Чисто случайно

— Тоже нормально.

— А на собачьи бега сходим, а? А в ночной клуб? Шутка. Значит, я подскочу часика в четыре.

— Заметано, старичок.

Во дает, а?

Словом, мы попили пивка, посмотрели видик и я отправил Дээни спать. Он меня поцеловал. Всегда меня слушался. А Келли его всегда баловала.

— Ну как твои дела, Ники? — спрашивает.

— Ничего, Келли, все нормально. Вот еще бы малость расслабиться, вспомнить, как оно, когда вдвоем и никто не мешает.

— Даже не думай, Ники.

— Что значит «даже не думай»? День не тот, или что? А то столько лет ждал.

— Ты же приезжал на побывку.

— На побывку? — Я даже развеселился. Шутит она, что ли?

— У меня появился другой мужчина, Ники.

Вот те раз.

Я сел и уставился на нее.

Посмотрела прямо. Не шутит.

— Что же получается: ты ждала все эти годы, мы трахались только на побывке, а когда меня выпустили, ты нашла другого мужика? Ты чего, Келли, совсем охренела, что ли? Не смеши людей, женщина.

— Это на прошлой неделе было. Я подумала, лучше подождать, пока ты выйдешь, вдруг ты станешь буянить.

— Дьявол, Келли, ты ведь за первые полгода моей отсидки чуть не полтыщи раз собиралась меня бросить, и я никогда не буянил и делал все, что мог, чтобы доставить тебе удовольствие. И вот, когда я вышел и могу оттрахать тебя вдоль и поперек, ты говоришь мне, что на прошлой неделе нашла другого мужика.

— Ты уж извини, Ники. Что вышло, то вышло. Очень уж долго пришлось ждать.

— От черт! Дэнни знает?

— Нет. Но он его видел.

— Кто такой? Если знакомый, ремней нарежу.

— Придется тебе смириться, вот и все. Так будет лучше для тебя самого. Не надо никого резать. Барри не сделал тебе ничего плохого.

— Барри? Что это на хрен за имя: Барри?

— Баррингтон. Барри — это для краткости.

— Баррингтон? Ты шутишь? Он что, черный?

— Нет, он белый.

— Белый по имени Баррингтон? Вот умора. А на чем он ездит? На «Порше»?

— Наверное. Он немец.

Вот это да.

— Это добром не кончится, — говорю ей, — ты трахаешься с немцем по имени Баррингтон, который ездит на «Порше». Что это за немецкий хер, который согласен, чтоб его звали Баррингтон?

— Ну, он не торгует наркотой, не ворует машины, приехал на бизнес-курсы по линии «Общего рынка», водит меня в «Чарли Чан»

[3]

— «Порш» купил?

— Пока нет, — хихикает, — хотел подарить собаку типа тех, которые за зайцем бегают, на стадионе.

— Но не весь стадион, блин?

— Дай срок. Для него это раз плюнуть, — тут она снова захихикала, а я уж больше не смог этого выносить.

— Баррингтон, — говорю, — какого черта ты связалась с хреном по имени Баррингтон? Может, он фон Баррингтон, а? — тут нас разобрал смех, и я, когда вышел на улицу, все еще не мог успокоиться.

И я снова пошел к мамаше. Та говорит:

— Быстро ты вернулся.

— Быстро.

— Был у Келли?

— Был.

— Был, да потрахаться не получилось, оттого и прибежал так скоро, — хихикает Шэрон.

— Перестань, Шэрон, языком молоть, сил с тобой никаких нет, — вступилась мамаша.

— Она подцепила немца, — говорю.

— Что подцепила?

— Немца.

— Ах ты, господи, немца. Он что, черный?

— Да ты чего, мама.

— Она говорит, нет. Звать Баррингтон.

— Баррингтон!

— Баррингтон!

— Ну точно — черный.

— Она говорит, нет. Ездит на «Порше».

— Значит, не черный.

— Вот дьявол.

— Ах ты, бедняжечка, а ты так хотел потрахаться.

— Хватит мерзости пороть, Шэрон…

— Значит, твоя Келли предпочла тебе немецкого хера по имени Баррингтон, который ездит на «Порше». Тут для тебя, Ники, дорожка закрыта. Бросай ты их, верь моему слову, трахай и бросай.

— Откуда ты только этого набралась, — говорит мамаша.

— Трахай и бросай, все равно им только деньги нужны, больше ничего. А эта на его «Порш» позарилась, ясное дело.

— Ну что за мерзкий язык у вас, молодежь. Надо ж такое сказать!

