Розыск

– Виноват, виноват, сдаюсь. Промашка вышла! – шутливо поднял руки вверх Загидуллин.

– То-то… – улыбнулся бригадир. – А выход у вас вот какой. У нас по-соседству, в деревне Петрово, это верст двадцать пять отсюда, в конторе химлесхоза радиорелейка имеется. Три раза в сутки они с райцентром на связь выходят… А с райцентра милиция с вашим начальством связаться может. Вот и вся механика!

– Так оно, так оно! – торопливо поддакнул бригадиру лесник. – Милицейские, стало быть, доложат вашему енералу – так, мол, и так, тантетка ваша стоит с порожними баками в деревне Глухарной, шишнадца-тый лесной кордон!.. Летчики-то, почитай, все знают: цифра шишнадцать на крыше – значит, лесник Сюткин Афанасей Иванович тут обретается, личность в авиации известная! – довольный собою засмеялся старик, с поразительной ловкостью сворачивая заскорузлыми пальцами «козью ножку».

– А как до этого Петрово добираетесь? – поинтересовался Олег.

– В большую воду на моторке можно. Но далековато – верст, однако, восемьдесят будет – река-то извилина на извилине, поворот на повороте… – пояснил Силантьев. – А так – только по тайге. Пешком или на лошаденке. Прямик тут есть… Только без провожатого нельзя – повертки знать надо.

Волков взглянул на часы. Было четверть десятого.

– Аккурат поспеешь! – окутываясь клубами махорочного дыма, успокоил его Сюткин. – Проси у бригадира лошаденку, а в провожатые я тебе Катьшу снаряжу. Она в Петрово-то к подруге в гости частенько поезживат…

– Дать-то можно, дело государственное… – почесывая рыжеватую щетину на подбородке, отозвался Силантьев. – Да только какую лошадь-то? Все в разгоне. Разве Орлика?

– Да ты че, Кольша, сдурел? Сбросит еще парня-то! – забеспокоился лесник. – Почитай, с прошлого лета он под седлом не хаживал!

– Дак больше-то и дать нечего, – развел руками бригадир, – не на клячу же водовозную седло наблочивать прикажешь!

– Так оно, так оно, – согласился Сюткин. – А ты, паря, того?.. Верхами-то можешь ли?

– Может, может! – подначил, рассмеявшись, Загидуллин. – Командир у нас с пятнадцати лет в седле, перворазрядник по мотогонкам! Неужели же с мерином не справится?

– Если бы мерин… – вздохнул бригадир.

– Вообще-то мне раньше приходилось ездить… – боясь, что ему не доверят коня, заторопился Олег. – Даже в ночном бывал! Давно, правда, это было…

– А что это за зверь такой, Орлик? – поинтересовался Загидуллин.

– Орлик-то? – переспросил бригадир. – Орлик, мил-человек, это жеребец буденновской породы. Раньше на нем призы на областном ипподроме зарабатывали. А как, стало быть, остарел он, на расплод прислали, для племени.

– Ну что делать будем, Равиль? – после некоторого молчания спросил Волков. – Тебе придется ехать.

– Не-е, командир! Уволь! – отчаянно замотал головой Загидуллин. – Я в этом деле без всякого понятия! От джигита-наездника у меня только фамилия татарская! У нас в Ташкенте я лошадей только на ипподроме и видел… Да и псиной пропах насквозь! – ухватился он за удачную мысль. – Забьет меня жеребец копытами, как волка какого-нибудь! Разве тебе небоевые потери нужны?

– Так оно, так оно… – традиционно поддакнул лесник.

«Где же выход? – задумался Олег. – С одной стороны, покидать группу без разрешения командования нельзя… С другой – позарез нужна связь!»

Ему вдруг вспомнился плакат со словами Ленина, который связисты повесили перед входом на коммутатор части: «Связь как воздух. Когда она есть – мы ее не замечаем, когда ее нет – мы задыхаемся».

«Как образно и глубоко сказано!.. Но где же выход? Послать в Петрово кого-нибудь из солдат? Рискованно. Да и толково доложить обстановку в штаб, понять дальнейший замысел командира… Солдат это вряд ли сумеет… Но сидеть тут и ждать у моря погоды – того хуже! На меня же надеются, ждут результатов! Значит…»

– Ну что, товарищи? – встал из-за стола Волков. – В Петрово поеду я. Загидуллин, остаешься за меня. Днем держи пост наблюдения на сеновале, на ночь – парный патруль по деревне и два дозора на подходах к ней. Еще раз попробуй обрезать след. Душа из тебя вон, а найди хоть направление, куда эти неизвестные пошагали! Вдруг один из них – преступник?

– Есть, понял! – поднялся со скамейки Загидуллин.

– Ребятам днем поспать дай, поочередно, конечно. Ночью всех, включая Максимова, на службу. Уяснил?

– Так точно. Все будет в порядке, командир.

