Кровавая графиня

Она отошла и спустя минуту вернулась с гайдуком.

— Я поручаю тебе дело, о котором ты никому и словом не обмолвишься. Проговоришься — смерть!

Юрай Заводский напряженно следил за каждым ее словом.

— Немедленно отправляйся в Чахтицы и передай мой приказ Фицко. Пусть предпримет что ему заблагорассудится, лишь бы разбойники сюда не попали. Можно их отравить или выпустить на свободу. Мне это все равно. Только пусть не ведет их в Великую Бытчу.

Гайдук тут же отправился в путь, а Юрай Заводский с раздражением отозвался:

— Гонец палатина отправится в Новое Место немедля. Уверяю вас, что он доставит сюда разбойников, как того желает палатин.

— Тогда ты влипнешь в пренеприятную историю, милый друг! Разбойники будут рассказывать вещи, от которых у гостей волосы встанут дыбом, и я буду искать у тебя поддержки! Как-никак я твоя любовница. Наша связь — я так выражусь о твоем или нашем приключении — не может навеки остаться тайной. Тем более что плод ее — дочь.

— Моя дочь? — ужаснулся он.

— Да, твоя дочь, которую я ненавижу и мысленно уже приговорила к смерти!

У него закружилась голова. Сокрушительная новость! У него дочь, и он не имел о ее жизни ни малейшего представления. А мать уже обрекла ее на смерть!

— Где она скрывается, под каким именем?

— Я скажу тебе, поскольку убеждена, что со мной ты связан крепче, нежели с палатином. Это Эржика Приборская, которая вышла замуж за разбойника Андрея Дрозда!

Ни чахтицкая госпожа, ни ее собеседник не заметили, что в тени неподалеку стоит темная фигура.

— Ну что, мой друг? Ты все еще полон решимости отправить гонца? — спросила она насмешливо.

— Несомненно, — ответил он. — В жизни я допустил только единственный поступок, достойный осуждения, ваша милость. И я заплачу за него. Из страха перед ним я не стану никого обманывать. Наши дороги разошлись навсегда.

Он повернулся, но она крепко обняла его.

— Нет, ты так не уйдешь от меня, Юрай. Ты обещал мне, что однажды, один раз ты придешь ко мне, когда я тебя позову. Один-единственный день твоей жизни должен принадлежать мне. Если ты не придешь, тоскуя по мне, ты накажешь себя, и уже это одно принесет мне удовлетворение.

— Когда, в какой день я должен посетить вас? — спросил он холодно, нахмурив лицо.

— В последний день этого года, — ответила она после минутного раздумья. Если бы он сейчас видел ее лицо, он испугался бы.

— Приду, — ответил он и ушел.

Она смотрела ему вслед молча, стиснув губы и сжав кулаки.

— О, прекрасная госпожа, — вдруг вывел ее из задумчивости приятный голос. — Вот вы где! Уходя, вы забыли свой плащ. Я счастлив, что мог взять эту драгоценную добычу и принести вам. К ночи становится свежо, не правда ли?

— Это вы, князь? — спросила она, испугавшись. Ее растерянность и опасения, не подслушал ли он ее разговора с секретарем палатина, исчезли, как только он нежно накинул плащ ей на плечи и невольно привлек к себе. Приятное тепло разлилось по телу.

— Да, это я, прекрасная госпожа, — шептал князь Христиан. — Рядом с вами я испытываю упоение.

Вечер был холодный, сонмы звезд тускло мерцали в вышине. Она обняла его, стала целовать. Распалившись, графиня была словно в жару. Он вернул ей поцелуй, но при этом ее пронизал неожиданный холод. Наконец князь высвободился из ее объятий и предложил ей руку.

— Пойдемте, дует резкий северный ветер.

Они молча вернулись в зал, где вихрем носился рой веселых гостей. Когда она при свете увидела лицо князя, сердце сжалось от тоски и страха. Лицо было леденяще холодным, словно вытесанным из мрамора…

Графиня уже задумывалась над тем, что может из всей этой истории получиться. Она сознавала, что все произойдет, как того захочет князь. Что она не совладает с его желанием. Но у нее были еще и другие, не меньшие заботы. Незаметно удалившись в свои покои, она велела служанке привести пятерых гайдуков.

