Чисто случайно

И я рассказал им. Все, что знал. Даже о том, как сидел в одной камере с этим Слипом.

Короче, рассказал им все, как оно, по моему разумению, было.

Освободился я, значит. Потом участковый Джордж ко мне подъехал. Подкатился, дескать, потому, что Рамиза кто-то отметелил, а коппера кто-то пришил. Легавые почему-то решили, что я с этим как-то связан. Они подумали, что я стану мстить за Рамиза. Решили, что раз оно так, то я стану стучать им на чувака, который сержанта ихнего вонючку замочил. Надо полагать, они хотели, чтобы я, в конце концов, с кем-то разобрался, а может, кого-то и порешил. Неофициально, мол. Короче, снаружи у Старины Билла все было как положено, по закону. Но на деле они хотели кого-то убрать и были не против за это отслюнить.

До сих пор я считал, что все это, может быть, каким-то образом и вправду связано со мной тоже, но уж точно не так круто, как по ихнему выходило.

Я отмотал свой срок и когда вышел, одного хотел — отоспаться. Ну, еще пивка попить, оттрахать пару-тройку телок, может, разузнать насчет слиповых ямайских заморочек. Короче, чтоб все тихо-мирно. Этот Рамиз кому-то наступил на хвост — его проблемы. Ну да, сходил, проведал его, так он меня никогда не просил ни во что встревать. Сержанта гребаного Гранта пришили, ну и хрен с ним. Гробовщикам прибыток.

Потом все повернулось по-другому. Я мало сказать не напрашивался — на кой хрен мне это надо — а только оказался в героях дня. Сперва меня ославили после цирка на почте. Потом тачку Джимми Фоли обстреляли, а нашей Шэрон грозили какие-то девки. Потом Дина и Джорджа, и меня побили, и мы оказались на койках рядом с Рамизом, хлебали из одного чайника. Потом кто-то порезал Норин. Потом мне сели на хвост аж до самой Ямайки. Я понимал, что это чьи-то козни, все понимали, что это чьи-то козни, а я — их причина. Только вот сам я эту причину убей бог не понимал.

— Наверняка это чьи-то козни, — говорю. Говорю, а сам все думаю: ну зачем они потащились за мной на Ямайку? Сперва они, типа, предупреждали меня, хотели, может, чтоб я не лез на чужую делянку. Потом, когда их, видать, крепко прижало, как тогда, с сержантом Грантом, — может, они решили, что их заметили, засекли, — собрались отправить меня прямиком на тот свет.

— Наверняка кто-то за всем этим стоит, — говорю, — только я прежде никогда это дело как следует не обмозговывал. Ни разу не складывал все в одну картину — вот только теперь, когда сижу тут с вами да попиваю апельсиновый сок.

— Что ты имеешь в виду, Ники?

— До сих пор я думал, что кто-то хочет убрать меня, а почему — не знал. А сейчас, когда я взглянул на все как бы со стороны, вижу, что дело тут не только во мне. Одних ребят, кого я знаю, поколотили, других почему-то нет. А может, мы все вместе стали чего-то там ковырять на ихней делянке?

— На чьей делянке?

— А хер его знает… ой, бля бу… миссис Док, вот дерь… короче, извините бога ради, с языка слетело…

— Ничего, все в порядке, Ники, ведь вы пытаетесь сосредоточиться. Продолжайте, пожалуйста.

— Да не знаю я, чья. До сих пор понятия не имел. Чиф-суперинтендент, старшая инспекторша по пробации и Мики Казинс. Как вам такой компот? А может, не по мою они конкретно душу; может, все это оттого, что кто-то покусился на их делянку? Может, у них типа эксклюзив на рынке, и не желают они терпеть чужого духу? А может, они все вокруг контролируют, все у них схвачено, и они просто предупреждают других прочих на всякий случай: не влезай — убьет. А?

— Продолжай, пожалуйста.

Я хотел подумать, но для этого надо было сглотнуть. Сглотнуть было больнее, чем просто дышать. Однако сглотнул.

— Теперь, значит, почта эта. На почтах крутятся агромадные бабки. Часто тут завязана крутая наркота. Всякий, у кого есть пугач, идет грабить почту, это плевое дело. Кто-то срывает большой куш, полдня шум-гам-тарарам, потом все стихло — и тишина. Отличный бизнес. Возможно, кто-то это дело контролирует, типа помечает, галку ставит — где и когда. Ясное дело, этому чуваку не в жилу, когда кто-то его планам помехи строит.