– Да, кстати, Николай Владимирович, – обратился Олег к бригадиру, – транспортер наш надо бы в деревню отбуксировать. Трактор дадите?

– Какой может быть разговор? – удивился Силантьев. – Сделаем.

. – Вот и отлично! – улыбнулся Волков. – Тогда что ж? Идемте, знакомьте меня с вашим Орликом,

Может быть, уж не так и страшен черт, как его малюют?

– Так оно, так оно!.. – ответил за Силантьева лесник и, набросив на голову шапчонку, первым засеменил к выходу.

Глава 5

День выдался теплый, солнечный, но к ночи небо затянуло тучами, остро дохнуло холодом.

В деревне взревел на повышенных оборотах дизель и смолк. Разом погасли огни в домах.

– Кабы дождя не надуло! Поморозим сопли-то! – мрачно предположил Ржавый, оглядывая небо. Он потянулся было за котомкой с сухарями, но Рыбаков остановил его:

– Хорош жрать, кишка твоя ненасытная! Может, дня через два эти сухари жизни стоить будут! Неизвестно еще – возьмем мы этот магазин или нет!

– Чего ето неизвестно? – обиженно засопел Ржавый. – В первый раз, что ли? Сказал – ломану, значит, ломану! Электричества-то в деревне нет ночью, стало быть, и сигнализации нет… А перед делом мне завсегда похавать требуется, а то икота нападает, будь она неладна! – посетовал он и, осмелев, потянулся к котомке. Потянулся, а сам с Рыбакова глаз не спускает…

– Да ладно уж, жри! – махнул рукой тот, достал из кармана выкидной нож, нажал на кнопку. С хряском описало полукруг узкое длинное лезвие, сработанное из обломка циркулярной пилы. Потом он достал из котомки последний кусок вяленой зайчатины и распластнул его на две части.

Мясо было сладко-соленым на вкус и отдавало затхлостью, но Рыбаков старался не думать об этом. В пище заключалась жизнь, а жизнь ему еще ой как нужна!..

Нет, не то жалкое существование, которое он влачит сейчас, а сытая полнокровная жизнь, которая совсем близко, до которой всего один рывок!

И он, Рыбаков, пробьется к этой жизни. Обязательно пробьется!

Теперь он будет умнее. За плечами ха-рр-роший опыт. Пусть горький, но опыт. Он уже никогда не повторит тех ошибок, за которые приходится расплачиваться собственным горбом и долгими годами за тюремной решеткой!

На первое время документы и деньжата у него есть, припрятаны в надежном месте. Ни с какими аптеками, ни с какими наркотиками он больше связываться не будет – опасно это становится. В конце концов, все равно свои же и заложат…

Лучше уж пойти ва-банк, подыскать у себя в Каспийске или где-нибудь на Кавказе тройку отчаянных мужиков, да и обтяпать отделение Госбанка в заштатном, не знающем бед среднеазиатском городишке. Рискануть так рискануть, чтоб в ушах звенело! Потом пластическая операция и жизнь в Риге, Таллине или Вильнюсе. Ему всегда там нравилось – настоящая человеческая жизнь. Снять угол у какой-нибудь бабули… Нет, лучше купить себе небольшой коттеджик, найти работу в автосервисе – в движках-то он, слава богу, волокет получше той шушеры, которая оккупировала большинство «вазовских» станций… «Жигуленок» себе взять… В общем, жить как мечтал! По утрам, как все, в троллейбусе: «Будьте добры, передайте пятачок за билетик», но вечером…

Да-а, человек с фантазией и при деньгах всегда найдет чем заняться. Когда есть деньги, в этой жизни доступно все: и вкусная жратва, и модные тряпки, и самые красивые бабы. Любовь ведь тоже покупается, что бы по этому поводу ни говорили слюнявые моралисты!.. Кто-кто, а уж он-то, Рыбаков, знает, как буквально на глазах добреют самые недоступные красавицы, когда им подбрасываешь фирменные тряпки или цацки с камушками. И будь ты хоть уродом, алкоголиком, самым грязным дикарем с острова Пасхи! Есть деньжата – никуда не денутся, будут бегать за тобой, как дрессированные собачонки! Он же помнит, как это все бывало, когда он возвращался из загранки! Каким нужным и желанным был он, Рыбаков, для всех этих маленьких хищниц! Какие ласковые слова они находили для него! Ну ничего, ничего! Дайте только срок – все это снова у него будет! Надо только не раскиснуть, собраться перед последним прыжком, вырваться, наконец, из этой проклятой тайги… Потом ему будет глубоко наплевать, что подумают о нем эти умники из «эмвэдэ». Он сам, только сам знает, чего стоит в этой жизни! Но как он ни храбрился, как ни убеждал себя в том, что силен и бесстрашен, страх перед тем, что ждет его впереди, перед неизвестностью сжимал сердце, скреб по желудку холодными цепкими коготками…