Игра без правил

Отойдя от фургона, я присел на корточки у заднего крыла одной из машин, надеясь, что меня никто не заметит. Долго ждать не пришлось, потому что спустя мгновение из дверей вышел Уильямс. Я выдохнул. Он был один. Необходимость принять решение распирала грудь, как воздушный шар. Убить его сейчас и иметь на одного врага меньше или подождать другого случая? Первый вариант выглядел вполне разумным. С такого расстояния я не промахнусь. Удастся ли выйти сухим из воды? Возможно. Вероятно. В Майами людей убивают постоянно. Избавлюсь от пистолета. Заподозрят ли меня? Возможно. Вероятно. Мотив? Какой? О нашем интимном эпизоде в открытом море никто не знает. И в конце концов, он же пытался убить меня. Сравнять счет. Раз и навсегда стереть с его лица самодовольную ухмылку.

И все же убить человека не так просто.

Преднамеренно убить. Тут перед глазами начало крутиться старое кино, и я не смог остановить пленку.

Ты идешь вверх по лестнице. Сердце громко стучит, напоминая, что ты жив — по крайней мере пока. Под ритм его биения ты медленно поднимаешься по ступенькам. Затем в полной темноте — звяканье металла, и оба стреляют одновременно, словно в кошмарном сне. И всю оставшуюся жизнь, каждый сознательный миг тебя жжет вопрос: что, если бы ты секунду опоздал?

Вдали послышался вой сирен. Картинка перед глазами потускнела и пропала.

И пока я ждал, прячась за машиной, созрело решение: рано. С Уильямсом необходимо разобраться, сомнений нет. Но не сейчас. Никаких скоропалительных поступков. А может, я просто испугался? Неважно. Я почувствовал облегчение, оттого что время еще не пришло.

Я услышал, как Уильямс тихо выругался, заметив разбитое стекло, потом выругался еще раз — уже громче, — когда машина не завелась. Сидя на корточках в темноте, я дьявольски улыбнулся. Услышав скрип открываемого капота, я выглянул из-за багажника, служившего мне укрытием. Постояв несколько секунд, Уильямс с грохотом захлопнул капот, не переставая сыпать отборной бранью. Он с подозрением огляделся, но поделать ничего не мог. Я видел, как он звонит кому-то по мобильному. Матерясь вполголоса, он направился в сторону Вашингтон-авеню. Наверняка собрался в любимый клуб Вивиан «Угольки». Я подождал, пока он скроется за углом, и побежал к машине.

Развернувшись, я погнал по Мичиган-авеню в обратную сторону. У парка повернул налево и проехал несколько кварталов на восток в сторону неоновых огней Вашингтон-авеню. Мне удалось припарковаться напротив круглосуточного магазина. Всего полквартала отделяло меня от главной улицы, где тротуары были запружены народом, а машины стояли в плотной пробке. Влажный воздух пропах китайской кухней. Я бережно нес под рубашкой пистолет, как пропуск на вечеринку к смерти.

Есть на земле места, которые, кажется, появились из ничего сразу такими, какими ты их знаешь. Я имею в виду некоторые кафе и клубы, которые процветают и благоденствуют, в то время как другие предприятия прогорают, едва открывшись. Я не раз наблюдал подобное за годы, прожитые на Саут-Бич. «Угольки» как раз принадлежали к первой категории. Мэтсон вместе с Ником и еще несколькими пассивными партнерами [17]открыли заведение за несколько месяцев до нашего знакомства, и в первый же вечер у двойных позолоченных дверей собралась толпа, гудящая в нетерпении, как комары после долгого дождя.

Здесь развлекались шейх и Космонавт. Манекенщицы покачивались на танцплощадке, как пальмы на ветру. Наверху, в VIP-отделении, мне приходилось видеть такое, что обычно происходит в мотелях, в комнатках с зеркальными потолками, клопами и почасовой оплатой. Я думал, что никогда не появлюсь здесь снова, равно как считал, что больше никогда не увижу Вивиан. Похоже, в обоих случаях я ошибался.

По меркам Саут-Бич было еще рано, всего двадцать минут первого, но к «Уголькам» уже тянулась длинная очередь. Со стороны океана пригнало дождевую тучу. Люди прижимались спинами к стене и старались укрыться под низкими карнизами занавешенных окон второго этажа. Я стоял на противоположной стороне улицы под навесом у входа в салон татуировок и смотрел, как они мокнут. Косой дождь падал с яростью, рождающей джунгли, обезьян-ревунов и наводнения. Вода заполнила сточные желоба и выплескивалась на тротуар, отступала, но поднималась снова.

