Коварная красотка

— А чего бы ты хотел выпить, Бенни? — вежливо осведомился я. — Ты не возражаешь, если я буду звать тебя Бенни? А ты можешь называть меня «лейтенант Уиллер».

— Я согласен выпить то же, что и ты, Уиллер, — ответил он. — И ты можешь называть меня Бенни.

— Я пью виски со льдом и капелькой содовой, — сказал я.

— На мне можешь содовую сэкономить, — поморщился он. — А ты тут неплохо устроился: музыка, диски и все такое. Я знавал когда-то даму, которая с ума сходила по этим дискам.

— Ну и что же с ней стало? — Я на миг оторвался от приготовления напитков. — Какова мораль сей басни?

— Откуда я знаю? — Он пожал своими узкими плечами. — Она и в самом деле свихнулась, но мне-то что за дело — после того, как вмешались парни в белых халатах.

Я протянул ему стакан.

— А ее, случайно, звали не Лили Тил?

Опять на мгновение показались выступающие вперед зубы.

— У тебя, Уиллер, в мозгу всего одна извилина: кто о чем, а ты все о своем. Ладно, я тоже хотел об этом поговорить. Зачем?

— Что «зачем»?

— Зачем ты так стараешься приплести Гроссмана к делу этой пропавшей девицы?

— Потому что полагаю, что он в нем замешан.

Ламонт неторопливо плюхнулся в близстоящее кресло.

— Я проделал дальний путь ради этого разговора, — сказал он. — Так что давай не будем прикидываться шлангами, а?

— А кто прикидывается-то?

— Ты, — решительно бросил он. — Что у тебя есть против Гроссмана? Хочешь доказать — он важная шишка, а ты еще важнее? Чем крупнее люди, тем суровее ты их наказываешь? Или не можешь вынести, когда обнаруживаешь, что крепкий парень, к тому же полицейский, не в силах с чем-то справиться?

— Весь этот психоанализ я получаю бесплатно, — спросил я, — или ты назовешь цену? Может быть, мне лечь на кушетку и рассказать тебе о том, что все в моей жизни изменилось с той поры, как я задушил девушку, жившую по соседству?

Он сунул сигарету в угол рта, зажег ее и оставил свободно болтаться, будто предназначал ее для кого-то другого.

— А может, ты хочешь чего-нибудь до примитивности простого, Уиллер? — ровным голосом спросил он. — Я знаю, у меня есть такая дурная привычка — я всегда усложняю ситуацию. А ты, может, хочешь чего-нибудь очень обыденного, простенького, например денег?

— Допустим, что так, — сказал я заинтересованно. — Сколько можешь ты мне предложить?

— Ну, цена тебе ломаный грош, — ухмыльнулся он.

— Предположим, мне пригрезилось, что между исчезновением дамы и поддельным императором сахарного дворца существует связь. Почему тогда оно все так, скажи на милость?

— Что «почему»?

— Почему, если цена мне ломаный грош, Гроссман забеспокоился и прислал тебя сюда?

— Да ему просто интересно стало, — выпалил Ламонт. — Когда такой парень, как ты, наезжает на него без всякой причины, ему интересно узнать зачем. Это же Гроссман, — он постучал пальцем по своему виску, — это голова!

— А ты, Бенни? — поинтересовался я. — Ты кувшин?

— Я тоже голова, — он улыбнулся, — а еще любитель выпить. — Он с надеждой протянул мне пустой стакан.

Пока я готовил ему виски со льдом, он наблюдал за мной через свои две дырки.

— Я не отстану от Гроссмана, Бенни, — сказал я, подавая ему наполненный стакан, — пока не буду абсолютно убежден, что его и Лили Тил ничто не связывает. Так и передай.

— Передам, — небрежно ответил он. — А кто дергает за веревочку? Кто за тобой стоит?

— Никто, — ухмыльнулся я. — Пустота вокруг меня начиная с сегодняшнего утра так стремительно разрастается, что я не вижу на ринге даже рефери.

— Значит, ты сам по себе, один в поле воин? — Он опорожнил стакан и, оставив его на подлокотнике кресла, поднялся. — Может, это и так. Ты давно уже выкидываешь такие коленца, одинокий волк из бюро шерифа.

Он направился к двери.

— Благодарю за виски, Уиллер.