Я еще пару раз сглотнул и еще подумал.

— Тачки — это тоже о-го-го какие бабки. Может они и не чесались, когда всякие шибздики тырили разные там «опель-астры» да «гольфики» для таких, как этот Рамиз. Но потом он возомнил о себе, замахнулся на «джипы» и «порши». Потом с ним приключилась беда, и он угодил в больницу. А как же — «джипы» и «порши» должны поступать без сбоев. Стырили, по-быстрому в Тилбери-порт, в контейнер, на борт и с концами — главное, чтоб раньше, чем сработает «маячок», из тех, что ставят теперь на крутые тачки — бип-бип! На этих «поршах» они такие бананы срубают. А тут этот Рамиз встрял, к тому же «ягуар» себе заныкал, они его отобрали, а он обиделся и к ним в гости попер. Тут они и прочухали для себя угрозу, понимаете, к чему я клоню?

Слишком уж много совпадений: Дина порезали, а Джимми обстреляли, когда оба они тихо вкалывали каждый на своей маленькой делянке. Может, конечно, и они кому-то на мозоль наступили: может, кто-то на этом месте уже наладился большое дело делать и большие прибыли получать.

Когда вернусь, задам пару вопросов нашей Шэрон насчет того, чем она сейчас занимается и вообще. Думаю, предупреждали ее не только потому, что она сеструха моя.

Ну, и наконец — они прознали насчет моей поездки на Ямайку. Тут они подумали — вот это уж точно неспроста: готовится что-то серьезное. Лежаки? Может, у них крупный заказ на лежаки? Шезлонги могут обрушить их рынок? Чепуха. Наверняка они подумали, что я еду закупать ганжу или крэк. Вот они и кинулись за мной, поглядеть, как и чего, может, и пришить меня между делом. Господи. Да, это оно и есть.

Я много об этом думал. До чего-то я допер еще ночью, до чего-то в ванне, а до чего-то вот сейчас, когда все это перед ними раскладывал. Чувствую — сил нет, как устал.

Глупо, конечно, — говорю, — мы ведь всего-то хотели типа поработать по-честному. Я-так теперь хочу спокойной жизни. И уж меньше всего нам охота с ними воевать. Я и понятия не имел, что у них так все кругом схвачено да завязано. А тут выясняется, что главное для них — это убрать нас с ихней делянки и чтоб непременно ногами вперед. Нехорошо все это, некрасиво. Они все снюхались, меж собой договорились. Все у них распилено — бизнес в Уолтемстоу весь между ними поделен, стригут себе дивиденд и чтоб никому ни крохи от него — отвали! Позарился на большее, чем имеешь — тебе предупреждение. Встрял куда по-серьезному — размажем по стеночке.

Док и его миссис, и эта Джейн попивают себе апельсиновый. Что еще делать в субботу утром — только апельсиновый сок и трескать. Потом док Фрэнсис говорит:

— Мне кажется, — говорит, — что они, возможно, начали забывать об осторожности, поскольку искренне считают, что ты, мой юный друг, представляешь для них угрозу. Если человек хватается за мачете — любой белый человек, который берется за мачете в качестве оружия на Ямайке, — значит, он забыл об осторожности. Разумеется, в сельской местности и по сей день имеют место нападения с применением мачете, но типичное орудие убийства в наши дни это все-таки пистолет или револьвер. Но они — иностранцы, и поэтому огнестрельного оружия у них быть не могло. Мне очень жаль, но я должен признать тот факт, что, как я полагаю, они намеревались лишить тебя жизни, мой юный друг Ники. Если бы они, умерщвив тебя на тропе, бросили твое тело в кустарник, тебя бы не обнаружили и спустя несколько недель, быть может, даже месяцев.

— Ни фига себе шуточки, да? Ну ладно — охота тебе провести отпуск на солнечной Ямайке, так будь готов, что тебя тут грабанут по-легкому — это еще куда ни шло, но разве это дело, когда трое обормотов из Уолтемстоу вдруг решают, что ты кому-то на этой планете мешаешь, и поэтому тебя следует немедленно порубить и в кустарник.

Короче, мы выпили еще немного апельсинового сока, а потом я еще выпил примерно восемнадцать чашек ихнего кофе. Лично я так и не почувствовал разницы между ихним кофе и «Нескафе», правда, ихний раз этак в десять покрепче, хотя все вокруг продолжали клясться и божиться, что это самый лучший кофе в мире, ну самый-рассамый. Другой бы спорил.