Очередь медленно продвигалась к двери, где высоченный Сидни сверял имена со списком приглашенных — эдакий святой Петр у райских врат, который следит, чтобы грешники не попали на Небеса. Сидни был одет в белую, расшитую блестками мантию, делавшую его похожим на невесту-великаншу, жениху которой не позавидуешь. Желтый парик, контрастировавший с черным цветом кожи, не добавлял ему привлекательности. Трудно поверить, что когда-то он работал в Детройте тренером по карате, — пока не увидишь, как он коротким ударом вырубает какого-нибудь буяна.

Я дождался, пока дождь немного стихнет, и побежал ко входу. Двое вышибал по бокам у Сидни выпрямились и приготовились дать мне пинка под зад. Сам Сидни посмотрел на меня сверху вниз, словно я был водяным жуком, плывущим по поверхности озера. Даже без каблуков он был бы выше меня на три дюйма, на каблуках — на все шесть или семь. Уже фута за четыре я почувствовал запах его духов, который вызывал у меня далеко не романтические чувства. Как обычно, он перестарался с макияжем. Губы были накрашены помадой цвета лиловых орхидей, тушь уже начала стекать по лицу, темному и красивому, как у актера Дензела Вашингтона.

— Привет, Сидни, — сказал я. — Не говори, что не помнишь меня.

Он захлопнул книгу приглашенных жестом, каким проповедник после мессы закрывает Библию.

— Будь я проклят! Вы только посмотрите, кто пришел! Ты где пропадал, сушеное бремя белого человека? Я думал, Господь призвал тебя. Либо он, либо дьявол, одно из двух! Последний раз мы виделись, когда играли в пул [18]в той ночной забегаловке за библиотекой, помнишь?

— Помню. У тебя тогда украли парик.

— Беда с этим захолустным городишкой, Джеки, — посетовал он. — Снимешь на минутку волосы, как их тут же сопрут.

— Да, нравы изменились, — признал я. — Кстати, Вивиан здесь?

— Думаю, да.

— Можно войти?

— Думаю, нет.

— Почему?

— Прикид у тебя неподходящий. Если впущу тебя, придется и бомжей впускать.

— Ситуация чрезвычайная, — сказал я. — Слушай, один разок, только сегодня. Мне на десять минут.

— Что случилось?

— Ее ищет один нехороший человек.

Сидни внимательно посмотрел на меня. Должно быть, он почувствовал мое отчаяние, потому что велел помощнику меня пропустить.

— Ты, наверное, как-то проскочил. Лично я ни хрена не видел.

— Точно, я зашел с черного хода.

— В таком виде — не иначе.

Вышибала приподнял канатик с бронзовой стойки и, пропустив меня, повесил на место.

— Он же не в том прикиде, — сказал он.

— Заткнись, — ответил Сидни.

— Слушай, Сидни, а ты юридическую школу-то закончил? — спросил я.

— Закончил, конечно.

Он похлопал меня по спине.

— И экзамен на адвоката сдал — с первого раза. Уже записался на несколько собеседований в следующем месяце.

— В суде до тебя еще недозрели, — сообщил я.

— Братан, до меня и здесь недозрели, пока я не пришел. Не волнуйся, днем я одеваюсь по-другому.

Я придвинулся к Сидни, чтобы никто не услышал наш разговор. Ему пришлось наклониться.

— Хочу попросить еще об одном одолжении, — прошептал я.

— Что нужно?

— Меня преследует один парень. Высокий, почти как ты, лысый, рыжие усы, накачан анаболиками. В черной коже. Вид сумасшедший. Если не сможешь не впустить его, хотя бы задержи.

— В чем проблема?

— Не спрашивай. Не скажу.

— Понял. Проходи.

Я миновал двойные стеклянные двери, обильно украшенные бронзой, и в глаза ударил свет, как предвестник неприятных приключений. В баре люди стояли рядами, и три бармена в белых рубашках с розовыми галстуками-бабочками скользили между ними, как фигуристы. Сигаретный дым висел настолько плотным облаком, что потолок казался ниже, чем на самом деле. Воздух пропитался запахом духов и пота, женские тела были прикрыты лишь в той мере, чтобы не подавать повода для ареста. В «Угольках» играли прелюдию к оргии.