— Я страшно разочарован, Бенни, — сказал я, следуя за ним. — Никаких скрытых угроз, никаких «оставь это дело, или…» и все такое? Я надеялся, что ты хотя бы припугнешь меня скорыми похоронами.

Он открыл дверь и шагнул в коридор, моргая от дыма, попавшего ему в глаза из-за окурка, все еще висящего в углу рта.

— Я уже сказал, что Гроссману это все просто любопытно. И я ему сообщу, что ты всего лишь легавый, который сам не знает, что делает.

— И что потом?

— Проблем не будет, Уиллер, — на миг сверкнули его хищные зубы. — Мы что-нибудь придумаем, если понадобится. — Он потер воздух между пальцами, будто разминал его на мелкие кусочки. — Обязательно придумаем, не беспокойся!

Я закрыл за ним дверь, вернулся в комнату и поставил диск Фрэнка Синатры «Полетим со мною вместе». Фрэнку не нужно было просить меня дважды: я пристегнул привязные ремни раньше, чем он успел зафрахтовать самолет.

Около восьми вечера зазвонил телефон, и требовательный женский голос спросил:

— Лейтенант Уиллер?

— Именно. А кто это?

— Луис Тил. Я хотела узнать, очень ли вы заняты сейчас, лейтенант?

— Абсолютно свободен, — заверил я ее.

— Очень хорошо. — Теперь настойчивость в ее голосе приобрела несколько иной характер, он стал хрипловато многообещающим. — Сижу совсем одна в квартире и подумала, что нам, наверное, стоило бы еще раз поговорить о моей сестре. Я встретила вас тогда не слишком дружелюбно — это все проклятая мигрень, она всегда ужасно действует мне на нервы. Понимаете?

— Я готов, Луис, — серьезно ответил я. — Дайте мне полчаса.

Потребовалось ровно двадцать восемь минут, чтобы добраться до ее дома в Гленшире. Она широко открыла дверь, приглашая меня войти:

— Входите же, лейтенант!

Теперь она выглядела иначе, совсем не так, как в первый раз. Волосы, правда, как были, так и остались рыжевато-золотистого цвета, все же остальное преобразилось совершенно. Вместо элегантного свитера и юбки, восхитительно обрисовывавшей бедра, на ней было скромное белое платье, наглухо закрытое, с широкими рукавами. По подолу шли голубые цветы. Лицо без косметики. Луис Тил олицетворяла саму невинность.

Гостиная, залитая неярким светом, выглядела очень уютно. Когда мы вошли, Луис взяла меня за руку и повела к дивану.

— Я так рада, что вы пришли, лейтенант. — Для пущей выразительности она крепко сжала мою руку. — С тех пор как исчезла Лили, я постоянно ощущаю, что мне здесь кого-то не хватает.

— В качестве замены Лили? — поинтересовался я.

Она вздрогнула и придвинулась ближе, прижавшись ко мне бедром. Ощущение было такое, словно вот-вот сплавятся два раскаленных куска металла.

— Мне очень жаль, что я была такой грубой, — бормотала она. — Вы ведь простите меня, правда? Простите?

— Девушки для того и существуют, чтобы их прощали, — с трудом проговорил я. — Во всяком случае, и для этого тоже.

— Хотите выпить? — предложила она с ослепительной улыбкой. — Сама не пью и все время забываю, что у других людей иные привычки! Там, в баре, есть немного виски.

— Спасибо, — отозвался я. — Я приготовлю.

— Нет, не беспокойтесь! — Она вскочила с дивана так, будто я сказал что-то неприличное. — Позвольте мне сделать это для вас.

Она стремительно пересекла комнату и приготовила мне виски. На обратном пути она сделала крюк и, подойдя к окну, постояла там мгновение, глядя на улицу.

— Вы ждете кого-нибудь еще? — спросил я. — Вам следовало бы предупредить меня, что будут гости.

— Нет. — Она вернулась и вновь села рядом, протянув мне стакан. — Это оттого, что я сильно нервничаю всю неделю. Мне постоянно кажется, что за мной следят.

— Это и правда так?

— Я ни разу никого не видела, — грустно улыбнулась она. — Но я все равно проверяю — на всякий случай.

В стакане, который она принесла, оказалось чистое виски. Я выпил содержимое в три глотка, плотно зажмурив глаза, решив, что было бы неприлично требовать лед и содовую у девушки, которая сама никогда не пьет.

— Тебе надо немного расслабиться, солнышко, — сказал я. — Побереги свои нервы, успокойся.