— Да не поршень, а «Порше», мама! Тачка такая германская. А в замок он ее к себе повезет? Я слыхала, эти немцы едят прорву салата. А еще у них агромадные письки, — тут Шэрон снова стала ржать, а в придачу и мамаша, так что пришлось и мне присоединиться. Рыжий немец-колбаса, кислая капуста! Немец! Бабу увел! У меня! — И где! В Чинг-фор-де! От этих иностранцев проходу не стало, плюнь — попадешь в иностранца.

Ничего, она пожалеет, еще обратно прибежит. Как начнет он ей бодягу про свой футбол разводить, да какие они, немчура, молодцы, да как они Кубок Мира три раза взяли, так сразу прибежит. Келли эту игру терпеть не могла, а немцы, все кого я знал, зудят и зудят про футбол. Я, по правде сказать, их только на футболе и видел.

Потом Шэрон попросила сводить ее куда-нибудь и угостить чем покрепче из моего выходного пособия.

Глава третья

Потом все вдруг стало намного сложнее. Все, чего я хотел, — спокойно пожить, но все вдруг стало куда сложнее.

Сперва я, как обещал, взялся сводить куда-нибудь малыша Дэнни: пусть увидит, что папа теперь на свободе и что он — человек солидный.

— Привет, пап! — крикнул он мне, когда я зашел, а сам видео смотрит.

— Привет, Дэнни! Как дела, Келли? Фашиста своего видела?

— Не фашиста, а немца, Ники.

— Один хер. Ну что, полетели, Дэнни?

— Сейчас, только конец досмотрю, пап.

— Досматривай.

Я взял коробку. «Терминатор», ну надо же. Досмотрели вместе конец, потом взяли ему куртенку и пошли.

Поехали мы на автобусе. Не очень-то это подходяще для солидного человека, да вот Келли всегда говорила, что воровать тачки — баловство, и уж точно не хотела б, чтоб я вез в такой мальца. И фон Баррингтон тоже, наверное, тачки не воровал. А что вчера я одну угнал — так это только чтобы старое доброе вспомнить, сейчас-то мне уж двадцать три и всех радостей — тапочки да кружка какао.

Ну вот, добрались мы на автобусе до «трубы». Дэнни от гордости, что отец рядом, сияет, как медяк. Я сам, как гляну на него, как медяк сияю. Да черт с ними, с тачками, когда такой пацан растет.

— Куда идем, пап? — спрашивает.

— В «Макдональдс» ты хотел?

Помолчал немножко, потом на Хоу-стрит снова:

— Пап?

— Что?

— А ты очень хочешь в «Макдональдс»?

— Да я как ты.

— А.

— А куда ты хочешь?

— В Центр Сладостей.

— Индийский Центр Сладостей? — спрашиваю. Стало быть, надо нам разворачиваться.

— Ага.

— А чего тебе там, сладкого чего-нибудь?

— Мун-карри, пап, и бургеры эти ихние с луком тоже, можно? Мама говорит, от карри и у мертвого встанет.

Я чуть не врезался в стену. Ничего себе. Мы прошли по Куинз-роуд до Бейкерз-Армз. Других Центров я здесь не знал.

— Этот подойдет, сынок?

— Супер, пап.

— Не знаю уж, чего у них там есть, но мы с тобой чего-нибудь да найдем, а?

У них было навалом всяких разных карри — и мясные, и овощные, и еще хрен знает какие; мун-карри, правда, не было, но он назаказывал кучу всякой разной снеди. Заказал, между прочим, плошку лаймового соуса, поставил ее посреди стола, и все, что ел, туда макал. У меня от одного взгляда на нее слюни ручьем и в носу защипало, а он из этой плошки чуть не прихлебывал. Ах ты господи. Пацану шесть лет, а он тащится от лаймового соуса. Рехнуться можно.

Наелись до отвала, еле из-за стола вылезли. Идем себе тихонько к Центральной, светло на улице, солнышко глаза слепит, и тут вдруг прямо на ровном месте маленькая заминка случилась. Мики Казинс от Силка вышел.

Оба они торговали тачками — и Силк, и Мики Казинс. Только Силк торговал вроде как легально, а на Мики пробы было негде ставить. Но он ходил в пальто из верблюжьей шерсти, здоровался с кем надо за ручку и на стадионе «Ориент» сидел всегда в директорской ложе. Одним словом, ясно, что за птица. В Чингфорде у него была большая мастерская, а жил он в большом доме возле леса, и купил он это все не на выигрыш в лотерею.