— Вы хорошо знаете, — смерила она их грозным взглядом, — что я требую точного исполнения моих приказов. И какое наказание ждет того, кто обманет меня. Так слушайте внимательно! Установите, отправился ли уже в Новое Место гонец палатина. Если отправился, скачите за ним, насколько хватит сил у ваших коней. А если он еще не выехал, опередите его и будьте настороже. Он не должен доехать до Нового Места. Пусть тот из вас, кто его убьет, потребует вознаграждения!..

Посольство Чахтиц и еще кое-кого

Поздно вечером прибыло еще множество гостей. Среди них был и граф Няри. Его приезд был предельно скромным. Но удлиненное лицо графа, его колючие глаза и не исчезающую с губ ироническую улыбку тотчас заметил каждый. Приподнятое настроение у многих испортилось. Дамы и господа, которые начали было амурничать, дабы украсить пребывание в Великой Бытче и вкусом запретного плода, стали готовиться к отступлению. Дело в том, что граф Няри умел, как никто, использовать любую тайну, на след которой нападал.

Едва он оказался среди свадебных гостей, как глаз его приметил господина, ведшего Алжбету Батори в танцевальный зал. Он остолбенел.

— Кто это? — спросил он возбужденно, потеряв на мгновение свое прославленное хладнокровие, из которого мало что на свете могло его вывести.

— Это силезский князь Ян Христиан, — ответил оравский земан, приглядывавший за виночерпиями.

Князь Ян Христиан стал приближаться к нему. Рядом, повиснув на его руке, выступала Алжбета Батори. Граф Няри поклонился им. Князь удивленно остановился, чуть наморщил лоб, но тут же просиял в улыбке.

— О, меня бесконечно радует, дорогой граф Няри, что я здесь встретился с вами.

— Мое изумление куда сильнее, — ответил любезно граф. — Я-то не пропустил еще ни одного развлечения у Турзо, но ваша светлость здесь в первый и, думается, в последний раз.

— Именно в первый и в последний раз, — улыбнулся князь и вдохновенным жестом протянул ему руку. — Вместе с дружеским пожатием руки примите одновременно мои уверения, что своими выдающимися качествами вы вызываете во мне высочайшее восхищение.

— Однако, — скромно возразил Няри, — мои способности блекнут по сравнению с вашими, как луна рядом с солнцем.

Алжбета Батори едва не просверлила графа Няри глазами. А он улыбался ей самой подкупающей улыбкой.

— Весьма счастлив, сиятельная графиня, — проговорил он, — что после долгого перерыва снова могу лицезреть вас и восторгаться вашей красотой, которая меня всегда ослепляла.

Графиня сжала князю руку и попыталась увлечь его прочь, но граф Няри поклонился ей и пригласил на танец.

— Не могу преодолеть искушение, — извинился он перед князем, — ненадолго оторвать от вас вашу милую спутницу.

Когда князь, поклонившись, отошел к столу палатина, Алжбета Батори загорелась таким гневом, что граф Няри поспешил предупредить взрыв.

— В ваших же интересах более, чем в моих, — сказал он ей приглушенным голосом, — чтобы после чахтицких событии, о которых многие, несомненно, наслышаны, вы относились ко мне дружески. У сведущих гостей вы тем самым вызовете сомнения касательно наказания на «кобыле»…

Слова, произнесенные сладчайшим голосом и с улыбкой, были исполнены такой ненависти, какая могла сравниться только с ненавистью, кипевшей в Алжбете Батори. Но она, готовая броситься на него и выцарапать ему глаза, с огромным трудом овладела собой.

Минутой позже они с улыбкой на лице кружились в хороводе. Хотя оба были известны как прекрасные танцоры, на сей раз их танец был столь неестественным и напряженным, что немало глаз с удивлением следило за ними.

— Так, дорогой друг, пожалуйста, улыбайтесь, — прошипел он ей, словно кнутом хлеща ее насмешливыми глазами. — Улыбайся вдосталь, долго улыбаться тебе уже не придется. Мои угрозы сбываются. Петля затягивается. Колокола отзвонят по тебе раньше, чем ты предполагаешь.

— И по тебе тоже!

Однако после танца они разошлись с таким видом, что их могли принять за лучших друзей.

Затем граф Няри разговаривал с кардиналом, что не ускользнуло от внимания палатина. Он не сводил с него испытующего взгляда. При своей вечной мнительности он уже и в нем видел возможного соперника, который ради собственной выгоды мог помочь скинуть его и на эту должность посадить католика. Граф Няри почувствовал на себе пристальный взгляд и отгадал мысли палатина, но не придал им особого значения. Сомнительный союзник, думал он, всегда ценнее, чем несокрушимо верный.