устыдилась своей страшной ошибки. Как же она ошиблась — ведь пандурский капитан доложил, что Яна Калину как раз везут сюда.

— Неблагодарный вы, господин капитан, — с притворным гневом обрушился на пандурского капитана князь, — так вы вознаграждаете меня за то, что я поймал для вас шайку разбойников? Вы испортили все мое развлечение! Вы что, не могли сюда притащиться на час позже? А мне так хотелось побывать в узилище! Вы лишили меня редкостного переживания!

Капитан непонимающе посмотрел на князя. Гости вместе с палатином смеялись.

— Именно это вы должны были сообщить мне столь безотлагательно? — спросил палатин капитана.

— Нет, я пришел просить помощи. Можно предположить, что разбойники уже узнали о том, что мы везем их друзей в Бытчу. Они были рассеяны по лесам, а теперь объединились, опередили нас, хотят напасть и освободить узников.

— Капитан, — обратился палатин к своему военачальнику, — пошли на помощь пандурам столько человек, сколько сочтешь необходимым.

Оба ратника удалились. Палатин выискивал глазами Алжбету Батори, но ее, потерявшую сознание, как раз выносили из зала под присмотром жены палатина Анны Цобор.

— Милый князь, — палатин подошел к Яну Христиану, — прошу прощения за оскорбление, которого вы удостоились под моей крышей. Уверен, что ошибку искупит и сама чахтицкая госпожа, как только придет в себя. Я счастлив, что сей неприятный эпизод вы не воспринимаете трагически. Благодаря этому он не вызвал паники среди моих дорогих гостей, а лишь развеселил их.

— А более всех — меня, — улыбнулся князь. — Это приключение я буду с радостью вспоминать!

Свадебные гости, окружив князя, бурно поздравляли его.

Об Алжбете Батори никто и не вспомнил, а если и вспомнил, то лишь с высокомерной жалостью. В ней видели женщину, которая так неистово влюбилась в князя, что это помутило ей разум. Но палатин не переставал размышлять о ней. Капитан ждал его в дверях.

— Осмелюсь доложить, — сказал он, — что содержимое чаш мы опробовали на двух собаках. Вино было отравлено быстродействующим ядом. Собаки мгновенно отмучились.

— Можешь идти, — помрачнев, сказал палантин и направился в залу, куда отнесли чахтицкую госпожу.

Тем временем граф Няри с просиявшим лицом подошел к прославленному князю.

— Поздравляю вашу княжескую светлость!

— Мне есть с чем поздравить и вас, милый граф. Минутой назад мне всего лишь угрожала темница, вам же и палатину, — продолжил князь с загадочной улыбкой, — грозила смерть! Меня, кажется, лишь случайность спасла от узилища. Но вас и нашего любезного хозяина спасло от верной смерти ваше острое зрение.

— О, — на лице графа обозначился неподдельный восторг, — острота зрения бледнеет перед остротой разума вашей княжеской ясности!

Гости, которые выслушали эти взаимные комплименты, не думали, что в них более глубокий смысл, иное значение, чем им представлялось. Но минутой спустя все уже знали, что, собственно, случилось. И это лишь благодаря тому, что некоторым дамам — в ответ на клятвенное обещание не проговориться ни словом — граф Няри обрисовал событие так, как ему было выгодно.

Дочери и зятья чахтицкой госпожи, бледные, расстроенные, сновали среди гостей. Они чувствовали, что их все вокруг неведомо почему жалеют, почему-то избегают разговора с ними, что-то от них утаивают. Они задавали себе мучительный вопрос: возможно ли такое?